Саня присел рядом с инженером. Осторожно тронул Петрухина за плечо:
- Сергей Александрович!
Сергею были безразличны все голоса… все слова на свете… И всё, что происходит на свете, – колючий и холодный дождь, доцветающий клевер, неприметная скользкая тропинка, кресло, что осталось на склоне, – было безразлично горному инженеру Петрухину.
Потому что он не сумел встать, не сумел сделать шаг – хотя бы один…
А в Юлиных глазах – испуг… и брезгливая жалость…
И… она никогда не вернётся, – раз так уверенно и настойчиво предложила продать их дом…
- Сергей Александрович!
Не хотелось глаза открывать.
Ничей голос слышать не хотелось…
А голос – отчаянный, мальчишеский, – прямо в боль сердца врывался:
- Сергей Александрович! Как же вы… так…
Мальчишеский голос надо услышать.
Про Полюшку мальчишеский голос напомнил.
С экскурсии ребята вернутся вечером, и дед сказал, что сам встретит Полюшку у школы. Договорились, что батя заберёт Полинку к себе.
А голос – мальчишеский, отчаянный.
Все другие голоса – безразличны.
А на мальчишеский голос надо откликнуться.
Сергей приподнял голову.
Туман в глазах понемногу рассеивался, и Петрухин узнал мальчишку: Санька Сотников.
Сергей виновато улыбнулся, объяснил:
- Да вот, Сань… Так получилось. Хотел встать: думал, – смогу. Видно, силы не рассчитал.
Санька метнулся к креслу, спустил его со склона:
-Давайте, Сергей Александрович… Я помогу Вам: подняться-то надо.
- Надо, Сань, – вздохнул Сергей. – Ноги только… не слушаются.
-Так вы за меня держитесь… За плечи мои. Я сильный.
- Спасибо, Сань. Что сильный, – вижу. Только давай лучше так: ты придержи кресло… а я на руках подтянусь.
Получилось не сразу…
Промокли и перепачкались оба – и мальчишка, и инженер Петрухин.
- Сань, ты вот что. Ты домой иди. Дождь… и вечереет. Мать уже волнуется. – Кивнул на потрёпанный Санькин ранец: – После школы дома ещё не был?
Санька рукавом вытер лоб:
- Никуда я не пойду. Вы сами не подниметесь… И коляска не поднимется по склону – скользко. – Протянул инженеру Петрухину руки: – Держитесь.
Вдруг получилось – встать на колени…
Санька так обрадовался, – будто сам одержал какую-то трудную победу:
-Воот!.. Держитесь! Ещё немного!
Обмануть мальчишескую радость было невозможно.
И силы взялись – не откуда-то, а от Санькиных рук.
В кресле Сергей устало прикрыл глаза… и перевёл дыхание.
-Я помогу вам… до дома вашего, – сказал Санька. И… покосился на пустую бутылку из-под самогонки…
Петрухин понял:
-Было дело, Сань. Думал, – поднимусь.
У калитки протянул мальчишке руку:
- Спасибо тебе.
Санька побежал домой: и правда, – влетит от матери… по первое число.
И Елена Владимировна, англичанка, уже, небось, звонила… И братухе, наверное, снова наказывала, чтоб матери передал, – про Саньку…
Андрюха в шестом классе учится, – ещё бы ладно… Так англичанка и к малому, к Максиму, заходит, – в третий класс. Тоже долго объясняет ему – про старшего брата… какой он разгильдяй, шалопай и лодырь. И требует, чтоб малый так и сказал матери: не примет мер, не призовёт к порядку Саньку, – Елена Владимировна пойдёт к директору шахтоуправления… А как же! Раз ваша мать сама не справляется… Пусть ей по месту работы объяснят, как надо воспитывать детей!
Братья ни разу не передали матери – что англичанка говорила про Саньку… и что она к Черноярову собирается.
Мать работает стволовой поверхности: руководит спуском шахтной клети в забой, а после смены поднимает шахтёров на-гора. Работа у матери непростая – так же, как у шахтёров, бывают ночные смены. Шестиклассник Андрюха считает: ещё англичанкиных слов не хватает ей!..
А старшему брату сказал:
- Сань, у англичанки хватит ума: пойти к Черноярову. Ты б всё ж выучил эти… как их там, – артикли. И двойки исправил бы. А то мать волноваться будет.
Санька и сам знает, что надо выучить…
Побыстрее бы восьмой класс окончить, и – в горный техникум!
Саньку кто-то окликнул. Оглянулся – Олег Усольцев, одноклассник.
Подошёл к Сане вразвалку. Ухмыльнулся:
- Подзаработал – на сигареты?
-Чего?.. – не понял Санька.
- Ясно, – сощурился Усольцев. – Петрухин – мало того, что пьянь… Ещё и скупердяй. Зря ты втаскивал его на инвалидную коляску… надрывался. И по грязи потом к дому тащил. За спасибо, выходит.
Санька отчего-то вспыхнул. Шагнул к Усольцеву:
- А ты что… на берегу был?
