Кажется, что этот вопрос носит одновременно очевидный и неясный характер. Очевидный, потому что всем понятно, – одно зависит от другого и наоборот. А неясный, потому что не очень понятно, как они друг от друга зависят. Нет, конечно уже есть оформленные взгляды, которые более или менее объясняют эту зависимость даже на очень глубоких уровнях. Тот же Карл Маркс сказал свое слово по данному вопросу. Но я имею в виду совершенно иное…
В 1988 году ЮНЕСКО признал Антона Семеновича одним из величайших воспитателей, отметив его неоценимый вклад в мировую педагогическую мысль. Значит, когда мы говорим «допустим, мы имеем такой же великолепно отлаженный и передовой коллектив, как у Макаренко» – мы как минимум не сильно ошибаемся. А то и совершенно правы.
Итак, допустим, мы имеем такой отлаженный коллектив (о том, как с ним работал Макаренко мы в общих чертах поговорили в предыдущей статье). Коллектив сам за себя все сказал. И не в теории, а на практике. Кроме того, напоминаю – ЮНЕСКО. Но тогда нужно на уровне базисных понятий ответить на вопрос – в чем его передавая суть? Чем он отличается от других подобных коллективов? Исходя из всего уже известного, на этот вопрос ответить можно. А.М. Зимичев утверждает, что «этнос начинается тогда, когда иррациональные цели рационализируются и их удовлетворение начинает приобретать специфическую для данного этноса окраску под действием категорий Справедливости, Добра, Красоты и Истины».
Очевидно, что именно по этим критериям построенный Макаренко коллектив и превосходил большинство других подобных коллективов.
Да и вообще, когда речь заходит о воспитании детей, взрослые имеют своей фактически единственной целью их социализацию. То есть, их хотят сделать похожими на взрослых. Но ведь и взрослые не одинаковы. С точки зрения царящих в обществе морали и культуры есть «неправильные» («плохие», «невоспитанные») и «правильные» взрослые. Детей, конечно, хотят сделать «правильными» взрослыми. Это и нравственно для общества и, что как минимум немаловажно, – удобно. С такими детьми удобно заниматься совместными делами, таких детей можно оставить предоставленных самим себе, их удобно учить.
Коллектив, который построил Макаренко, действительно, оказался крайне удобным с точки зрения управления. Включая в себя новых членов, он сам, «автоматически» приводил их к устоявшимся нормам и ценностям – категориям по Зимичеву. Нацелившись на какую-либо задачу (сельское хозяйство, промышленное производство, культурная деятельность и др.), он сам добивался её успешного разрешения с завидной энергетикой. «Выпущенные в жизнь» члены коллектива, бывшие беспризорники и бандиты, становились достойными представителями общества не только сами, но и через поколение. Есть даже такие примеры, когда достойными представителями общества становились люди, едва пересекавшиеся с Макаренко и его коллективом. Например, Владимир Николаевич Челомей. Он не воспитывался в колонии Макаренко, но пересекался с ним в то время, когда Макаренко работал в школе. Антон Семенович при встречах всегда уделял самое серьезное внимание будущему конструктору. Есть даже некоторые свидетельства о том, что знаменитый ФЭД стал производиться благодаря маленькому Челомею…
Конечно, никаких прямых доказательств вклада Макаренко в судьбу Челомея быть не может, у Челомея, к сожалению, не спросишь. У нас есть только тютчевское «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…», допускающее такую возможность. Может быть, это всё просто совпадение, но согласитесь, совпадение интересное.
Итак, обычно взрослые желают, чтобы через социализацию дети приближались к условному идеалу взрослого человека, который существует во взрослом же обществе. И вот с этой точки зрения созданный Макаренко коллектив превосходил все остальные детские коллективы. Он был отлично управляем, очень энергичен и высокопродуктивен с точки зрения социализации.
Более того, по этим параметрам он превосходил и многие коллективы взрослых. Доказательством тому – высокая продуктивность сельскохозяйственной и производственной деятельности, востребованность Антона Семеновича в качестве лектора для коллективов заводов и фабрик.
Но как же быть с тем противоречием, о котором мы говорили в главе «Два общества»? Можно ли сказать, что Макаренко удалось это противоречие разрешить или хотя бы частично снять? Нет, так говорить нельзя.
