Есть на моем канале некоторые статьи, которые я пишу не для всех. Это не то, что я выделяю среди людей более или менее умных. Я не ставлю себя выше других и не считаю умнее... Кстати, в практической психологии есть правило:
Хочешь чтобы тебе поверили, перестань употреблять "НЕ".
Это потому, что наше "подсознание" частицу "НЕ" пропускает. Оно обрабатывает только те слова, которым соответствуют образы. Услышанная фраза внутри него превращается в череду образов и все, что к ним не относится из этой череды выпадает. В том числе, – а я считаю, что в первую очередь, – поэтому научные или правительственные тексты так тяжело воспринимаются. Там очень мало образов и много "понятий отвлеченных". Замечательный исследователь разрушения отечественного математического образования И.П. Костенко подметил эту особенность и вот так описал, критикуя "принцип высокого теоретического уровня", ссылаясь на признанных авторитетов и научные знания:
Учитывая это "не-правило" скажу по-другому. Мои умственные способности такие же, как у большинства. Но знак "*" отмечает те материалы, которые интересны людям, серьезно увлекающимся воспитанием, детьми и школой. Это знак "углубленного материала". И всё, ни больше, ни меньше.
В прошлой статье мы обсудили весьма интересный факт: успешность воспитания детей сильно зависит от того, как будет решена "проблема отцов и детей". Решать ее можно (и это общепринятый принцип) с точки зрения экспансии, проводящейся "отцами" – когда взрослые "нагибают" детей.
На практике она очень часто решается наоборот. Когда правила и взгляды "отцов" имеются лишь "теорехтически", как говаривал Калина Иванович, а "прахтически" всем заправляют дети.
Макаренко разрешил эту проблему иначе. Но об этом, повторяю, говорилось в прошлой статье. Тут нам интересен сам этот установленный факт. Отметив это мы можем продолжить.
Всякое качественное воспитание «в узком смысле» – революционно. Революционно всякое целенаправленное воспитание спланированное и осуществляемое педагогом, направленное на формирование нового этноса с идеальными ценностными категориями.
Кажется, что после всего уже сказанного, такое следствие весьма очевидно, но все же оно нуждается в артикуляции и раскрытии.
Итак, нам дано: некий детский этнос (детская группа) и воспитатель. При этом воспитатель представляет взрослый этнос, который более или менее существует в соответствие с идеальными ценностными категориями.
Задача: повышение управляемости и энергичности этноса, его социализация с опорой на идеальные ценностные категории. Попросту говоря, нам нужен контролируемый плотный коллектив, ориентирующийся на «вечные» ценности и способный достигать поставленных целей.
Совершенно очевидно, что решая данную задачу, первым делом необходимо произвести слом имеющегося этноса. Потому что если такая задача стоит, то имеющийся этнос по определению не отвечает требованиям и его нельзя «доработать». Он имеет такие ценностные категории, которые не позволяют его вполне контролировать, не обеспечивают его необходимой энергетикой и так далее. Кроме того, на основе ценностных категорий этноса, как на фундаменте, существует иерархическая структура, заинтересованная в сохранении именно такого положения вещей. Она контролирует группу, следит за единой «униформой» – делает все, что будет мешать «доработкам».
Демонтаж внутренней структуры данной группы производится при помощи подстройки, ведения и занятия существующей иерархии лидерской позиции. Но на известном этапе этих мероприятий группе должны быть предложены новые ценностные категории, которые будут обеспечивать все потребности каждого её члена. Или, хотя бы, будут предоставлять каждому из них потенциальную, но реально реализуемую возможность обеспечения этих потребностей.
Те ценностные категории, которые приняты в обществе взрослых детьми не принимаются. В этом и заключается временная проблема «отцов и детей» – дети не принимают многие ценности взрослых до тех пор, пока сами не станут взрослыми. То есть, до тех пор, пока не пройдут процесс стихийной социализации, пока не будут «воспитаны в широком смысле». Нам же необходимо, напоминаю, воспитание «в узком смысле», воспитание, приносящее свои более богатые плоды значительно раньше, под воздействием педагога.
