То, что было отфильтровано в результате избирательного невнимания и подавления, накапливается в том огромном ментальном резервуаре, который психоаналитики называют «бессознательным». Когда в бессознательном много вытесненного эмоционального материала, попытки человека действовать в мире будут нарушены. Хотя такой материал был отброшен из бодрствующего сознания, потому что он «не подходил», он постоянно грозит вторжением в то узкое определение реальности, которое не могло его вместить. Само его существование создает постоянную проблему для сознания эго-уровня. И поэтому он всегда должен быть надежно скрыт от глаз.
Однако само его существование означает, что человек не функционирует тотально и полностью: он будет вталкиваться и втягиваться влияниями, действующими за пределами его сознания. Я-ориентированность ограничена узким полем, и решения буддхи ограничены тем, что они имеют только лишь это в качестве системы отсчета. Психоанализ развивался как терапевтический метод преодоления такого ограничения путем приведения в сознание части бессознательного материала. Аналитик и пациент вместе пытаются наблюдать поток психических событий через сознание пациента. Это делается посредством вербализации пациентом того, что он наблюдает в цепочке ассоциаций. По мере осознания каждой мысли пациент пытается описать её, стараясь быть абсолютно честным и ничего не упускать. Больной не только лишь говорит. Он должен в то же время объективно слушать то, что говорит сам. По мере того, как он делает все возможное, чтобы вербализовать то, что приходит ему на ум («свободные ассоциации»), и он, и терапевт наблюдают за потоком ментальных событий. Из этого они начинают делать некоторые выводы о том, что происходит в бессознательном уме.
Если анализ был успешным, пациент должен позволять, по крайней мере, небольшой части себя участвовать в этом наблюдении и умозаключении. Эту часть его самого иногда называют «наблюдающим эго». Если эта работа успешна, наблюдающий сегмент Эго набирает силу и способность, в конечном счете (к тому времени, когда лечение будет прекращено), чтобы продолжать работу более или менее в одиночку, без помощи терапевта. Чем больше материала интегрируется в личность, тем шире поле осознания и более эффективное функционирование. В психологии йоги мы бы сказали, что расширенный уровень наблюдения привел к новому уровню контроля и интеграции.
Когда психоаналитической терапии удается расширить недостаточно развитое эго настолько, чтобы оно могло более эффективно действовать в мире, чаще всего пациент считает себя «здоровым» и готов прекратить лечение. Часто мало кто интересуется эволюцией состояний сознания или уровнями роста и зрелости, лежащими за пределами комфортного и адаптивного. По этой причине психоанализ и большую часть современной психотерапии можно назвать «дефицитными» или «ориентированными на болезнь» по сравнению с йоговской психологией, которая более «ориентирована на развитие». Несомненно, современная психотерапия возникла в основном из попыток помочь людям, которые идентифицированы как пациенты, — людям, у которых способность справляться с окружающей средой сильно ограничена.
Это, конечно, не всегда верно. Психоанализ в какой-то степени расширился до работы над самосовершенствованием, выходящим за рамки простой адаптации, включая лечение непациентов. Это особенно верно в случае «обучающего анализа», который представляет собой интенсивную психотерапию для самого терапевта. Это должно познакомить его с аспектами самого себя, которые ранее были ему неизвестны, способствуя его собственному личностному росту, а также обеспечивая основу личного опыта для его понимания пациентов. Хотя это составляет лишь небольшую часть психоаналитической терапии, её проводят «обучающие аналитики», которые обучают и берут на себя инициативу в формулировании теории. Это неизбежно привело к расширению перспективы психоанализа и попытке адаптировать его методы для содействия росту за пределами социально определенных норм «психического здоровья».
Акцент делается на анализе конфликта, на зондировании и раскрытии корней и истоков патологического процесса. Иногда это делается путем реконструкции психологического развития пациента, в других случаях оно основано на анализе того, как он действует «в настоящем». Текущим примером является «Транзактный анализ», в котором изучаются существующие модели взаимодействия, чтобы их можно было изменить.
Тем не менее, в каждом случае наибольшее внимание уделяется негативному, больному или неадекватному аспекту человека. Часто работа над подобным анализом, хотя и будет полезной до некоторой степени, может отвлечь внимание от важности синтеза: интегративных и производящих рост процессов. Это подчеркивает Ассаджиоли, который совсем недавно попытался направить терапию в противоположном направлении, сделав акцент на синтезе. Противопоставляя свой подход, который он называет «психосинтезом», обычному акценту на психопатологии, он говорит:
Этот патологический подход имеет, помимо своих преимуществ, также серьезный недостаток, а именно чрезмерный акцент на болезненных проявлениях и низших аспектах человеческой природы... Более того, многие важные реальности и функции могут быть отброшены или проигнорированы: интуиция, креативность, воля и самое ядро человеческой психики — Сущность.
