В Белогорье Сергей устало попросил отца:
-Сначала домой, бать.
Александр Алексеевич понял: Серёжка говорит о своём доме, где они жили с Юлей и Полюшкой…
Остановил машину, помог Сергею пересесть в инвалидное кресло.
На пороге Серёжка затаил дыхание…
От чистоты и свежести закружилась голова.
А на столе – букет полевых ромашек. Ромашки эти смелыми хороводами разбегаются у самого террикона и первыми встречают шахтёров, когда они после смены поднимаются на-гора.
Юля?..
Вернулась?..
В больнице Сергей каждую минуту думал о доме. Об их с Юлей и Полюшкой доме.
Прикрывал глаза… и видел опустевшие комнаты – вместо привычного, такого желанного уюта. Видел, как упорно ложится на подоконники пыль:так всегда бывает, если хозяйка хоть ненадолго уезжает из дома.
И слышал горестную тишину, – которой никогда не было в их доме…
И сейчас, когда батя подъезжал к дому на крайней улице посёлка, Серёжкино сердце больно сжалось в предчувствии – увидеть неуютную, пыльную пустоту…
А в доме – сияющие чистотой окна и полы…
Горьковато-нежная ромашковая свежесть…
Полюшка отчаянно старалась не обращать внимания на инвалидное кресло. Глаза туманились слезами, а девчушка улыбалась. Обняла отца:
-Я так ждала тебя! Я всё убрала, – вот… чисто у нас.
Сергей поцеловал Полинку, бережно прижал дочушку к груди.
Полюшка всё же не сдержалась – заплакала: почувствовала, что у отца повлажнели ресницы.
В родительском доме было хорошо…
Простая и строгая, ненавязчивая и такая нужная Сергею забота словно уменьшала боль.
Батя положил руку на Серёжкино плечо:
- Справимся, Сергей. И врач, профессор, сказал, что не надо падать духом. Ты же шахтёр, Серёга.
Сергей пожал батину руку…
А через несколько дней, когда мать подала ему чистую майку, виновато улыбнулся:
-Мам!.. Мы с Полюшкой домой пойдём.
Мать растерялась:
-Домой?.. Как же… домой, Серёжа…
Сергей серьёзно объяснил:
- Руки у меня здоровые. И Полюшка – ты посмотри, мам! – хозяйка настоящая. Что ж… дом-то пустовать будет.
Не сказал Серёжка… да мать и сама поняла: думает он, что в пустующий дом не вернётся жена… Надеется: если они с Полинкой будут ждать Юлю дома, то она непременно приедет. Сердцем почувствует, как они её ждут… и вернётся.
Юля любила их дом.
Выручила Таисия Павловна, Серёжкина крёстная, – она жила неподалёку:
- Не переживай, Ань. Я рядом – всегда зайду, помогу, если надо. Да Сергей с Полюшкой и сами молодцы.
И батя сдержанно кивнул:
- Правильно Серёжка решил. Незачем к нянькам привыкать. Так быстрее на ноги встанет… поднимется. И мы, если что, – не в Москве.
В первый же вечер проведать Сергея забежал Игорёк Матвеев.
В ночную смену, незадолго до взрыва, Игорь рассказывал горному инженеру Петрухину, что они с женой Алёнкой выбрали дочке имя – решили назвать малышку Анютой…
А Сергей улыбался, вспоминал, как они с Юлей назвали дочушку Полиной, Полюшкой…
И в последнюю секунду, уже в наступившей черноте, что озарялась ослепительными вспышками, успел оттолкнуть Игоря…
Игорь пожал Сергею руку:
- Мы с Алёной ждали тебя, Сергей Александрович. Анютке нашей три месяца завтра. Крестить собираемся. Будешь крёстным?
В церкви Сергей очень переживал за маленькую. Кроха тихонько и удивлённо покряхтывала, и Серёжке хотелось подняться, – чтоб рядом быть.
А как свершилась торжественная тайна, крёстная – Верочка, Алёнкина подружка, телефонистка шахтного коммутатора, – поняла его желание, бережно протянула малютку:
- Держи крестницу, крёстный. – Улыбнулась: – А крестик ты выбрал ей красивый,– как раз для девочки.
И на крестинах, за столом, было хорошо… Сидели все свои, поселковые.
И на стол Алёнка с Верочкой подавали всё привычное, что любят и готовят здесь в каждом доме: красно-оранжевый шахтёрский борщ, ароматную томлёную картошечку с перцем, с зарумянившимися и сочными кусками мяса, потом подоспели вареники с творогом, за ними – вишнёвый пирог…
Серёжкиного инвалидного кресла не замечали. Говорили о шахтных делах, о новой пятиэтажке, которую сдадут к Новому году, и о новом стадионе на краю посёлка.