Разрешить это противоречие, как мы уже знаем, у Макаренко получилось, не «подтягивая» пацанов к уровню взрослого общества (еще неизвестно, какое из этих обществ лучше), а «перепрыгнув» через него к идеальным ценностным категориям. И уже отсюда, как бы «сверху» противопоставляя подростковый этнос обществу взрослых (борьба с граками, с самогоноварением, иск в суд и закрытие "счета Халабуды" и т.д.).
Мы знаем, что революция – это качественный скачок в развитии общества. Но разве реальный перевод (пусть даже сначала и частичный, распространяющийся только на некоторые сферы жизни) жизнедеятельности взрослого общества на идеальные ценностные категории – это не качественный скачок в его развитии? Еще какой качественный и еще какой скачок! Это – полноценная социальная революция.
Конечно, для того, чтобы ее осуществить одной коммуны совершенно недостаточно. Пусть даже это коммуна под руководством Макаренко в то историческое время, когда общество ожидало появления «нового человека»-строителя «новой жизни». Для того, чтобы свершилась такая социальная революция, необходима планомерная работа государственного масштаба на протяжении десятков лет. Как минимум.
Но это не значит, что даже одну-единственную, пусть даже и первую в истории, «ласточку» такой революции окружающие не будут считать революционной. Подростковый этнос с такой внутренней организацией будет считаться в лучшем случае ревизионистским. Но возможны и совершенно абсурдные ярлыки. Того же Макаренко в чем только не обвиняли и, в конце концов, обвинили в антипартийном воспитательном процессе и даже в политической контрреволюционности.
Если говорить о сегодняшнем дне, то могу привести личный опыт, когда в значительной степени подобным образом организованный коллектив старших школьников был обвинен (хотя и безуспешно) в национализме. Это при том, что в него входили в том числе подростки-кавказцы...
На самом деле, такое отношение к подобным начинаниям выглядит очень естественно и вполне понятно. Элементарно, – такой коллектив и, тем более, его лидеры, должны будут прямо и честно обличать «гнилые» стороны социальной действительности. По крайней мере в тех проблемных точках, где она пересекается с общественной жизнью этого коллектива (этноса/группы). Но, немного перефразируя известный афоризм, надо отметить, что «у каждой проблемы есть фамилия и имя». И эти «фамилия и имя», как правило, самозабвенно защищаются, будучи уличенными в создании «гнилой» социальной действительности или даже в потакании ей. Это совершенно очевидно с точки зрения бытового опыта любому, имеющему этот самый, даже малейший, бытовой опыт.
Если же смотреть на ситуацию с высоты теории об этносе А.М. Зимичева, то ясно, что такие «защитники» являются его, этноса, представителями. Очень часто, занимающими в его иерархической структуре довольно значимые позиции. Как официальные, так и неофициальные.
Вот что пишет Конрад Лоренц об агрессии в одноименной книге:
«Но вот что можно описать уже здесь — это роль агрессии в системе, которая порядком выше, однако для понимания доступнее; а именно — в сообществе социальных животных, состоящем из многих особей. Принципом организации, без которого, очевидно, не может развиться упорядоченная совместная жизнь высших животных, является так называемая иерархия.
Состоит она попросту в том, что каждый из совместно живущих индивидов знает, кто сильнее его самого и кто слабее, так что каждый может без борьбы отступить перед более сильным — и может ожидать, что более слабый в свою очередь отступит перед ним самим, если они попадутся друг другу на пути. Шельдеруп-Эббе был первым, кто исследовал явление иерархии на домашних курах и предложил термин «порядок клевания», который до сих пор сохраняется в специальной литературе, особенно английской. Мне всегда бывает как-то забавно, когда говорят о «порядке клевания» у крупных позвоночных, которые вовсе не клюются, а кусаются или бьют рогами».
Люди не кусаются и не бьют рогами, но это не означает, что у них нет механизма, при помощи которого они оформляют свою агрессию в социальной действительности. А так как «защитники», о которых мы говорим, обычно имеют высокий статус в иерархии, то внезапно появившийся враг их этноса обязательно будет атакован еще и тем «оружием», которое доступно на данном уровне социальной иерархии. Потому что он претендует на звание «более сильного» – «более правого», если мы говорим о социуме.
