Сергей сжал руками голову:
-Как жить, Володька… если я… разлюблю её…
Владимир молча курил.
-Я любил её… Пацаном-восьмиклассником… любил её… Я любил её… когда она замуж за Юрку Данилова собралась… Я не смог разлюбить её за то, что она за другого замуж выходит, – понимаешь, Володька?.. Я любил её… когда… узнал…
Гаранин кивнул:
-Я понял, Серёга. Не надо… об этом.
-Понимаешь, Володька? Я любил бы её, – даже если бы она была замужем за Юркой. Она не стала бы другой от этого… Я не смог бы её разлюбить. Понимаешь, Володька? Любил её, – когда она ушла от меня. Разве ж можно – если любишь!!! – разлюбить за то, что она не тебя выбрала!.. Мне без любви к ней – как без воздуха. А… если теперь я разлюблю её… Как жить, Володька?
Владимир закурил новую. Сквозь дым взглянул на Сергея:
- Я, Серёга, не из завистливых. Сроду никому не завидовал… А сейчас слушаю тебя… Я Верку свою тоже люблю… И тоже – ещё со школы любовь у нас с нею. А слушаю тебя… Вот возьму и влюблюсь в Верку снова… Чтоб – как ты.
-Понимаешь, Володька?.. Если я разлюблю её, – как жить?
- А разлюбишь?
Сергей на секунду уронил голову в ладони… Вскинул затуманенные глаза:
-Когда они… с Юркой на вокзал уехали, – я любил её… Не мог не любить – лишь за то, что она с ним уехала. Она же не изменилась от этого!.. Была прежней… той, которую я любил, – столько лет. Полюшка с ними уехала: Юля… Юля хотела, чтоб дочка проводила её. А сердце, Володька, сжалось, – в предчувствии, что ли… в каком-то. Потому и позвонил тебе… – чтоб на вокзал рвануть. Полюшку… Полинку издалека увидел. И – обожгло: а если я… разлюблю её… Юльку… Юлю разлюблю… теперь. И дома… Коленочки у Полюшки разбиты… Локоточки стёсаны – чуть не до кости. Я, Володька… зелёнкой – раны… А она всегда боялась, когда – зелёнкой: девчоночка же! А вчера сдерживалась: не заплакала, не ойкнула даже – меня жалела… А Юля, Юлька… Как же так, Володь? Как получилось, что она уехала… а с Полюшкой такое… Они же обещали мне, что Геннадий домой привезёт Полинку!
Утром оказалось, что Полюшку надо к фельдшеру: коленочки посинели и распухли – речи не было о том, чтоб идти в школу…
-Как же ты, дочушка?.. Торопилась? Поскользнулась?.. А почему с тётей Анжелой не приехала?
Полинка подняла глаза:
- Тётя Анжела с дядей Геннадием раньше уехали. Когда поезд тронулся… и я спрыгнула на перрон, их уже не было. Они думали, что я уеду с мамой… потому и не стали ждать.
Сергей взял Полиночку за плечи, свёл брови:
- Уедешь с мамой?.. Спрыгнула ... на перрон?
- Мама попросила, чтоб я помогла ей занести в вагон корзинку. А поезд тронулся. Я корзинку бросила… а мама меня за руку схватила, – чтоб я с ними уехала… Я вырвала руку… Ну, и спрыгнула. Проводница ещё не закрыла дверь – стояла с флажком на входе вагон. А там высоко… Поэтому я и упала… Коленки и локти разбила.
У Сергея потемнело в глазах… И от боли в груди – ни вдохнуть, ни выдохнуть…
А… если бы…
Юлька, Юля…
Это же наша дочушка… Это же наша Полюшка-Полиночка… Твоя и моя доченька. Помнишь, как мы хотели, чтоб она родилась?
Помнишь, какими мы были счастливыми, когда родилась наша Полюшка...
А теперь… Ты хотела, чтоб она… моя дочушка, моя Полюшка… стала Юркиной дочкой?
Потому, что я… перестал ходить?
А сердце моё, Юль… разве сердце моё перестало биться… и любить мою дочушку…
Юль, Юлька!..
Я понимаю тебя…
Я понимаю, Юль: ты не можешь быть со мной – вот с таким, какой я сейчас.
Только я люблю тебя по-прежнему.