Детский этнос – тут удобно пользоваться терминологией Зимичева – существует согласно одним категориям, которые «рационализируют», артикулируют иррациональные цели жизнедеятельности детей. Этнос взрослых существует согласно другим категориям. Банальный пример разницы между категориями – отношение к Истине «Кто сильнее, тот и прав». Дети относятся к ней совершенно спокойно, понимая, что никуда от этого не деться. Взрослые «кривляются» и отрицают эту Истину. Такое моё пренебрежительное отношение – "кривляются" – станет ясно чуть позднее. Сейчас это вполне подходит в качестве иллюстрации. Как средство наглядности, если использовать терминологию педагогики.
Разница категорий данных этносов вытекает из разницы между членами этносов. Анатомия и физиология объясняет это с веской очевидностью, приводя такие примеры, которые способны изумить незнакомых с данным направлением научной мысли людей. Отечественная (и не только) психология расскажет вам о разнице, например, в курсах на темы «Ведущая деятельность в подростковом возрасте», «Личностное развитие в подростковом возрасте» и др.
Элементарная логика подскажет, что абстрактный ребенок просто не обладает тем культурным багажом, которым обладает абстрактный взрослый. А еще есть воздействие на человеческое общество «экономической подсистемы» по Марксу. Тут уместно привести начало знаменитой цитаты:
«Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»[1].
Обычно из этой цитаты пропадает слово «общественное», а для нас оно крайне важно. Общественное бытие определяет сознание представителей общества весьма специфично и однотипно. Специфично – в зависимости от того, каким это общество является; капиталистическим или социалистическим, индустриальным или традиционным и так далее. И всегда однотипно.
Если в капиталистическом государстве в число основных общественных ценностей входят деньги и карьера, то его представители будут более или менее однотипно поступать в схожих ситуациях. При возможности получить повышение на работе, очень многие воспользуются ей, даже если при этом потребуется «идти по головам». Потому что основные категории такого общества (этноса по Зимичеву) данное поведение не осуждают.
А разве не влияют эти ценности на такую важную сферу, как создание семьи? Разве наличие квартиры в Москве, возможности поездок на престижные западные курорты, автомобиля или чего-либо еще подобного не влияет на выбор «брачного партнера» (сама эта фраза возможна только в капиталистическом обществе)? На ребенка общественное устройство влияет тоже, но скорее косвенно. А на взрослого оно влияет в несравнимо большей степени и прямо.
Однако при всей очевидной разнице между ребенком и взрослым, а значит и при разнице между обществом детей и обществом взрослых процесс социализации идет веками «по натоптанной тропе». Взрослея, дети «превращаются» во взрослых в биологическом и психологическом плане, поневоле встраиваясь в систему экономических связей. Это приводит к пересмотру тех категорий, в соответствие с которыми они жили, будучи полноценными представителями детского этноса.
Молодые люди, подростки постепенно отказываются от прежних категорий. Например, от категории Истины «Кто сильнее, тот и прав». Теперь она имеет совершенно иной вид, например вид «верховенства закона». Таким образом, отходя от категорий в буквальном смысле «пережитого» детского этноса, подростки приближаются к категориям этноса взрослых.
Но неожиданно для них оказывается, что у взрослых нет единой системы категорий. Есть те, о которых им «талдычили», – идеальные категории. А есть другие, массовые, те, в соответствии с которыми общество существует на практике. Оказывается, что «верховенство закона» на практике является чем-то вроде «прав тот, у кого больше прав». Оказывается, в основном отрицая грубую физическую силу, насилие и их преимущества, этнос взрослых успешно подбирает те или иные не уступающие и даже превосходящие аналоги (коррупция, номенклатура, деньги и др.). А все объяснения на тему несправедливости применения силы являлись не более чем кривлянием взрослого общества.
То есть перед бывшими детьми, нынешними подростками встает выбор: идеальные категории на словах или те, что имеются, но на практике. Понятно, что не все подростки делают одинаковый выбор. Под влиянием массы факторов от генетической предрасположенности до конкретных жизненных обстоятельств они склоняются к одному из трех вариантов.
«Идеалисты» искренне верят (юношеский максимализм) в идеальные категории, которые так громко воспеваются в обществе. «Реалисты» признают некую абстрактную лицемерную идеальность одних категорий, а живут так, «как принято», по другим категориям. «Нигилисты» в целом отрицают такую реальность, «уходя», например, в субкультуры или «на поиски истины в вине».