Но даже если мы предположим высокий уровень культурной и социальной осознанности у такого «защитника», ему будет очень тяжело принять некую новую частичку социального бытия взамен «гнилой» хотя бы в силу того, что какая-то часть его личности укоренена в гнилом общественном бытие, которое, как мы помним, определяет его сознание. Как минимум отчасти.
Константин Дмитриевич Ушинский в «Педагогической антропологии» (глава о памяти) так говорит об этом:
«В процесс развития памяти входит не только усвоение новых представлений, но и новые ассоциации представлений, уже усвоенных. Собственно говоря, память наша вовсе не усваивает единичных, от всего оторванных представлений, да и всякое представление есть уже ассоциация следов элементарных ощущений. Сознание наше беспрестанно работает над этой перестановкой представлений и перестановкой ассоциаций. Но тем не менее ассоциации, составленные в раннем детстве или под влиянием сильного сердечного чувства, разрываются потом с величайшею трудностью».
Добавлю от себя, что весьма логично предположить активное «составление» этих ассоциаций минимум до того момента, пока формируется личность человека, какие-либо ее стороны. И если Ушинский говорит о детях и подростках, то понятно почему он опирается на «сильное сердечное чувство» или развивающуюся в детском возрасте память (кстати, по этому вопросу с девятнадцатого века не многое изменилось). Если же мы говорим о тех частях личности, которые формируются социальным бытием человека или его профессиональной сферой, то они формируются на протяжении значительно большей части жизни человека. Продолжаем читать цитату.
«Если эти ассоциации ложны, односторонни или почему-нибудь вредны, то они беспрестанно путаются в наш умственный процесс и мешают его правильному и свободному совершению. Это явление обратило на себя особенное внимание Локка, и он советует воспитателям и наставникам ревностно заботиться о том, чтобы в голове дитяти не установлялись и не укоренялись такие ложные и вредные ассоциации».
Как, надеюсь, ясно, именно против этих ложных и вредных ассоциаций будут выступать наш ориентирующийся на идеальные ценностные категории этнос и в особенности его лидеры. Только в нашем случае эти «ассоциации» лучше назвать шаблонами. Шаблонами социального поведения, нравственной оценки и реакции, профессиональной реакции и т.п.
Далее Ушинский подчеркивает, что «Не должно думать, что стоит только выказать человеку ложь подобной ассоциации – этого основания всех человеческих предрассудков, чтобы ее разрушить. Она разрушится только в том случае, когда новая правильная ассоциация, которую вы хотите дать вместо прежней ложной, будет повторяться столько же раз, сколько и прежняя старая, а главное – будет прилагаться беспрестанно и войдет в обширные связи с другими ассоциациями: это же делается не сразу».
Великолепно! Выдающийся русский педагог еще в девятнадцатом веке предостерегал нас от легкомысленного отношения к этому вопросу. Вот так объяснил Ушинский, почему «проблема с фамилией и именем» будет защищаться от нашего революционного стремления её «исправить».
Кроме этих двух проблем – «иерархической по Лоренцу» и «личностной по Ушинскому» – есть и другие. Наш авторитетнейший ученый И.П. Павлов дал такое определение воспитанию, которое в свете нашей беседы «бьёт прямо в цель»: воспитание – это механизм обеспечения сохранения исторической памяти популяции. Другими словами, для популяции критически важно, чтобы подрастающее поколение было воспитанно по общему образу и подобию. А, как мы уже знаем, общий «образ и подобие» к идеальным ценностным категориям имеют не самое близкое отношение.
Павлов прав – общество не может не защищать историческую память, это вопрос самосохранения. Но этот механизм не без изъянов. Обеспечивая защиту первого, он обеспечивает защиту второго, часто не имеющего никакого отношения к первому. В качестве примера можно рассмотреть традиционную семью. Память о ней безусловно относится к разделу «исторической памяти». Сегодня мы можем воочию наблюдать, что происходит с обществом, отвергающим традиционную семью. И, наблюдая это, мы еще раз убеждаемся в правоте Павлова: механизм сохранения исторической памяти популяции должен оставаться незыблем. Но никто же не будет отрицать, что есть нечто в этой традиционной семье, что не соответствует времени? Например, патриархальное отношение к женщине не соответствует социально-экономической модели современности. Не соответствует ей и взгляд на количество детей в такой семье и многое другое. То есть, сохраняя историческую память популяции мы (общество) можем корректировать или удалять из нее устаревшие элементы. И это будет развитием. А если историческую память отменить вовсе и сказать, что теперь «все будет иначе» – это будет деградацией.
