У женщины – молодой пенсионерки, умерла мать. Дочь вроде шибко не расстроилась: годы. Да и болезни. Причем наступала деменция. Причем явная. Были провалы в памяти.
Она помнила свое имя, основные факты биографии. Детей и внуков. Но могла заблудиться во дворе.
В последние лет пятнадцать между ними были самые обычные отношения. Разговоры о здоровье и погоде, воспоминания, цены на продукты. А вот чтобы по душам – такого не было. Как будто стеснялись.
Конечно, мать обижалась, если дочь долго не приходила. Говорила об этом прямо. Плакала даже. Дочь называла это старческими капризами и издержками возраста.
Знаете, есть такое выражение – старческий эгоизм? Не выражение, а самый настоящий психологический термин. Психологи говорят, что дряхлый человек как бы теряет интерес к жизни, перестает сочувствовать близким, даже детям. При этом он с повышенным вниманием относится к собственной особе. Ему кажется, что окружающие его недостаточно уважают, и ухаживают за ним плохо. Отсюда обиды, даже истерики.
Вот и дочери казалось, что у матери старческий эгоизм. А психологи говорят, что этому эгоизму нужно противопоставить жесткость. То есть сюси-пуси не разводить, а общаться короткими жесткими фразами. Ешь, пей, ложись спать, померь давление, прими лекарство – так приблизительно.
Если, как говорят психологи, дашь слабинку, позволишь себе сентиментальность, то старый человек запросто на шею сядет, и ты станешь только и делать, как его капризы выполнять.
Вот дочь и усвоила эту жесткую отрывистую манеру. Потому что так психологи советуют.
И еще: молодые пенсионеры думают, что у них у самих впереди, может, лет десять сознательной жизни осталось. Дальше – настоящая старость. А тут нужно сидеть со старой матерью, которой под сто лет. И грешным делом иногда думать, что Господь никак не может ее к себе забрать.
И вот у этой женщины мать скончалась. Дочь сделала все, что требуется в таких случаях. Родственники помянули. Всё, как полагается.
После всего начала разбирать оставшиеся вещи. Процедура неприятная, но через это все проходят. И вдруг в самом углу шкафа за чистыми наволочками и простынями, за какими-то изношенными тряпками она увидела мешок из ситца. Веревками перевязанный.
Открыла, а там килограмма три гречки, в полиэтиленовом пакете тысяч пятьдесят, и клочок бумажки. А на нем написано: «Доченьке моей».
Что тут с ней было! Через деменцию, через все возрастные изменения мать оставалась матерью. От голода возможного доченьке любимой - гречку. И пятьдесят тысяч на черный день. От своей маленькой пенсии тайком откладывала. И про гречку ничего не говорила, чтобы дочь не раскричалась, не осудила. Тайком.
Вроде с памятью непорядок. Вроде. Но внутри, в сердце – забота и тревога.
И так стало стыдно за себя, так тяжело, что и рассказать невозможно. И термин «старческий эгоизм» вдруг сменил значение. Не старческий, а ее, дочери эгоизм.
А как часто мы и не догадываемся, что очень пожилой человек тревожится за нас и за нашу судьбу. Думает об этом. Но по каким-то причинам не говорит. Может, боится, что мы раскричимся.
Мешочек с гречкой иногда бывает невидимым. Наверное, мы его не замечаем. Не видим.