Очень показательно это изобразил Тургенев в своем знаменитом романе. Вообще-то, все эпизоды, где Базаров спорил с Павлом Петровичем в этом плане показательны. Но особенно выделяется один из них:
«– Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, – флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. – Спор наш зашел слишком далеко… Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами, – прибавил он вставая, – когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
– Я вам миллионы таких постановлений представлю, – воскликнул Павел Петрович, – миллионы! Да вот хоть община, например.
Холодная усмешка скривила губы Базарова.
– Ну, насчет общины, – промолвил он, – поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
– Семья, наконец, семья, так как она существует у наших крестьян! – закричал Павел Петрович.
– И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем…
– Надо всем глумиться, – подхватил Павел Петрович.
– Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа!
Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.
– Вот, – начал наконец Павел Петрович, – вот вам нынешняя молодежь! Вот они – наши наследники!
– Наследники, – повторил с унылым вздохом Николай Петрович. Он в течение всего спора сидел как на угольях и только украдкой болезненно взглядывал на Аркадия. – Знаешь, что я вспомнил, брат? Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать… Я, наконец, сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька – а проглотить ее нужно. Вот теперь настала наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы, мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю.
– Ты уже чересчур благодушен и скромен, – возразил Павел Петрович, – я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков…».
Павел Петрович, как представитель этноса взрослых, безуспешно отстаивающий его ценности. Базаров, как бывший представитель той части детского этноса, которая отрицает неоднозначные ценностные категории этноса взрослых. И Аркадий, который по итогам романа направляется скорее в сторону идеалистов.
Вот и сегодня подростки делятся на три группы.
- Первая – наиболее многочисленная – полноценно прошедшие социализацию ребята, ставшие карьеристами, лицемерными циниками, «овощами», представителями «золотой молодежи» и т.д.
- Вторая – деструктивное отрицание большинства принятых в этносе взрослых ценностных категорий. В нее входят представители многочисленных субкультур, алкоголики и наркоманы.
- Третья – самая малочисленная группа – романтики и мечтатели, в основном не приспособленные к царящим на практике ценностным категориям и вытекающим из этого реалиям.
Конечно, названные группы — это теоретическое построение. На практике все это постоянно подвижно, признаки смешиваются, мировоззрение подростков меняется. Идеалист очень просто может «скатиться» к разочарованию и пристраститься к алкоголю. Представитель субкультуры может неожиданно для себя увидеть возможность для заработка (стать популярным певцом, например) и сориентироваться на распространенные в обществе ценностные категории. Вариантов масса. Но по большому счету все они так или иначе сводятся к трем группам.
Еще только склоняясь к тому или иному направлению, подростки уже специфически относятся к любым воспитательным воздействиям на свою личность. Отметим, что в тот момент процесс социализации еще не закончен, а значит воспитателю необходимо получить контроль над воспитанниками. Сделать это сложно, потому что воспитатель, обычно, является полноценным представителем реалистов. Реже – плохо вписавшимся в действительность идеалистом.
Представим, что контроль над подростками стремится установить воспитатель-реалист. Подростки, напоминаю, только склоняются к выбору, но, по сути, еще вписаны в ценностные категории детского этноса. В этом случае почти все стремления педагога бессмысленны – подростки видят в нем лицемера. Он не может им предложить никакой полноценной замены тех категорий, в соответствии с которыми они живут и действуют в данный момент.
Другой случай менее распространенный. Педагог – «неформал». Он уже отделился от детского этноса, но отрицает очень многие ценностные категории этноса взрослых. Такой педагог может иметь чуть больше контроля, чем «реалист», но не значительно. Просто в силу того, что с точки зрения ценностных категорий находится к подросткам «чуть ближе». Он "отошел от них на шаг и остановился", в отличие от «реалиста», который сделал второй шаг и принял все ценностные категории взрослого общества.
Воспитатель-идеалист(редкий гость в школе), как правило, вообще не имеет никакого контроля над детьми. Потому что он, в большинстве случаев, «неудачник». И даже для тех детей, которые на пути своей социализации склоняются к тому же варианту он не является авторитетом. По понятным причинам.
Замечу, что речь идет о воспитании, как о целенаправленном воздействии «в узком» смысле. «В широком» смысле, пройдет время, и подростки в большей или меньшей степени как-то впишутся в общество взрослых. Это замечают все учителя, отмечая изменения, скажем, от восьмого класса к одиннадцатому. Но вот раньше и быстрее, а тем более целенаправленно, повлиять на подростков не получается.