-Ну, был. Видел, как ты Петрухина поднимал.
-Видел?.. А чего ж…
- Надо мне, как же! Пьянь всякую… тащить. Руки пачкать. Так что: и на сигареты не дал?.. Ну, ты, Сотников… олух. Так бы и сказал Петрухину: мол, деньги гони… Дураков нет – даром поднимать тебя. Пусть бы полежал на берегу, под дождём: быстрее бы протрезвел.
У Саньки отчего-то застучало в висках…
Да, – неподалёку валялась пустая бутылка из-под самогонки…
И – запах самогонки слышался.
А глаза у инженера Петрухина – не пьяные…
Туманились только – как от сильной боли бывает.
Санька сжал кулаки, подступил к Усольцеву – вплотную:
-Никакой он… не пьянь. Много ты понимаешь.
- Да уж больше тебя. В Белогорье все знают, что инженер к деду Вершинину за самогонкой ездит. Мать рассказывала соседкам…
-А тебе, Усольцев, больше делать нечего, как бабские сплетни слушать? – перебил Санька Олега.
- Пьянь он. К деду Вершинину за самогонкой ездит, – повторил Олег. – Мать говорила: потому от Петрухина и жена уехала… с другим уехала, – потому что он пить стал. После аварии пить стал, – мать соседкам говорила.
Конечно, – мальчишескому сердцу не понять ещё… Не понять этой безысходно-горькой боли, когда… жена с другим уехала… когда обрывается любовь… и вместе с нею рушится весь мир.
Мальчишескому сердцу ещё не под силу – понять эту боль.
Лишь смутной… тревожной догадкой промелькнуло – про пустую бутылку из-под самогонки…
Вспомнил…
Когда батя погиб... – он горноспасателем был, – Санька в пятый класс перешёл. Тогда на «Терновской» тоже метан взорвался…
Санька помнит, как на рассвете мчались к «Терновской» горноспасательные машины.
Горноспасатели работали несколько суток – тушили пожар, разбирали завалы, поднимали шахтёров на-гора.
А потом случилось обрушение породы.
Ночью на-гора подняли ещё пятерых шахтёров и двоих горноспасателей… у которых сердца уже не бились.
Вспомнил Санька…
Вспомнил горестно притихших братьев.
Андрюшка в то лето лишь в третий перешёл, а Максим ещё в садик ходил, только собирался в первый класс.
Санька впервые почувствовал себя очень взрослым.
А мать днями и ночами не поднималась со ступеньки крыльца.
Там же, на ступеньке, – бутылка самогонки.
Самогонку приносила мамина подруга, тётя Оля.
Санькина крёстная Вера Васильевна и батина сестра, тётя Любаша, ругали подругу. Тётя Оля виновато объясняла:
- Просит Танюха… чтоб принесла… Тяжело ей. Душе требуется – горе залить. Невмоготу Таньке. Сердце не выдерживает – смотреть на неё.
-Нет такой самогонки, чтоб горе залить, – сердито втолковывала маминой подруге тётя Любаша.
Санькина крёстная молча забирала бутылку, выливала самогонку на землю.
Мать не обращала внимания…
Побелевшими губами шептала:
- А говорил… А говорил, – люблю… Чтоб дочку родила, – говорил… Говорил: со мной ничего не случится, пока у меня есть ты и сыновья… Говорил… чтоб дочку родила… Люблю, – говорил…
Санька вспоминал мать… И – пустую бутылку из-под самогонки, что валялась на берегу…
Не под силу мальчишескому сердцу понять боль эту… неизбывную…
Лишь промелькнуло:
- Значит, так это бывает, – когда любишь… а потом…
Они все – Санька, Андрюха, Максим – на батю похожи…
Тётя Любаша как-то сказала, что Татьяну спасло… удержало на самом краю какой-то пропасти, откуда нет возврата, – спасло, удержало то, что Санька, Андрюха и Максим – Алёшкино повторение…
Так и было: малый тогда сел рядом с матерью, обнял её…
А она брови свела, – будто в лицо его всматривалась…
Поднялась со ступеньки, прижала к себе всех троих.
Прошептала:
-Прости меня, Алёшенька…Я у тебя сильная. Мы с мальчишками справимся.
Тётю Олю, подругу, больше не посылала за самогонкой.
Усольцев упорно твердил:
- Он, Петрухин, к деду Вершинину – за бутылкой… А жена его другого кобеля нашла себе: она красивая, зачем ей пьянь. Мать говорила…
Санька кулаком врезал Усольцеву в глаз.
Олежка взвыл…
Бросился на Сотникова.
Только Санька – посильнее.
Усольцев убежал. Уже издалека размахивал руками, выкрикивал какие-то угрозы.
Домой Санька явился не только в промокшей куртке и в испачканных на берегу школьных брюках…
Губа разбита… И под глазом – синяк.
Лучше бы мать в ночную сегодня работала…
До утра всё бы прошло.
И ветровка высохла бы… И брюки можно было почистить…
Мать внимательно смотрела на Саню.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
