53,9K подписчиков

В прошлой жизни она была красавицей: продолжение истории о реабилитации одной пациентки (часть 3)

10K прочитали

Начало истории тут (часть 1).

Продолжение (часть 2).

Галю сняли с ИВЛ, а потом убрали и зонд, через который проводилось кормление. 

Я говорила с ее мужем каждый день. Рассказывала все малозначимые на первый взгляд детали: сколько ложек еды Галя проглотила, какое у нее настроение, что смогла и не смогла сегодня сделать, какой у нее гемоглобин и как обстоят дела с мочевой инфекцией.

Но именно такой контакт с родственниками делает свою незаметную психологическую работу: готовит близких больной к мысли, что как раньше не будет. И чуда тоже не будет.

Реальность страшна, неприглядна, но впереди есть просвет — и мы доберемся до него, если будем действовать заодно. И в то же время ежедневная беседа с врачом поддерживает близких больной. Они чувствуют, что не остались в стороне и делают, что могут: передают еду и какие-то мелочи вроде загустителя или кинезиотейпов, например, и мелочи эти в руках специалистов превращаются в важные инструменты реабилитации.

И вот наконец Галю одели в обычную розовую ночнушку, перевели в общую палату и разрешили ее мужу прийти в гости. Это был волнительный момент. Реакция близких бывает разная: от жалоб в Минздрав, что «была здоровая, а тут залечили» (такая это защитная реакция психики, которой сложно справиться с непостижимым фактом инвалидности родного человека) до спокойного принятия происходящего. 

Муж погладил Галю по голове, и было в этом жесте много любви, принятия и надежды. Я же порадовалась, что у моей пациентки есть такая опора. Редкость в наши времена, если уж быть до конца откровенной — куда чаще тяжелая болезнь женщины заставляет мужчину просто исчезнуть из ее жизни. 

Где-то в этот момент алгоритм одной из популярных соцсетей предложил мне в друзья ту самую мою пациентку. Оказалось, до болезни Галя была красивая женщина с длинными густыми волосами и эффектным макияжем. Я-то ее узнала уже как худенькую птичку, обритую налысо, с пролежнем на затылке и слегка расфокусированным, растерянным взглядом (типичный взгляд пациента с распавшимися простейшими бытовыми навыками). 

Я помню сложные чувства, что испытала от этого фото. «Лучше б я его не видела.» «И все же мы многого добились, и много работы еще предстоит.» «Жизнь так несправедлива.» «Все под Богом ходим, просто делай свое дело, ведь никогда не знаешь, сколько отпущено тебе самой.» В сухом остатке была легкая горечь: иногда врачу тяжело смириться с болезнью пациента, так внезапно оборвавшей привычное течение молодой беззаботной жизни.

Через неделю пациентка сидела за столом и сама ела кашу, управляясь с ложкой левой рукой. Правая так и не заработала — слишком массивным было повреждение соответствующей двигательной зоны мозга; и там, где вначале был низкий «лягушачий» тонус мышц, когда они расплываются под собственной тяжестью как некруто замешанное тесто, начался обратный процесс — нарастание мышечного тонуса, когда рука делается твердой, неподатливой, сгибается в «просящей» позе. Эта поза так и называется в народе: «Рука просит, нога косит», а врачи зовут ее позой Вернике-Манна.

Тогда же Галя сделала свой первый шаг в подвесе. Этот аппарат ассоциируется у меня со спортом больших достижений: как в фигурном катании тренер держит ученика на приспособлении из «удочки», которая через прочную веревку помогает управлять прыжком и вращением (веревка крепится к корсету, затягивающему тело ученика), так в реабилитации мы управляем первыми шагами больного человека, уменьшая ощущение веса тела при помощи подвеса и давая четкие инструкции по каждому движению. 

Так выглядит ходьба в подвесе. Физический терапевт рядом, бдит каждый шаг пациента. А доктор (я) стоит поодаль, смотрит общую картину, обдумывает дальнейшую стратегию. Фото: Александр Панов.
Так выглядит ходьба в подвесе. Физический терапевт рядом, бдит каждый шаг пациента. А доктор (я) стоит поодаль, смотрит общую картину, обдумывает дальнейшую стратегию. Фото: Александр Панов.

Еще через неделю Галя шла по коридору отделения с тростью. Помните, с чего мы начинали? С полного распада всех навыков, в том числе и навыков ходьбы. Теперь этот многокомпонентный и сложный акт восстанавливался. Как если бы самолет «Боинг», попавший а авиакатастрофу и разбившийся на множество деталей, вновь был бы собран и готов к полету — вот какие чудеса умеет делать наша нервная система, если правильно ей помогать. 

На этом этапе я с большой неохотой (ведь у Гали еще совсем не достигнут потолок возможностей, есть куда стремиться и с чем работать!) отправилась в отпуск по беременности, передав Галю в надежные и заботливые руки коллег. 

Среди моих мыслей о собственных анализах и покупке пеленок да крошечных одежек каждый день присутствует Галя. Я продолжаю наблюдать за ее успехами по видео и каждый раз испытываю щемящую радость оттого, что в лице тяжело больной женщины начали угадываться черты той красавицы на фото, что было сделано до болезни.

И немножко грущу: я уже скучаю по своей работе. Которую не променяла бы ни на какие миллионы. 

Гале предстоит большой путь. У нее будет еще не один курс реабилитации, будут откаты и периоды отчаяния — это нормально, восстановление редко бывает гладким и красивым, как в голливудских фильмах. Но у нас есть возможности для помощи, а у пациентки есть желание выбираться. Поэтому я верю в счастливый конец этой истории болезни.