Я уже почти целый месяц ругалась с Кириллом. Кирилл – это мой муж. Мы ругались постоянно, по возможности тихими голосами. Наша Олеська, хотя ей шел только шестой год, стала о чем-то догадываться. Мы старались ругаться тогда, когда ее не было дома, или когда она спала. Но Олеся растет чуткой девочкой, может быть излишне тревожной. И даже беспокойство, появлявшееся в ее глазах, не останавливало нас. Мы с мужем ругались и ссорились из-за измены.
Нет, Кирилл не изменял мне, я всегда была уверена в его верности. С того момента, как мы познакомились, он никогда не давал мне повода усомниться в нем. Даже в день нашего знакомства, а познакомились мы на вечере в институте, он смотрел только на меня.
В тот вечер моя однокурсница положила не него глаз и пригласила на белый танец. Он не отказал ей, но все время, пока они танцевали, Кирилл ловил глазами мой взгляд, и, поймав, улыбался мне. В это время я, из-за плеча моего партнера, смотрела на него. Можно сказать, что, несмотря на наших партнеров, этот танец мы с Кириллом танцевали друг с другом.
Причиной наших споров и ссор стал мужчина. Если вы думаете, что я изменяла Кириллу, то у вас стереотипное мышление. Нет, я тоже была ему верна. Во-первых, я любила Кирилла, а во-вторых, он был слишком хорошим отцом и мужем, что бы из-за какой-то кратковременной интрижки я рискнула бы нашими отношениями.
Мужчиной, из-за которого мы после восьми лет брака были почти на грани развода, был мой отец. А измена произошла двадцать пять лет назад. В то время мой отец бездумно и безжалостно разрушил мой мир, уйдя от нас с мамой к другой женщине.
Тогда мне было шесть лет. Я любила папу, любила, когда он забирал меня из детского сада. Тогда я не шла домой «ножками», как другие дети, которых вели за руку мамы или бабушки. Я «ехала» на плече у папы, и, с высоты своего положения, смотрела на других детей. Иногда мой папа на ходу как бы слегка подпрыгивал, изображая лошадку. Я смеялась и визжала от восторга, папа тоже смеялся, радуясь моей радости и моему смеху. Мы были счастливы.
В то время я еще любила ходить в парк и на набережную. Тогда я шла между папой и мамой, держа каждого из них за руку и чувствуя себя центром вселенной. Иногда с нами ходила тетя Лена, лучшая мамина подруга, свидетельница на ее свадьбе, и свой человек в нашем доме. Вот к этой тете Лене и ушел мой папа, бросив маму, а заодно с ней, и меня.
Я не сразу поняла, что папа ушел насовсем. Меня не удивило его отсутствие. Его просто не было дома, так он и раньше часто уезжал в командировки. Но меня удивило, что у нас слишком часто стала ночевать бабушка, мамина мама, что мама часто плакала, и что к нам перестала приходить тетя Лена.
Став старше, я поняла, почему папа не вернулся из той командировки, я была не единственная, у кого развелись родители. Еще я поняла, почему тетя Лена к нам больше не приходит. Но я не могла понять, почему ко МНЕ не приходит папа. Он ведь разошелся с мамой, а не со мной. Ведь к другим ребятам из нашего класса приходят отцы.
К Славке каждую неделю, он даже ездил на море с новой семьей своего папы. К Вере отец приходит раз или два в месяц, к Юльке раз в четыре месяца, но приходит. А я? Как же я? Неужели папа больше не любит меня? Он ведь любил, когда нес меня на плечах из садика, я точно это знала. Я не могла ошибаться! Что произошло? Чем я виновата?
Я долго и безрезультатно искала ответы на эти вопросы. Когда мне было лет четырнадцать, я перестала себе их задавать. Если я не нужна отцу, то он тоже мне не нужен. Мы с мамой и вдвоем прекрасно проживем! Я решила больше не думать об отце. Правда, это не всегда получалось. Если в дальнейшем, я, когда и вспоминала о нем, то я никогда не называла его папой, только отцом. Четко и официально, как в анкете.
Три месяца назад, мы тогда гуляли с Кириллом и Олесей в парке, на детской площадке я заметила пожилого мужчину в очках. Потом, я заметила его, когда мы уже шли домой. Я тогда случайно обернулась, и увидела, что он идет на несколько шагов позади нас.
