Итак, согласно Т. Парсонсу (разговор об этом был тут) сообщество школьников является обществом в прямом смысле этого слова. Специально установленный порядок в нем имеется. Статусы распределены, правила, в соответствии с которыми эти статусы можно получить, всем известны. Исходя из статусов члены сообщества наделяются правами и обязанностями. Подавляющее большинство членов сообщества (школьников) считает или делает вид, что считает жизнь согласно таким законам наиболее приемлемой.
Школьное сообщество учеников «знает», когда нужно приходить вовремя, а когда можно опоздать, на какой урок надо идти и в каком случае, а какой можно прогулять. Где и с кем можно хамить и ругаться, а где и с кем нельзя. Какая территория кому «принадлежит», где можно собираться, а где не стоит. Как нужно оказывать знаки внимания противоположному полу, а за что могут высмеять и начать «охоту на ведьм». Кто и почему является лидером, а кто отстающим и т.д. Согласитесь, что такое положение вещей полностью подходит под определение общества по Парсонсу.
С другой стороны, мы не можем не признать, что родители и учителя – взрослые, в эту систему не вхожи. Да, технически они есть. Но статусами они не наделяются. Да, статусы у них есть. Но ими их наделило совсем другое – взрослое – общество. И, наконец, да – с ними общаются и взаимодействуют. Но делают это в большей степени по нужде. Если же детское общество наделяет взрослого статусом, то крайне редко и, в основном, это незавидные статусы гонимых учителей. Правила, общие для учеников, для взрослых не обязательны и наоборот, ученики крайне неохотно и в основном чисто формально «принимают» правила взрослых. На права и обязанности у учеников и взрослых взгляды совершенно разные. Многие элементы общественной жизни учащихся для взрослых страшны, трудны, а то и вовсе неприемлемы, а соответствующие элементы из общества взрослых принимаются учащимися лишь внешне.
Именно об этом и говорил Ушинский: «Школа составляет общество, имеющее свое общественное мнение, столь же сильное, как и мнение света, даже сильнее…». Это, во-первых, означает, что общество детей в школе и общество взрослых – два разных общества. А во-вторых то, что социально-психологическое давление на отдельную личность в обществе детей сильнее, чем в обществе взрослых. Эти два момента мы просто обязаны зафиксировать. Из них следует то, что Ушинский выводит в дальнейшем:
«…моральное влияние наставника на мальчика далеко не равняется тому, которое имеют мальчики один на другого…».
Почему же это так? Исчерпывающе ответить на данный вопрос не просто. Но выделить существенный элемент такого ответа нам поможет вывод Карла Маркса о том, что среди нескольких общественных подсистем ключевую роль играет экономическая подсистема. Которая, сильно влияет на остальные подсистемы.
В детском обществе экономическая подсистема не сформирована. Она влияет на это общество только отзвуками из взрослой жизни – уровнем материального достатка родителей. Эти отзвуки, конечно, вносят свой вклад в общественную жизнь, но и не больше. В школьном обществе нет необходимости в зарабатывании денег, а личные качества обычно ценятся больше, чем наличие денег или дорогих вещей (хотя и не без исключений). Поведение взрослых, продиктованное, согласно здравому смыслу и Карлу Марксу, экономической подсистемой, в основном не понятно и противно взгляду представителя детского общества. Это не означает, конечно, что ребенок буквально все понимает, как взрослый и осознанно отвергает то, что взрослый принимает. Но когда дело касается принципиальных позиций, в которых взрослый руководствуется карьерными и денежными интересами, между ним и ребенком появляется пропасть. И продиктована она именно общественными мотивами.
Можно с уверенностью утверждать, что все воспитательные неудачи педагогов происходят от того, что они являются представителями сильно отличного школьному общества.
Давайте вспомним строки священной песни:
«Как два различных полюса,
Во всем враждебны мы:
За свет и мир мы боремся,
Они – за царство тьмы».
В описанной великими строками реальности полюса могли повлиять друг на друга только одним способом – физическим уничтожением. И это, конечно, крайний пример. Противостояние ученического и учительского «полюсов» не носит тотального и метафизического характера, они вполне могут сосуществовать. Но оно все же слишком велико, чтобы учитель мог войти «со своим уставом в чужой монастырь».
Что же делать?
Решение этого вопроса в принципе возможно только с двух сторон.
Первый и наиболее распространенный подход заключается в том, что общество взрослых, пользуясь своим комплексным превосходством, пытается навязать детскому обществу определенные психические, моральные и другие реакции на конкретные ситуации. Эти реакции будут подталкивать ребенка к принятым в обществе образцам поведения. По сути, это и называется социализацией. Взрослея, ребенок волей-неволей идет по этому пути, последовательно «включаясь» в те общественные подсистемы, которые перечислил К. Маркс. Альтернативой является только маргинализация, что, естественно, отвергается подавляющим большинством детей, как не соответствующее потребностям личности хоть по Фрейду, хоть по Фромму, хоть по Маслоу.
