Надо сказать, что Эдуард Лимонов, юбилей которого будет через несколько дней, один из немногих современных русских писателей, который был популярен заграницей. На площадке @wargonzoya очередная страница итальянского дневника Дмитрия Селезнёва (Старый Шахтёр) о посещении Лимоновым в 2018 году книжной выставки в Турине, где он собрал аншлаг.
Утром, тоже, как и вчера вечером, в метро играла весёлая итальянская музыка. Но чтобы до него добраться я прошёл несколько кварталов. Небо Турина этим утром высокое, красивое. Небо, точно такое же, как если бы ты вдруг оказался в Турине. В литературном институте меня учили, что для писателя употреблять эпитет «красивый» – это моветон и любительство. Ну, а как же тут сказать?
«Небо бледно-голубое, пятнистое, всё в мелких разрывах облаков, как будто ком ваты разорвали на ватные клочки и раскидали по небосводу. И стоял он под этим небом, и курил, и думал, какое же невыносимо к р а с и в о е небо, какое оно безраздельное и высокое. И вся жизнь ждала его впереди, и ждала его дальняя дорога, долгая и завлекательная. И стоял он, готовый ко всему, как самолёт с заведёнными моторами перед взлётной ладонью аэродрома. И всё ещё будет впереди, думал он, будут и горечи, и победы, и большие радости, и мелкие огорчения. Всё будет – смех, слёзы, любовь, ненависть, отчаяние и восторг – всё будет, всё. А пока было это только высокое небо над головой, распростёртая голубая простыня в мелкий узорах облачных вспышек. И он смотрел вверх и курил, и ворох беспорядочных радостных мыслей катался у него в голове.»
Ну и так далее, бла-бла-бла…
По пути в метро прошёл мимо интересного монумента. В центре фонтана навалена пирамида из каменных глыб. По сторонам пирамиды у подножия и дальше вверх распластаны в беспорядке мужские белые фигуры. На вершине завис в полёте тёмный ангел с поднятыми вверх острыми крыльями и с пятиконечной звездой в каменных кудрях. Пытающимся подняться он делает предостерегающий жест руками – так мне показалось. Позже вычитал, что это скульптурная композиция фонтана Фрежюс. Это мемориал, он был установлен в память о рабочих, погибших при строительстве тоннеля Фрежюс, связавшего Италию и Францию через Альпы. Он символизирует победу Разума над силами Природы. Но мемориал настолько двухсмысленен, что его называют памятником Люциферу. И, действительно, его предостерегающий жест грешникам, ползущим внизу в аду каменоломен, и пятиконечная звезда-пентаграмма над его лбом позволяет именно так его интерпретировать.
Книжная выставка проходит в бывших цехах завода «Фиат». К цехам примыкает основное здание, которое тянется где-то на пол-километра. В основном здании расположился торговый развлекательный центр с кино, макдональсами, бутиками и прочей ерундой – практика развлечений вместо заводов, сникерсов вместо танков, распространена и здесь. С другой стороны к этой развлекательной кишке примыкает гостиница, куда поселили Э.
Прошли на выставку через несколько кордонов охраны. Много, очень много людей, много книг и стада, стада детей, которые визжат, шумят, и ведут себя как и подобает беспокойным итальянским детям. Когда Э подошёл к скромному стенду издательства Тети на него буквально набросились фотографы и журналисты, так они по нему истосковались. Э возле стены распростёр в сторону руки и воскликнул «I’m Jesus Christ!» и грянули щелки фотокамер.
Много, много автографов и интервью у Э. Часть интервью брали на улице, и на там я обратил внимание на одного итальянца. Я его запомнил, потому что он соответствовал моему представлению о классическом типаже итальянца. Гелем замазаны волосы, загорелый цвет небритого лица, шарфик, белоснежные лошадиные зубы, очки-кобра на крупном мясистом носу, узкие джинсы и приталенный пиджак – синьор Паскуале, бон джорно.
Итальянцы вообще жуткие модники. Это объяснимо – именно здесь возник Ренессанс, сформировавший основы современной эстетики. Чувство прекрасного живёт в каждом итальянце и часто проявляется в одежде. Выставка охранялась полицией, экономической полицией, карабинерами, внутренними войсками – кого здесь только не было. Но самые красавцы, были, конечно, карабинеры. Тёмно-синяя форма: плечисто-квадратные пиджаки с крупными блестящими пуговицами, белые ремни портупеи, широко загнутые вверх фуражки с внушительными бляхами, отглаженные брюки с красными лампасами. Белые рубашки и чёрные галстуки. Гипербореи, хоть на подиум их выводи. Красивей разве что, нацистская форма от Хьюго Босс. Итальянские преступники, наверное, сдаются сразу, ослеплённые такой красотой. Кроме чёрных мигрантов из Африки, наверное. За ними придётся побегать – у них свои, африканские, представления о прекрасном.
На выставке были до вечера. Выставка огромная, мы прошлись немного по ней в водовороте толпы. Когда видишь много людей и много книг, устаешь. – Зачем им всем читать? Большинству людей читать не нужно. Ненавижу, когда много книг, – сказал Э, известный русский писатель, автор более семидесяти книг, когда мы бродили по книжному аду. Прошлись мы не безрезультатно – приобрели несколько художественных альбомов: Э –Шиле и Хоппера, я – просто Хоппера. Хоппер – хороший художник, без ненужных выебонов. Он – простой и правильный, и он из двадцатого века, как и Э, как и я. У Хоппера самая известная картина – «Полуночники». Пустынная улица Манхэттена, тёмные окна домов. Светится только витрина ночного кафе. За её стеклом – стойка бара, за стойкой официант в форме матроса. Посетителей немного, мы видим одинокого мужчину, повёрнутого нам спиной, в короткополой шляпе и в костюме. Поодаль от него парочка: ещё один мужчина в шляпе и в костюме и его спутница ¬– рыжая девушка в красном платье. Несмотря на то, что они сидят вместе, каждый из них думает о своём. Мужчина курит, а женщина, что-то рассматривает у себя в руках. У всех у них усталые и задумчивые лица.
Меня посели вместе с Алесандро, помощником Тети, и по пути в свои апартаменты мы зашли поесть. Заведение типа гастронома с кафетерием и пиццерией. Оно закрывается в одиннадцать вечера, но, как объяснил Алесандро, если ты попал во внутрь до времени закрытия, можешь расслабиться и спокойно делать покупки или, как мы, пить пиво и что-нибудь есть. И, действительно, после одиннадцати было полно народу, и этот народ никуда уходить не собирался. Это – Италия, – объяснил Алесандро. Ну, с отношением итальянцев ко времени я знаком, не сильно удивился.
Заказали по пицце и по пиву. Я стал жертвой плохого знания английского языка и заказал пиццу with meat – официантка долго переспрашивала и принесла в итоге мне пиццу с обжаренными кусками фарша. Надо было сказать with beckon – но слово beckon выпало тяжёлым кирпичом из стены моей усталой памяти.
Домой вернулись к полуночи.
Читать другие страницы итальянского дневника об Эдуарде Лимонове:
День пятый
День шестой
День двенадцатый и тринадцатый, последний
**наш проект существует на средства подписчиков, карта для помощи
4279 3806 9842 9521