Те из подростков, которые склоняются к «реалистам» и «нигилистам» не поддаются целенаправленному воспитанию, потому что воспитателю нечего им предложить в плане ценностных категорий. Он для них является либо моральным лицемером, либо моральным бомжом (неформалом любого толка), либо неудачником. Те, которые склоняются к идеалистам, постепенно начинают смотреть на окружающих свысока идеальных ценностных категорий. Вначале своего пути такие подростки в основном «уходят» в политическую оппозицию тех или иных толков, искренне считая, что проблема в политической системе и получая возможность облеченного в слова противостояния с обществом. Однако очень скоро они на практике убеждаются, что дело не в этом. Те из них, кто готов притворяясь идеалистом стать прожжённым реалистом приспосабливаются к жизни. Большинство в той или иной мере оказывается на обочине жизни.
Следовательно, на вопрос о том, кто и что может целенаправленно воспитывать таких подростков остается единственный возможный ответ: идеалист, не только не являющийся неудачником, но и представляющий соответствующий этнос (кстати, это А. С. Макаренко, С.А. Калабалин, Э.Г. Костяшкин и др.). Другими словами, все три группы подростков может целенаправленно воспитывать, контролировать и направлять только путь к идеальным категориям взрослого этноса.
Это и предложил своим воспитанникам Макаренко. Тем более, что на его воспитательную позицию, берущую начало в глубинах специфической личности и в недрах «народного воспитания», повлияла еще и позиция идеологическая.
Искренняя приверженность Антона Семеновича коммунистическим идеалам не вызывает сомнений даже у тех, кто язвительно указывает на определенные гонения, которым он подвергался ближе к концу своего пути. Это видно и из соответствующих слов самого Макаренко, «рассыпанных» им почти во всех произведениях и выступлениях. Это и соответствующие дела, и друзья, и наставники.
Возникает вопрос, как именно и почему повлияли идеологические воззрения великого воспитателя на педагогический результат.
Один из механизмов такого влияния, очевидно, заключается в противопоставлении. Нам уже известно, что этнос – это любое объединение людей, которые сознают свою общность, могут сказать о себе «мы». Добавлю к этому, что Зимичев настаивает на том, что для существования этноса «он должен быть противопоставлен окружающему миру, то есть «не мы». «Иначе говоря», – подчеркивает автор – «этнос всегда существует там, где есть разделение на «Мы» и «Не мы»».
А теперь вспомним разговор Макаренко и завгубнаробразом о новом человеке. Эта идея была в замыслах уже на этапе планирования всего дела. Могут сказать, что это только слова. Нет, в тех или иных интерпретациях они буквально разбросаны по всей «Поэме». В тех или иных событиях они воплощаются на протяжении всей жизни коммуны. Взять хотя бы противопоставление так называемым «гракам».
И хотя Макаренко иногда заступается за этих граков, по прочтению всего произведения создается весьма прочное убеждение, что граки противопоставляются не только конкретно тем личностям, которые воспитываются в коммуне. Они в принципе противопоставляются «новому человеку» по многим аспектам. От самых незначительных, до конфликтных.
Так говорили о граках ребята:
«— Вы их не знаете, а мы на своей шкуре знаем, что это за народ. Он за полфунта хлеба готов человека зарезать, а попробуйте у него выпросить что-нибудь… Голодному не даст ни за что, лучше пусть у него в каморке сгинет.
— Вот мы бандиты, пусть! Так мы все-таки знаем, что ошиблись, ну что ж… нас простили. Мы это знаем. А вот они — так им никто не нужен: царь был плохой, советская власть тоже плохая. Ему будет только тот хорош, кто от него ничего не потребует, а ему все даром даст. Граки, одно слово!».
А вот что пишет сам Макаренко: «Граками в коммуне называют людей чрезвычайно сложного состава. Грак – это человек прежде всего отсталый, деревенский, не умеющий ни сказать, ни повернуться, грубый с товарищами, и вообще первобытный. Но в понятие грака входило и начало личной жадности, зависти, чревоугодия, а, кроме того, грак еще и внешним образом несимпатичен, немного жирный, немного заспанный». Каково? Тут уже появляется то, что можно отнести к противопоставлению на основе ценностных категорий этноса! И делает это сам Антон Семенович. Но это не только и не просто категории этноса. Это идеологические воззрения, которые были помещены Макаренко на место ценностных категорий этноса. Отсюда и противопоставление! «Мы» – новые люди, и «не мы» – в данном конкретном случае, на жаргоне воспитанников коммуны, граки.