При этом, конечно, взрослые пытаются интериоризировать (овнутрить) общественные нормы и ценности, чтобы они имели не только внешнюю, но и внутреннюю побудительную силу для ребенка. И это, в том числе, является воспитанием. Только такое воспитание не имеет никаких инструментов, механизмов, рычагов воздействия. По сути, это только большее или меньшее желание отдельных взрослых и… слова. Единственной реальной силой и возможностью в данном случае является личные Пример и Характер. На это часто указывает Ушинский, например, так:
«Инструкции, уставы, программы – дело второстепенное, и чем меньше их, тем лучше. Дурного воспитателя они не сделают хорошим и не заменят его ни в каком случае: хорошему же они не нужны и могут только помешать ему… Главный воспитатель или начальник школы должен в строгом смысле слова жить с воспитанниками, чтобы иметь влияние на них не только словами, но и примером»[1].
Проблема же заключается в том, что немногие взрослые этой силой обладают. Потому что они сами формировались под воздействием экономической подсистемы (и не только), которая, согласно здравому смыслу, фактическому положению дел и К. Марксу вдребезги разносит морально-нравственные построения, как только они вступают с ней в противоречие. Другими словами, взрослые пытаются убедить детей жить так, как не живут сами. Говорить правду, не говоря её собственными устами, отстаивать свое мнение, давно наплевав на личное, защищать слабого, повсеместно «сдавая» своих коллег в немилость самодурам-начальникам и т.д. Естественно, такой воспитательный подход оканчивается натуральным фиаско.
Вот что относительно такого морально двуличия в обществе писал Макаренко, под старой моралью понимая дореволюционную мораль, которая, конечно же, еще в очень значительной степени властвовала в обществе и которая, очевидно, во всей полноте нахлынула на общество в момент фактического угасания идеологии СССР:
«В старой морали высокая нравственность всегда была в подозрительном родстве с глупостью. Многие деятели старого времени достаточно откровенно подчеркивали эту родственность. И это были не только циники, купцы и живоглоты, но и такие тонкие аналитики, как Достоевский. Его князь Мышкин — замечательная иллюстрация к этому закону. Структура нравственного поступка так явно противоречила структуре общества, что только слабый мыслящий аппарат способен был не заметить этого противоречия.
Но может быть, в этой толпе найдется несколько человек, которые не полезут в драку, которые не побегут в общем паническом движении, которые обрекут себя на голодную смерть, но никого не столкнут с дороги и никому не придавят горла. Их поведение, конечно, обратит на себя внимание остальных — один назовет их подвижниками, высоконравственным героями, другие назовут глупцами, и эти два суждения не будут находиться в особенном противоречии друг с другом…
…В человеческой моральной практике было, собственно говоря, две нормы: одна — парадная, для нравственной проповеди и для специалистов-подвижников, другая — для обыкновенных случаев жизни, для человеческих будней. По первой норме полагалось последнюю рубашку отдать ближнему, пренебречь богатством, предоставить щеки и правую и левую и пр. По второй норме ничего положительного не полагалось, и измерителем нравственности была не нравственная высота, а нечто противоположное: обыкновенный житейский грех. Так уже и считали: все люди грешат, с этим ничего не поделаешь».[2]
Второй, менее распространенный подход, заключается в том, что общество взрослых проводит социализацию, по-прежнему пользуясь своим превосходством. Но в дополнение к этому оно создает искусственные социально-иерархические конструкции и внедряет их в детское общество. Это подобно заражению компьютерной системы вирусом, который разрушит устоявшуюся в ней иерархию и позволит выстроить новую. В качестве примеров можно привести пионерскую организацию прообразом для которой во многом служила организация «скаутов» [3](20 век, США), но на которую значительное влияние оказала коммунарская традиция, о которой мы говорили выше. Кроме того, уместно вспомнить современные «школьные советы самоуправления».
Такие искусственные социально-иерархические конструкции в идеале должны быть минимально наполнены бюрократией при наличии четких правил. У них должны быть реальные в глазах детского общества права и реальные же, только уже с точки зрения взрослого общества обязанности. Основные позиции в данных структурах должны занимать полностью подконтрольные дети. При этом необходимо выдерживать баланс между их подконтрольностью и возрастом. Идеально – эти люди должны быть как можно ближе к детскому возрасту, но достаточно взрослыми, для того чтобы социальные ценности, нормы и шаблоны поведения стали до конца личными ценностями, нормами и шаблонами. То есть, они должны понимать выгоды «взрослой жизни», «окрашенной» экономической общественной подсистемой.
