Болезнь Альцгеймера - заболевание, при котором ухудшаются, а затем и утрачиваются мыслительные функции. А преданность это верность, непоколебимая приверженность, основанная на любви и проявляемая даже в трудных обстоятельствах.
Читайте, пожалуйста, историю о неизлечимой болезни и преданности. И пусть вас первое не коснётся, а второе никогда не оставит. В лице близкого человека или четвероного друга, не важно.
Девяностые. Лето. Утро. Денег только на хлеб и пакет молока. Муж упорно верен месту работы, хоть и второй месяц не платят. Я это принимаю, поскольку сама стою на бирже труда и бесконечно хожу на собеседования. Мы оба в паутине апатии.
Но ребёнка надо чем-то кормить, и я собираю в сумку то, что могут купить на мини барахолке. Пуховичок, из которого вырос сын, его же брючки, джемпер. Всё в отличном состоянии. Упаковки с травами, на тот момент, дефицитными.
Бирюзовый пуховик уходит быстро, за смешную цену, поскольку торгаш я никакой и всё ещё, по-советски, стеснительный. Прилавком мне служит старая клеёнка, расстеленная на ящике, но без яркого пятна - пуховичка, на него никто не смотрит. А время к обеду.
Передо мной останавливается элегантно одетая женщина. Но я её интересую больше, чем товар. Говорит:
"Здравствуйте! Лично мы не знакомы, но я вас не раз видела в коридорах городской газеты. Вы были нашим внештатником, да? И наверняка из многотиражки! Я Людмила Сергеевна, корректор "горгаз." Правда, теперь не к коммунизму призываем, а прославляем свободу."
Я вяло подтверждаю информацию и смотрю в сторону: лялякать впустую, желания нет. Но Людмила Сергеевна не прощается, а задаёт идиотский вопрос:
"А вы готовили помидоры по-гречески, с салом? Обалденная макалка для свежего хлеба или добавка к любому гарниру. И вы мне своё имя не назвали."
Вот пристала! Но, с вежливым хладнокровием, отвечаю:
"Ну, наверное, я уже Лина Олеговна, всё-таки чуть 30+. И нет у меня ни томатов, ни сала, ни греков, которые бы научили готовке."
Людмила Сергеевна обрадовалась:
"А у меня, как раз лишние помидоры! Муж к своим мотался в деревню и столько привёз! Уже портится начали. Я на машине. В 84-м году купили, благодаря загранкомандировке мужа. Заскочим ко мне, а потом я вас отвезу. Не дармовщинку предлагаю, а бартер. Помидоры вот на этот сбор!"
И положила одну из коробок с лекарственной травой себе в сумку. Я покорилась, но в квартире дальше коридора не прошла - сын долго находился дома один и мне хотелось поскорее вернуться. Вскоре Людмила Сергеевна вышла ко мне с наполненной холщовой сумкой.
И доставила, как обещала, до места, не мучая разговорами.
В сумке оказался пакет с картошкой, кусок свежего сала, пара головок чеснока, букетик свежего укропа и шесть штук деревенских яичек. Это, кроме томатов и сопроводительной записки. В ней рецепт помидоров по-гречески, салом и номер домашнего телефона Людмилы Сергеевны.
Пережившие тот нелёгкий период, мои чувства поймут. Они утроились, когда моя семья уплетала пюре с "греческой макалкой." Мой благодарный звонок Людмиле Сергеевне положил начало, если не дружбе, то близкому знакомству. Она была старше на 10-12 лет.
Эта разница казалась то колоссальной, то абсолютно не ощущалась. Всё на свете умея - шить по выкройкам модных журналов, вязать, вышивать, плести макраме, готовить шедевральные блюда, она не была идеальной хозяйкой. Её квартиру можно было застать, как сияющей чистотой, так и захламлённой.
Домашнее разнообразие сменяли полуфабрикаты или еда на скорую руку. Сама, по настроению, из леди превращалась в простушку и обратно. Она много читала (корректура не в счёт), имела бездонную память на стихи, афоризмы. И считала ошибкой советской прессы прямо-таки прилизывать героев публикаций.