Однако он не уточняет, в какой степени он пришел к своим техникам, благодаря профессиональной работе и личному опыту или же он научился этому от других традиций, Ассаджиоли включает в себя определенные методы внутреннего диалога, идентичные древневосточным практикам. Они, конечно же, сочетаются с другими подходами, некоторые из которых являются общими для других школ терапии, а некоторые — специфичны для него самого.
Тем не менее, некоторые пациенты, проходящие традиционную психоаналитическую терапию, приходят к выводу, что в процессе обучения наблюдению за потоком свободных ассоциаций кроется потенциал для дальнейшего роста. Кажется, они интуитивно понимают, что если один такой уровень наблюдения возможен, то за ним должны быть и другие. Например, почему нельзя наблюдать ту часть ума, которая наблюдает за цепью свободных ассоциаций, само «наблюдающее эго»? Если культивирование наблюдающего эго в какой-то степени освободило человека от беспокойства и замешательства, то разве развитие более высокого уровня не расширило бы его кругозор еще больше? Таким образом, многие продолжают свою терапию, стремясь к дальнейшей эволюции.
Однако, даже когда аналитик и пациент заинтересованы в том, чтобы открыть двери для развития, выходящего за рамки просто адаптивного, аналитическому методу присущи определенные трудности. Ибо оно основано на словесном описании пациентом своих мыслей, протекающих в его уме. Но большую часть содержания сознания нелегко выразить словами. Мысли пролетают слишком быстро, чтобы всё успеть уловить. К тому же многие мысли просто неописуемы. Кроме того, невозможно все вербализовать, слишком много всего. Это сильно ограничивает аналитическую технику и явно делает ее непригодной для исследования тех уровней сознания, которые выходят за пределы ментального, вербального плана.
Даже те школы современной психологии, которые принимают концепцию бессознательного, пытаются изучать его на основе наблюдения за поведением. В случае психоанализа поведение является вербальным. Это лишь в малой степени отличается от подхода экспериментальной психологии, где наблюдаемое поведение, будь то эмоциональное или вербальное, является основным источником данных. Поведение — это внешнее явление, и любое его изучение должно оставаться отличным от непосредственного наблюдения за сознанием, осуществляемого в ходе интроспекции. В этом смысле современная психология не разработала жизнеспособной дисциплины интроспекции, и вся западная психология в основном бихевиористская:
«Есть две дороги ко всякому знанию. Можно переживать мир как объект или переживать его непосредственно, познавать его эндопсихически… Индийская культура довела субъективный метод... до конца, в то время как наша западная культура взращивает метод объективного познания».
Следует отметить, что в начале истории экспериментальной психологии Вундт в Германии инициировал организованную попытку изучения сознания посредством интроспекции. Конечно, эти интроспекционисты по-прежнему полагались на словесное общение в своем опыте как на источник данных, поэтому технически их все еще можно назвать «бихевиористами».
Поскольку современная психология приближается к бессознательному «извне» через выводы, сделанные путем наблюдения за поведением, она, естественно, сосредоточилась на появлении материала, относящегося к происхождению и развитию индивидуального, ориентированного вовне и адаптированного «эго». Хотя и восточные, и западные методы начинаются с ментальной сферы и оба нацелены на исследование неизвестных сфер сознания, в психоанализе и большей части современной психодинамической теории считается, что исследование внутреннего мира ведет лишь к все более детальному познанию внутреннего мира личного прошлого. «Самый глубокий слой бессознательного не может быть иным, как психическим отражением тех ранних биологических событий, которые группируются под названием эмбриологического развития». Таким образом, в психоаналитической теории пределом внутреннего исследования могут быть только самые ранние стадии индивидуальной истории. Нет понимания, что такое исследование может привести к областям, выходящим за рамки персонального.
Это отражено в метафоре, которую Фрейд использует для описания разума. Он сравнивает его с айсбергом, из которого видна лишь небольшая часть, сознательная часть. Остальное, большая часть разума, скрыта под поверхностью и вне поля зрения. Но айсберг холодный, изолированный, плывущий без какой-либо связи или заземления. Это, по-видимому, отражает в основном депрессивную точку зрения, предположение, что человек безвозвратно отделен, изолирован и одинок. Как мы увидим, психология йоги имеет другую ориентированность.