Но и развитие, и деградация могут быть революционными. То есть такими, которые будут обеспечиваться организованным выступлением вновь образованных коллективов (этносов) против «старого общества» с его ценностными категориями. Кстати, нынешнее (2020-2022 гг) массовое выдвижение иерархических лидеров этих новых этносов на руководящие посты в США говорит о том, что такая «деградационная революция» практически свершилась в масштабах страны…
Есть и другие проблемы, но и этих («иерархическая», «личностная», «историческая») уже более чем достаточно для того, чтобы понять уровень и накал сопротивления, которое будет оказано нашему гипотетическому революционному коллективу еще до того момента, когда его воспитанники неминуемо «разлетятся» по жизни.
Выводы.
«Идти по пути Макаренко – это значит, опираясь на его теоретические положения, ориентируясь на имеющиеся возможности и условия, создавать такую школу, которая бы воспитывала ребят с прицелом даже не на сегодняшний, а на завтрашний день, гарантируя соответствие уровня их знаний и воспитания требованиям завтра» – утверждает горячий последователь Макаренко Эдуард Георгиевич Костяшкин.[1] И говоря о «требованиях завтра» он не сотрясает воздух так, как это делают сегодняшние чиновники. Он говорит именно о развитии.
Результативное целенаправленное воспитание безальтернативно будет революционным. Революционность – его суть и «кредо». Оно революционно, что называется, «по определению». Если революционность из него изъять, то не будет никакого полноценного результата. Будет не просто симулякр, а худшее подобие взрослого общества. Потому что на важнейшем этапе личностного становления в детях будут воспитываться лицемерие, лживость и притворство. Подобные ценностные категории будут восприниматься ими как реально воздействующие на действительность и, значит, дети будут стремиться превзойти «учителей» – те из них, которые определятся как «реалисты».
По сути, дело Воспитания имеет простую альтернативу: либо двигать социальный прогресс, либо плюнуть и наблюдать за регрессом. Оно не может «остановиться» и «взять паузу». Как только его усилия прерваны – начинается деградация.
Из этого факта следует еще один. В обществе имеется неосознаваемая им фундаментальная проблема взаимоисключающих стремлений. «Желание» по-другому («хорошо») воспитать детей натыкается на неготовность к самостоятельному изменению.
Вот что на тему очень близкую к нашей говорил Макаренко:
«Старое — страшно живучая вещь. Старое пролезает во все щели нашей жизни и очень часто настолько осторожно, умненько выглядывает из этих щелей, что не всякий его заметит. Нет такого положения, к которому старое не сумело бы приспособиться. Казалось бы, что может быть священнее детской радости и детского роста? И все это утверждают, и все исповедуют, но…».[2]
Следовательно, изменения могут произойти двумя способами. Через подвижническую деятельность, которая будет настолько яростной и очевидной в своей правоте, что не будет никакой возможности признать ее «неправильной», несущественной и т.д. Этот способ сильно зависит от обстоятельств исторического момента и, поэтому, очень растянут во времени. Он более чем второй сравним с Мюнхгаузеном, который сам себя вытащил из болота.
Второй способ – целенаправленная деятельность государства по построению такой воспитательной системы, которая сможет противостоять не желающему перемен обществу.
[1] Литературно-художественный и общественно-политический ежемесячник союза писателей СССР «Юность». № 11, 1967 г. Э.Г. Костяшкин «Педагогическая романтика».
[2] А.С. Макаренко «Флаги на башнях».
Все части по порядку:
"Противостояние детского и взрослого обществ".
"Передовая педагогическая техника".
"Промежуточные вехи в разговоре о воспитании".
"С каким обществом столкнулся Макаренко?"
"Как подчинить себе коллектив?"
"О том, как разрушить коллектив школьников".