Вот что говорит С.Е. Кургинян на YouTube-канале «Суть времени» в выпуске «Марксизм, коммунизм и мещанство, или Почему погиб Советский Союз»:
«Пролетариат проиграл. Вместе с Советским Союзом и капитал проиграл. Выиграло мещанство. И оно дико набирает обороты. А Горький, который знал в нем толк, писал гениальную вещь о нем. Что когда мещанство начинает разлагаться, оно апеллирует к звериному закону. Оно хочет обосновать свое право быть с помощью звериного закона».
И хотя сначала понятие «Мещанство» относилось только к мелкой городской буржуазии, уже с девятнадцатого века оно значительно расширилось до морального и идеологического горизонтов. Так, в Советской России мещанство обличал не только сам Ленин, но и, как нам уже известно, Горький.
Согласно словарю по этике от 1981 года, мещанство – это стремление устроить жизнь любыми средствами, приспособиться к обстановке и найти пути продвижения по службе, личного процветания и т.д. Конечно, это не один в один то, что говорят о граках коммунары и Макаренко, но это очень похоже. Кроме того, на определенные сопоставления наталкивает и тот факт, что Макаренко и коммунары имели крепкую дружбу с Горьким. И, конечно, были знакомы с его политическими и идеологическими взглядами.
А вот что говорил Макаренко на юбилее школы № 1 Ярославской железной дороги:
«У вас сегодня грандиозное торжество. Оно гораздо значительнее, чем вам кажется. Это торжество новой школы, торжество революции, торжество новой культуры. Сейчас… наше учительство стоит перед самой почетной и самой трудной задачей: на него возлагаются надежды всей страны, это мы должны готовить людей для коммунистического общества, это на наших плечах должен подняться новый человек и поднять перед всем миром совершенное коммунистическое общество — в творчестве новой культуры нам принадлежит самое почетное и самое видное место».
Выводы.
Макаренко создал свой коллектив (этнос), использовав в качестве ценностных категорий не только культурные столпы народной души, но и идеологические воззрения. Он не пустил воспитание и социализацию детей по обычной дороге, ведущей в «классическую» взрослую жизнь и потому избежал всех описанных выше проблем, с этим связанных. Он не стремился привести свой коллектив в состояние почти равное этносу взрослых. Он стремился превзойти этот этнос и превзошел его! В этом было стержневое противостояние коммунарского «мы» и старого, отжившего свой век, нуждающегося в обучении взрослого «не мы». Проблему «отцов и детей» он разрешил изящно – не работая с «вечным» противостоянием, а обойдя его и нацелившись на «лучшего взрослого».
Макаренко неоднократно в разных выражениях повторял одно и то же: воспитанник, становящийся новым человеком, должен ощущать себя частью строящейся страны, видеть свой вклад в ее развитие. Антон Семенович привел свой коллектив к идеальным категориям из этноса взрослых, которые самому этому этносу были доступны только на словах. Но который мечтал о них именно в тот исторический момент. Вот как описывается это, например, в повести «Флаги на башнях»:
«А здесь, в колонии, он ощущал Советскую власть очень сложно, в непонятном, густом экстракте; трудно даже было разобрать, где она находилась. Конечно, Алексей Степанович, конечно, Николай Иванович. Но Санчо только что рассказывал: все эти дома наново построены на чистом поле. Все сделано наново: и цветники, и зеркала, и паркет. Санчо говорил: ничего старого, все Советская власть сделала. И по словам того же Санчо выходило, что Советская власть — это не только Алексей Степанович и учителя, но еще и они, все колонисты. Санчо так и говорил: мы сделали, мы купили, мы решили, мы постановили. Выходит так, что и сам Санчо Зорин тоже Советская власть. И Володя Бегунок!»
[1] К. Маркс «К критике политической экономии».
Все части по порядку:
"Противостояние детского и взрослого обществ".
"Передовая педагогическая техника".
"Промежуточные вехи в разговоре о воспитании".
"С каким обществом столкнулся Макаренко?"
"Как подчинить себе коллектив?"
"О том, как разрушить коллектив школьников".