Только старые шахтёры незаметно переглядывались, таили горечь в глазах…
От выпитой рюмки самогонки в груди потеплело. Горный мастер Валерка Зарубин поднял бутылку:
- Ядрёная самогонка у деда Вершинина. Махнём ещё по одной, Серёга?
А в сердце вдруг отозвалась боль…
Валеркина Зиночка прижалась к его плечу, негромко напомнила:
- Валер, тебе в первую завтра.
Валерка обнял Зиночку, поцеловал её волосы.
Галина Тетерина заботливо и строго велела своему Ивану:
- Закусывай. Картошечки положить ещё?
А Серёжка в первый раз был один, без Юли…
И, наверное, впервые вдруг так ясно осознал, что Юля сейчас с Даниловым.
Выпили ещё по одной, потом ещё.
Валерка молча хмурился – понимал Серёгину боль…
Встретился взглядом с женой. Зиночка чуть приметно покачала головой.
А Сергей кивнул:
- Наливай, Валерка.
Зарубин свёл брови:
- Поздно уже, Сергей Александрович. Мне в первую завтра. Да и тебе домой пора. Мы с Зиной проводим тебя.
Сергей с горькой усмешкой отмахнулся:
- Мне не в первую… Мне ни в какую завтра… И вообще, – ни в какую.
Потянулся за бутылкой, сам налил…
Поселковые расходились по домам.
Алёнка сбегала к Петрухиным, предупредила Анну Михайловну, что Сергей у них останется:
- Сергей Александрович всегда мало пил… А тут так вышло… Только из больницы… Ну, и… перебрал немного, видно, лишнюю выпил.
А через несколько дней неожиданно оказалось: надо, чтоб снова потеплело в груди, – хоть ненадолго.
Утром проводил Полюшку в школу.
Полинка обняла отца, напомнила:
- Позавтракай. Мы с Таисией Павловной блинчиков испекли. Ты с абрикосовым вареньем любишь, – я достала банку из погреба.
Прежде – до Юлиного отъезда – Полинке не нравилось ходить в музыкальную школу…
А Юля строго требовала, чтоб дочка занималась музыкой.
Однажды Полюшка возмущённо обратилась к отцу:
- Пап!.. Ну, скажи ей!.. Зачем мне ходить в музыкальную школу! Я не собираюсь быть музыкантом! Я инженером буду – строить горные комбайны! Зачем инженеру вся эта музыка! Совсем не обязательно, – чтоб инженер играл на пианино!
Сергей обнял дочку, спрятал улыбку. Серьёзно согласился:
- Не обязательно. Но и помехой не будет, Полина Сергеевна. Замечательно, когда девушка разбирается в музыке и умеет играть на пианино, даже если она - инженер-машиностроитель.
А когда мать уехала, Полинка продолжала ходить в музыкальную школу. Училась на «отлично» – будто в отместку… Будто в своей девчоночьей обиде хотела бросить матери в лицо:
- Это не ты, а я сама решила – про музыкальную школу!
Сейчас Полюшка сказала:
- И пообедай. Меня не жди: мне сегодня в музыкальную школу. А потом – к бабушке: помочь ей гладить бельё.
За Полинкой зашёл её одноклассник Андрей Михайлин, и они убежали в школу.
А Сергей отправился к деду Степану Вершинину.
Дед подумал. В горьком удивлении покачал головой… Но бутылку вынес: бывает, что надо…
Дома Серёжка налил полстакана самогонки. Выпил, снова налил…
Только не хмелел.
И в груди не было желанного тепла, и не заглушалась боль в сердце…
Сергей убрал бутылку в шкаф. Устало провёл рукой по глазам, на мгновенье сжал лоб. Вдруг вспыхнул: узнает Полюшка… – стыдно будет перед дочушкой любимой…
И – Юля, Юлька…
Она терпеть не может даже запаха самогонки.
Какое-то время сидел с прикрытыми глазами.
Вспоминал, как обещал Юле перед самым её отъездом в Москву:
-Юль!.. Я всё равно поднимусь! Я… ради тебя… ради Полинки поднимусь.
А Юля перебила его:
-Сергей, не надо об этом. Тебе хочется, чтоб я осталась… твоей нянькой? Ты же сам разлюбишь меня.
Приподняться в кресле получилось…
Только понимал Сергей, что приподнялся за счёт сильных рук – просто опёрся о подлокотники кресла и привстал.
А ног по-прежнему не чувствовал.
Впервые в горьком отчаянии подумал: наверное, хорошо, что Юля уехала… и не видит его – вот таким беспомощным и… жалким.
Юля приехала в середине октября.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16