Говорила очень серьёзно:
"Ну, вот что бы случилось, если б в описание доблестей славного семьянина, коммуниста и труженика, вошла картинка, как он, от души выпив на юбилее, потом будил тишину песнями у себя на балконе? Да он только бы живее и ближе стал читателям! Ведь внутри, любой индивид - хамелеон. Сегодня он добрый, завтра - не очень. Главное, чтоб стержень был в человеке, а не ржавый гвоздь."
Но и новый уклон не особенно одобряла:
"Сплошная чернуха пошла. Коры (корреспонденты) будто, наконец, с привязи сорвались. Соревнуются, кто дальше плюнет. А корректор - читай!"
Работу свою Людмила Сергеевна обожала, а главным считала семью - мужа, Михаила Юрьевича, и сына Алёшку, рождённого в 32 года после нескольких бесплодных лет и внематочной беременности. И вот в своём супруге, она рассмотрела стержень вскоре после знакомства.
Потому и из-за сожительства - четыре года, не переживала. Они были студентами - будущие инженеры и педагог. ЗАГС им показался необязательным - хватало сладких, любовных оков. Сняв комнатку, оба подрабатывали. Родители Михаила, не переживая, привозили деревенские дары.
А Людмилины до ректората дошли. Пришлось девушке перед собранием комсомольским оправдываться и слово дать, что с "аморалкой" будет покончено. Но уже назло расписываться не пошли. Защитившись, и устроившись на работу, самостоятельно накопили на свадьбу.
Жених был потрясающе красив, а невеста - милой. Люда знала, что внешне, она до Михаила "не дотягивает," но разве это имеет значение, если мужчина и женщина созданы друг для друга? Потому-то спокойно свадьбу четыре года ждала и знала, что, если не сможет родить, Миша её никогда не оставит.
Но! Как там она говорила - "каждый индивид хамелеон"? Сегодня верен, завтра - не очень?
Их сын начал посещать детский сад, а Людмила Сергеевна, расставшись со школой, работала корректором на испытательном сроке в "горгазе" (городской газете). Вдруг новость: Михаилу командировка во Вьетнам выпала. Проект, рассчитанный на три года. На такой срок, обычно ехали семьями.
Людмила Сергеевна, разочаровавшаяся в педагогическом опыте, новое поприще - корректуру главного городского издания, терять не хотела. Такой вариант ей мог больше не выпасть. Спросила: "А в отпуск, сможешь на родину приезжать?" Михаил ответил утвердительно.
"Значит, переписка и ожидание отпуска, Миша!" - решила жена.
Письма выходили обоюдно нежные, встречи страстные. Михаил Юрьевич, придерживаясь экономии, привёз кучу денег. Всего тысячу заняли, чтоб приобрести годовалые "жигули," а гараж получился в рассрочку. И дальше покатилась жизнь - совершенно счастливая.
Наверное, год миновал, когда принесли заказное письмо на имя Михаила Юрьевича. Он ещё не вернулся с работы. Конверт жена приняла и, по почерку, догадалась - женщина, что-то желает сказать её мужу. Ну и вскрыла, наплевав на этичность. С первых строк поняла - ностальгия любовницы по любовнику.
Видно не только на работу находилось время у Михаила в дружественном Вьетнаме. Год, как разъехались по своим городам и семьям, а бабёнка, смотри-ка, призывает вспомнить, как им было хорошо. Аккуратно заклеить конверт не составляло труда, но это означало разговор с мужем.
Ему, хоть как, придётся объяснять, от кого письмо из Ижевска. А это, как с ульем - одну пчёлку обеспокоишь, сотня подтянется. И что тогда останется от семьи? Долгая разлука и уже год после неё, реабилитировали мужа в глазах Людмилы Сергеевны. Он был ЕЁ мужчиной, а она ЕГО женщиной.