Если бы он шел с ребенком, я бы не удивилась и тут же бы о нем забыла. Но он шел один. Тогда я подумала, что на детской площадке делал человек без ребенка? Обычно пожилые люди предпочитают гулять там, где нет бегающих и шумящих детей.
Наверное, если бы он больше не встречался нам в парке, я бы не вспоминала об этом случае, но за месяц он несколько раз мелькал на нашем горизонте. Однажды он угостил нашу Олесю конфетой, впрочем, не только ее, но и девочку с которой она играла. Все это стало меня напрягать, и я поделилась своими сомнениями с Кириллом.
Кирилл сразу завелся, заочно обвинил незнакомца во всех смертных грехах, точнее в одном, для которого предусмотрена определенная статья в уголовном кодексе. Он даже хотел написать заявление в милицию, в тот вечер я с трудом его успокоила и даже стала почти защищать того пожилого мужчину.
В субботу мне пришлось выйти на работу, у нас был аврал. Кирилл гулял в парке с Олесей один. Я немного беспокоилась, как бы не вышло какого-нибудь конфликта между моим мужем и тем человеком. Вечером Кирилл сказал, что не видел его в парке.
В течение следующего месяца, раза два в неделю, Олесю из садика забирал Кирилл, я задерживалась на работе. По дороге домой они гуляли, иногда заходили в парк, иногда ограничивались детской площадкой. Изредка я вспоминала об этом странном мужчине, крутившемся около детей. Он не выходил у меня из головы.
Спустя время я спросила Кирилла о том человеке, он ответил, что, кажется, раз видел его в парке, но он не очень уверен в том, что это именно он. И тогда я окончательно успокоилась.
Но спокойствие мое было недолгим. В тот день, когда оно закончилось, а это была пятница, я, вопреки ожиданиям, ушла с работы вовремя. Тогда я решила сделать сюрприз и неожиданно зайти за Олесей в сад. Потом можно будет вместе пойти в пиццерию.
Я увидела их, когда они выходили из ворот детского сада. Кирилл нес Олесю на плечах, как когда-то отец носил меня. Я хотела окликнуть их и уже взмахнула рукой, но тут, прямо на моих глазах к ним приблизился тот пожилой мужчина из парка и Кирилл кивнул ему, как хорошо знакомому. Я сдержалась, и не стала подходить к ним.
А дома я разбиралась с Кириллом. До этого расспросила Олесю и узнала, что этот дедушка иногда подходит к ним в парке. Кирилл сначала отнекивался, говорил, что дочка наша что-то напутала. Я не отступала, да и Кирилл понимал, что факт его лжи налицо. И тогда я узнала правду – этот мужчина был моим отцом, и родным дедом нашей Олеськи.
- Ты пойми, - убеждал меня Кирилл, - он ее родной дед. Дед имеет право общаться с внучкой. А мы не имеем права лишать ее деда. У нашей дочери кроме нас с тобой только одна бабушка, твоя мама. Если еще будет дед, это что, как-то ей помешает?
Так сложилось, что Кирилла воспитывала бабушка. Родители его погибли в аварии, Кирюхе тогда было десять. Вырастила его мамина мама. Он не был обделен любовью, но Кирилл, ребенком фактически потерявший семью, больше меня ценил семейные узы. Его бабушки не стало четыре года назад.
Где-то в глубине души я понимала, что Кирилл по-своему прав. Но я не могла простить отца, простить его предательство. Он двадцать пять лет отсутствовал в моей жизни, почему же сейчас он считает возможным стать ее частью? Чем он заслужил это право? Почему я должна общаться с ним, дать возможность стать дедом для моей дочери?
Кирилл говорил, что отец любил Елену, и он мучился, прежде чем оставить мою мать. Он сказал, что жена моего отца умерла три года назад. Что детей у них не было, и теперь я, и Олеся – единственные родные для него люди. Кстати, он, Кирилл, как отец Олеси считает возможным общение своей дочери с ее дедом.
Я отвечала, что я, как мать, не хочу, что бы мой ребенок общался с предателем. Что отец бросил не только мою мать, он бросил и меня. Что ему мешало общаться со мной, хотя бы изредка? Тогда, когда была жива Елена, я была ему не нужна. И если сейчас я приму его и пущу в свою жизнь, то тем самым я предам свою маму. Так же, как когда-то предал он.