Я не могу разлюбить тебя за то, что ты не можешь быть со мной – сейчас, когда я… в инвалидном кресле…
Вот только с Полюшкой…
С Полюшкой, с дочушкой моей… вы с Юркой – зачем так?
Чтобы мне больнее было…
Юль, Юлька!.. Кто ж виноват в той аварии!
Раны на Полюшкиных коленках и локотках заживали – быстро, как и положено девчушкиным коленочкам и локоточкам.
Не заживала рана в Серёжкином сердце.
И зелёнкой её не зальёшь,– как разбитую детскую коленку.
Понимал Сережка, что и самогонка не заживит рану…
Легче не становилось.
Но – хоть ненадолго забыть…
А Санька Сотников, сын командира горноспасательного отделения Алёхи Сотникова, снова откуда-то взялся на берегу.
Руки в карманах, носком ботинка футболит камешек.
Увидел инженера Петрухина, остановился. Нахмурился: теперь бутылка не валялась в зарослях прибрежной мяты… Инженер Петрухин держал бутылку в руках.
Санька отфутболил камешек в сторону, подошёл к инженеру:
- Сергей Александрович! – Кивнул на бутылку: – Это… не надо.
А инженер Петрухин отчего-то обрадовался мальчишке:
- Ты почему не в школе?
Санька независимо дёрнул плечами:
- Так…
- И с какого урока? – понимающе улыбнулся Сергей Александрович.
Санька быстро наклонился, поднял камешек. Размахнулся, бросил его в воду:
- Да ну её… Сдались мне её модальные глаголы… вместе с артиклями.
- С английского, значит, выгнали. – уточнил инженер Петрухин.
Саня объяснил:
-Я после восьмого в горный техникум поступлю. – А это… – снова показал глазами на бутылку с самогонкой, – не надо.
- Знаю, Сань… что не надо.
Взгляд у Саньки – серьёзный… и грустноватый:
- Вот и не надо. У вас Полька малая ещё. А малые переживают, когда… такое.
Сергею не хотелось, чтоб Саня уходил. Но всё же напомнил мальчишке:
-У тебя ж не только английский сегодня?
Санька кивнул:
-Я на алгебру пойду.
Сергей смотрел ему вслед: славный мальчишка какой…
Только не надо ему – до времени…
Ни про бутылку с самогонкой…
Ни про то… как жить, если… разлюбишь её, – ту, без которой дышать не можешь.
Усмехнулся: в горный техникум собрался Саня.
Шахтёр, значит.
Полинку сегодня дед забрал: бабушка в эти дни капусту солит, а без Полюшки, помощницы, неуправка у бабули. И капуста не такой вкусной получается.
Самогонку допил дома.
Посидел с закрытыми глазами…
Не легчало.
И – уже сквозь тяжёлый сон – серьёзный и горький мальчишеский голос:
- Не надо… этого… Полинка – малая… А малые переживают, если…
Опомнился от прикосновения чьих-то рук.
Вспыхнул, затаил дыхание: крёстная, конечно…
Глаза открыл не сразу: стыдно.
Крёстная догадывалась, что Сергей заезжает к деду Вершинину… Сам ли бывает у деда, или кто-то из мужиков приносит ему бутылку… Разве что Полина, девчушечка, может не заметить, не понять: шалопай этот – инженееер!.. – умеет скрыть, что пьян…
Оттого и стыдно перед крёстной, что она уже несколько раз молча и укоризненно качала головой.
А сейчас Сергей расслышал негромкий… какой-то сдержанно-сухой и одновременно – участливый и грустноватый голос:
- Выпей. Это шиповник с чабрецом.
Сергей открыл глаза…
Покраснел ещё больше: Татьяна Васильевна?..
Скользнул взглядом по чистой майке…
Сквозь землю провалиться бы, что ли…
Татьяна Васильевна повторила:
- Возьми чашку и выпей.
Что оставалось…
Лишь одно.
По-пацанячьи заносчиво вздёрнуть нос…
И – по-инженерски гордо и строго заметить:
- Спасибо. Майку я сам… в состоянии.
Татьяна Васильевна присела рядом:
- Пей, сказано. Потом спасибо скажешь. А майка влажная была, – видно, вспотел, пока с берега поднимался. – Усмехнулась: – Да не красней ты, Сергей Александрович. У меня таких мальчишек, как ты, трое. Нашёл чем удивить: майкой снятой. Чего я там не видела – под твоей майкой?
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 16