Остальное - случайность. Как простуда. Письмо сожгла и Михаилу Юрьевичу ничего не сказала. А вот мне объяснила:
"Он предан мне на уровне души. Допустим, если мы окажемся в пустыне и я утрачу способность идти, Миша меня будет нести, пока сможет. А потом рядом умрёт, но не оставит."
Десять лет спустя, им выпала не пустыня. Но немилосерднее.
Опомнившаяся, жизнь шла ровнее. Я, например, уже в военном комиссариате работала. А Людмила Сергеевна - в типографию института - корректура методичек, учебных пособий, небольших частных заказов. Общались мы реже, но также тепло.
Она скучала по сыну и этим объясняла воё апатичное состояние. Выбрав Питерскую жизнь, Алёша учился в институте, снимал с друзьями квартиру, работал в курьерской службе. И уже было ясно - в родной город он будет только в гости заглядывать. Михаил Юрьевич подарил ей мальтийскую болонку.
Так сказать, метиску, но очаровательную. Людмила Сергеевна ей лично имя дала - Пломбирка. В своём духе, объясняла:
"Во - первых, похожа на тающее мороженое, во-вторых, любит пломбир, а в - третьих, вызывает у меня пломбирное настроение!"
Ну, и звали то Пломба, то Пломбирка. Но однажды, обе клички из памяти хозяйки, вылетели. Даже первая буква. Удивившись, она взяла словарь, в надежде встретить слово - толчок. Такой её муж и застал - под боком собачка, в руках словарь. Засмеялся: "Что, Пломбу грамоте учишь?"
Память ожила. Случай показался курьёзом. Но другие посыпались, как горох. Забытые в духовке пирожки, выкипевший суп, путанье кранов с холодной и горячей водой. Возвращаясь с работы пешком, свернула не на ту улицу и с полчаса просидела, разбираясь, куда идти. И на работе досадные ошибки пошли.
Бедная Людмила Сергеевна не понимала, что происходит. Может, так выглядит климакс или это банальное переутомление? Меняла режим, принимала импортные витамины. Но всё чаще обращалась к мужу "Алёша," и, на его глазах, затруднилась составить список покупок.
Михаил Юрьевич понял, что с женой происходит, что-то серьёзное. Болезнь Альцгеймера и в голове не держал - она же даже не пожилая! Но настоял показаться неврологу. Анализы, тестирование, МРТ. Всё в частном медицинском центре.
Оказалось, коварной болезни Альцгеймера безразличен возраст и уровень образованности человека. И разрушать мозг Людмилы Сергеевны она взялась весьма агрессивно. Невролог успокаивал:
"Регулярно принимая препараты, которые я назначу, вы достаточно долго сможете жить без особых изменений."
Но вскоре пришлось оставить работу. За первой уступкой болезни пошли другие - не выходить одной из дома, заводить будильник, если готовишь. Со дня обращения к врачу, миновал год, а Людмиле Сергеевне объявили вторую группу инвалидности.
Михаил Юрьевич, соучредитель, каких-то объектов питания (пригодились деньги, вырученные от продажи квартиры почившей родственницы), имел возможность быть рядом с женой. Иногда нанимал компаньонку. Слово "сиделка" в семье избегалось.
Просветления и даже ремиссии наблюдались, но всё равно, это была ДРУГАЯ Людмила Сергеевна. Я её навещала - телефонные разговоры с длинными паузами, стали бессмысленными, и плакать хотелось. Интеллигентная умница, многим милая, она выглядела осунувшейся и растерянной.
Обращаясь ко мне именем другой знакомой, сказала, с оттенком стеснения:
"Читать затрудняюсь, хоть опять в школу иди! Говорила мне мама - поступай в институт! А я ленилась. Поэтому и на работу никуда не берут. Смотри - учись!"
Я её обняла, чувствуя себя лет на двадцать старше. Перевела разговор на Алёшу - их с Михаилом сына. Людмила оживилась, но говорила о нём, как о маленьком мальчике: "Скоро Он приведёт Алёшу из садика. Тогда и есть сядем." "Он" - это муж. Не смогла имя вспомнить.