В общем, ругались мы через день, и ни один из нас не сдавал свою позицию. Настал день, когда я, смирившись с тем, что причиню боль человеку, который еще восемь лет назад был для меня самым близким и родным, пошла за советом к маме.
Моя мама, мамочка, мамуля. Она пожертвовала для меня всем, поставила крест на своем женском счастье, своей жизни, что бы жить моей. Она так и не вышла замуж. Не хотела, что бы мне пришлось жить с отчимом. Нет, она мне этого никогда не говорила, не упрекала меня своей жертвой. Это как-то сказала наша соседка, слишком хорошо осведомленная о жизни нашей маленькой семьи. Мама просто принесла себя мне в жертву, а сейчас Кирилл фактически требует от неё новой жертвы.
Краснея и запинаясь на каждом слове, я рассказала маме эту ситуацию. Она выслушала меня молча, без слез, вздохов и обмороков. Только лицо ее, шея и грудь покрылись красными пятнами, а это бывало, только если мама сильно волновалась. Я ждала ее слов, как ждали слов оракула, как ждут решения третейского суда.
- Надо уметь прощать, - сказала моя мама, потупив глаза, - я надеюсь, что и ты сможешь простить меня. Может быть не сразу, а спустя какое-то время.
- Мама, мама, что ты говоришь? – удивилась я.
- Это моя вина, что у тебя не было папы, а у твоей дочери нет деда. Я слишком любила твоего отца, была очень обижена, хотела отомстить, наказать. Но наказывала я не только его, но и тебя, - продолжала моя мама.
Из ее рассказа я узнала, что это она, моя любимая мама, которую я считала самым добрым, любящим и великодушным человеком, это она запретила отцу видеться со мной. Он приходил, но его не пускали, пытался передавать мне игрушки, мама не принимала их. Она знала, что отец любил меня, и знала, что делает ему больно.
Мама не уступила даже тогда, когда к ней приехала тетя Лена. Приехала, переступив через свою гордость, приехала, придавленная бедой, обрушившейся на нее. Приехала просить милости у бывшей подруги. За год до этого визита тетя Лена потеряла ребенка. И к великому ее горю, вместе с этим, не рожденным ребенком, она потеряла возможность стать матерью в дальнейшем.
Тетя Лена плакала и умоляла мою маму разрешить отцу видеться со мной. Но моя мама оказалась непреклонной. Она лишила меня радости общения с отцом, что бы ударить посильнее тех, кто когда-то ударил ее. Отчасти я ее понимаю. Она пережила двойное предательство, мужа и лучшей подруги.
Мама слишком любила отца. Она поэтому и не вышла замуж за другого мужчину. Хотя, может быть, на ее решение повлияло и ее чувство вины передо мной. Кстати, мама созналась, что несколько раз видела отца около моей школы и нашего дома. Он приходил посмотреть на меня издалека.
В тот вечер, уже придя домой, я сказала, что согласна с присутствием этого человека в жизни нашей Олеси. Пусть у моей дочери будет дед. А потом я плакала, уткнувшись в плечо Кирилла. Он ничего не говорил, а только гладил меня по голове, как маленького ребенка. Я не стала ничего ему рассказывать, но мне кажется, что Кирилл сам о чем-то догадался.
Засыпая в объятьях мужа, я поклялась себе, что как бы ни складывались наши отношения, что бы ни случилось между нами в дальнейшем, я никогда не буду манипулировать Олеськой и мешать их общению. Дай Бог, что бы у меня не было повода сдержать эту клятву.
На другой день мы сказали дочери, что у нее есть дедушка. Потом я смотрела, как Олеся рисовала картинку для моего отца. Корявыми буквами она написала: «Моему дедушке». Она часто рисовала такую картинку, на ней были мы с Кириллом, моя мама и сама Олеся. Посмотрев на рисунок дочери, я спросила:
- А ты никого не забыла?
Олеся задумалась на минуту, потом улыбнулась. На оставшемся месте, между Кириллом и кромкой листа, Олеся нарисовала длинную, и, по причине отсутствия места, худую фигуру мужчины в очках. Рисуя, она очень старалась, от напряжения даже периодически высовывала кончик языка.
Завтра мы подарим этот рисунок моему папе.