Конечно, разные конструкции по-разному далеки или близки к идеалу. Если брать отечественную практику, то чем ближе они к коммунарскому движению, тем выше их «КПД» и наоборот. Вот как смотрели на данную проблему в восьмидесятых годах представители официальной педагогики: «Имеют место и существенные упущения в практике работы пионерских дружин: механическое перенесение отдельных элементов жизни воинских коллективов в отряды, чрезмерное увлечение массовыми мероприятиями, отсутствие продуманной системы, предполагающей оптимальное сочетание форм совместной работы школы, пионерской организации, семьи и общественности по воспитанию у подростков высоких гражданских качеств патриота – защитника Родины». [4]
Оба описанных подхода являются решением воспитательного вопроса с одной стороны. Первый «решает» этот вопрос только внешне и поверхностно – создает видимость воспитания, на самом деле воспитывая лицемерие и нигилизм. Можно было бы сказать, что с точки зрения социализации он дает приемлемый результат, но это не так. В основе этого результата лежат другие факторы и причины. Та же экономическая подсистема общества и многое другое вплоть до биологически обусловленных потребностей, многие из которых исчерпывающе объяснены этологией человека (например, желание нравиться противоположному полу вынуждает «вести себя» определенным образом и т.д.).
Воспитание и социализация – хотя и родственные, но все-таки разные феномены.
Второй в целом верен и может приносить неплохие результаты. При условии… при многих условиях. Если объединить эти условия воедино и выполнить их все, то получится едва ли не утопическое: «вирус» новой иерархии должен принести больше справедливости, понятности и безопасности в детскую группу, чем там было до него.
Согласитесь, если все это с монтажем новой системы для детей уменьшается, то она не приживется. Дети будут массово избегать искусственно конструируемой системы, отлынивать, саботировать, лгать. Будет происходить то, что мы видим сегодня, глядя на «пионерскую организацию» или какую-нибудь «Юнармию». Многочисленное только на картинках и на бумаге движение, улыбающееся на камеры и совершенно незаметное в жизни. Отсюда, кстати, можно сделать и «вывод с другой стороны» – о качестве советского общества, хоть в какой-то приемлемой степени способного заинтересовать детей.
Итогом обоих подходов в большей или меньшей степени является притворство и лицемерие. В первом случае – совершенно очевидно. Предлагается поступать определенным образом, пропагандировать и жить по определенным ценностям, но живется и действуется по другим, продиктованным экономической подсистемой, биологически обусловленными правилами (закон сильного) или иными правилами.
Во втором случае «брака» меньше. Ровно до того момента, пока не начинает «портиться» общество. Но и даже до этого момента (в советском обществе) подход взращивает в детях и притворство и лицемерие. Или кто-то считает, что то общество было раем на земле?
Главная мысль во всем этом следующая. Детское общество очевидно не является частью общества взрослых и, более того, значительно отличается от него. В силу культурного развития, в силу биологического (гормонального, полового) развития, в силу разницы между психикой ребенка и взрослого. И, наконец, в силу меньшего воздействия на детское общество экономической подсистемы.
Но если это так, то к какому подходу относится жизнь, творчество и труд «собирательного» (а он не один такой был) Антона Семеновича Макаренко?
Отвечать на этот вопрос проще всего по принципу «от обратного».
Совершенно точно, что не к первому. Это и обсуждать нечего. Ко второму? Разве Макаренко создавал искусственные социально-иерархические конструкции? Он создавал конструкции – это очевидно. Но у него они крайне высокоэффективно работали. Значит, что-то их отличало от всего остального. Об этом и поговорим.
Выводы.
С точки зрения нужд педагогики, в теории целесообразно разделять общество детей и взрослых. На практике это происходит без всякого нашего участия и это можно либо признать, либо слепо отрицать.
Признание данного факта позволит разрабатывать и совершать конкретные практические действия той или иной степени продуктивности. Отрицание – будет длить бессмысленную «пробуксовку» государственной воспитательной машины с «тюнингом очковтирательства и показухи».
[1] «Три элемента школы» (Том 2). К.Д. Ушинский.
[2] А.С. Макаренко «Книга для родителей».
[3] «Воспитание пролетарской молодежи по системе «скаутинг»». Организация юных коммунистов «ЮКИ».
[4] «Военно-патриотическое воспитание школьников в процессе деятельности пионерской организации имени В.И. Ленина». Диссертация на соискание ученой степени кандидата педагогических наук, Е.А. Леванова.
Все части по порядку:
"Противостояние детского и взрослого обществ".
"Передовая педагогическая техника".
"Промежуточные вехи в разговоре о воспитании".
"С каким обществом столкнулся Макаренко?"
"Как подчинить себе коллектив?"
"О том, как разрушить коллектив школьников".