По ночам обострялась паранойя. Будила мужа (постель оставалась общей) и просила проверить, кто там "ходит и шепчется." Он, честным образом, проверял и докладывал: "Всех победил. Можно спокойно спать." Присвоили вторую группу инвалидности - дела стали совсем не хороши.
Людмиле Сергеевне, на тот момент, и шестидесяти не исполнилось. Обидно. Например, мама моей знакомой, с таким же диагнозом, вполне стабильно жила на лекарствах и даже нянчила правнучку, пока внучка занималась делами. Забывчивая старушка, нуждающаяся в некотором контроле - не более.
Супруг, Михаил Юрьевич, относился к ней с нежной заботой и снисходительностью. Сам купал, следил за приёмом лекарств. Выходили на прогулку - под руку. Людмила Сергеевна тщательно причёсанная, на платье - ни складочки, пахла духами.
В магазины уже не брал - жена начинала нервничать и мешать процессу покупок. Мог сказать: "Не дури, Людок, ты всё прекрасно помнишь. Это наша собака - Пломба." И жена радовалась, что собака "навсегда их," а не соседская. Сын приезжал, но общения с матерью не получалось.
Молодого человека шокировала "модель неузнавания." Не умел вписаться в неё. И даже высказал мнение о специализированном пансионате для матери. Разумеется, платном и проверенном. Он уже мог поучаствовать деньгами. Михаил Юрьевич кивнул:
"Пожалуй. Там медицинское наблюдение, правильный режим. И компания подходящая, согласно теперешнему мышлению мамы. Ей там, несомненно, понравится! Только, я-то один, что ли останусь?"
В общем, прикалывался.
Никуда он свою Людмилу не собирался сдавать, выбрав самое правильное - принять ситуацию, которую невозможно исправить. В 2012-м году я их, в последний раз навестила - при жизни Людмилы Сергеевны. Поговорила только с Михаилом Юрьевичем - подруга смотрела на меня, как на чужую.
Потом я сама заболела и выключилась из текучки почти на три года. В 2017-м году, уже переехав в посёлок, узнала, что Людмила Сергеевна умерла, несколько лет не дожив до семидесяти. Решилась, разок, потревожить Михаила Юрьевича. Он жил один. Пломбирка чуть раньше хозяйки ушла.
Муж со мной не поднялся, ожидая в машине и от чая я отказалась. Поводом для прихода назвала абрикосы - нам очень много, знакомые, по дешёвке, продали. Рассказала ему про "пустыню," то есть про уверенность жены, что муж её не оставит при любых обстоятельствах.
Пожилой, но по-прежнему интересный мужчина, сказал:
"За годы её болезни, не раз хотелось освободиться. Поместить в пансионат, как Алёша советовал и навещать. Только похоронив, понял почему не смог так поступить. "Любовь не знает своей глубины до часа разлуки." Это я прочитал в Людмилином ежедневнике."
от автора: По просьбе из отзыва, добавляю рецепт помидоров по-гречески, с салом. Напоминаю: он не классический, а от Людмилы Сергеевны - из голодных лет. Сытный и калорийный.
Очень мелко нарезаем свежее сало (солёное тоже подойдёт) - до 100 гр., в зависимости от возможностей. Пусть оно топится, подрумянивается на сковородке. Помешиваем, не допуская подгорания. Между делом, измельчим чеснок (кол-во по вкусу) и бросаем к разомлевшему салу.
На наших глазах, оно превращается в мелкие шкварки. Кругляшами, нарежем помидоры. Желательно мясистые или любые. Кладём их на сало. Если всё-таки, жирка получилось маловато (например, от 50 гр. сальца), капнем постного маслица.
Присаливаем. При желании, перчим. Огонь умеренный. Подгорелость нам не нужна. Томим, томим - размягчаем до появления сока. Помидоры переворачиваем. Ещё немного держим на огне. Добавляем укроп (или не добавляем). Всё! Греческая макАлка должна получится жидковатой и жирноватой.
Поедают её с хлебом (желательно свежим). Но и к любому гарниру - пюре, макароны, рис, та же гречка, весьма подойдёт.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина
