Моя работа в израильском общепите, про которую я подробно рассказывал здесь, подошла к концу. Делу кормления заводских рабочих я отдал 9 месяцев своей жизни, 4 из которых готовился к увольнению.
Поначалу все шло пристойно. Я осваивал новую профессию, окружающие мне помогали, шеф тоже был терпелив и корректен. Но спустя месяца три он вдруг резко переменился. Вся моя работа начала вызывать у него постоянные претензии. Это было тем более странно, что к тому моменту я уже прилично научился делать многое из того, что от меня требовалось. Работал я быстро, ошибок почти не допускал.
Однако по причинам, о которых мы подробнее поговорим в статье "Какой он, израильский начальник", наш шеф решил, что придирки и претензии - лучший способ повысить эффективность работы. Забегая немного вперед, скажу, что придирался он не только ко мне, он буквально выводил из себя гораздо более опытных работников. Но я единственный, кто решил, что терпеть это необязательно.
Тут, видите ли, возникает сложная ситуация. Если бы подобное происходило в России, с начальником можно было бы поспорить, даже поругаться, можно было бы объяснить свою точку зрения, которую он, возможно, не учитывает. Но дело происходит в Израиле, где начальник говорит только на иврите. А я на иврите могу отвечать что-то несложное, но медленно и с трудом. Этого точно недостаточно для достойной полемики. Остается молча сносить все придирки, проявляя нечеловеческое терпене. Но у всякого терпения есть предел. Кончилось оно и у меня. И в один прекрасный день я написал заявление об уходе.
Тут-то все и началось.
Помимо меня, на кухне работало еще 9 человек. Трое русскоязычных, трое говорящих только на иврите и три девочки-арабки. Последние на иврите говорили, но держались особняком и между собой общались только на своем языке.
Именно арабки оказались самыми дружелюбными. Как ни странно, наши были настроены по-разному: кто-то помогал, подсказывал, а кто-то только и ждал, когда я совершу ошибку. Про отношение русскоязычных израильтян к своим я уже писал вот тут. А вот арабки меня удивили. Они всегда были вежливы, всегда улыбались и старались поддержать каждый раз, когда возникали конфликты с шефом.
Именно они начали подходить первыми и с озабоченным видом спрашивать, правда ли я ухожу. Затем потянулись остальные, даже те, кто в конфликтах неизменно был на стороне начальника.
Это уже было странно, потому что они наперебой расхваливали мою работу и говорили, как им жаль меня терять. В подобных переговорах прошло два дня. Между тем, мне назначили двухнедельную отработку перед уходом, так что это было только начало.
Вскоре ко мне стали подходить с уговорами остаться. Начали снова арабки. Они очень трогательно рассказывали, что не хотят видеть на моем месте нового человека, а предпочитают, чтобы я передумал и продолжал работать. Ведь у нас же все хорошо, постоянно повторяли они.
Один ивритоязычный мужичок, который всегда поддакивал шефу и неоднократно распускал про меня разные сплетни (мне их, конечно, моментально передавали), вдруг проникся ко мне отеческой любовью и при любом удобном случае подходил, чтобы сказать, что я тут совершенно незаменим. Ну то есть в принципе найти кого-то, кто с моей работой справится так же хорошо, представляется ему абсолютно нереальным. В конце своих однотипных монологов он всегда сокрушенно качал головой.
Вслед за ним пожилая израильтянка, которая по праву считалась самой главной интриганкой в коллективе, сказала мне, что настаивает, чтобы я поговорил с шефом и постарался найти с ним общий язык. Что вообще-то иронично, учитывая, что я говорю только по-русски, а он исключительно на иврите. Поиски общего языка - довольно фантастическая задача. Но я был вежлив. Поблагодарил собеседницу за заботу и сказал, что мне с начальником говорить не о чем.
Вскоре и сам шеф присоединился к просителям. Отвел меня в сторонку и спросил, не хочу ли я остаться. Нет, говорю, вообще не хочу. Тогда он поинтересовался, есть ли у меня уже на примете другая работа. Нет, никаких новых вариантов у меня нет. Тогда стоит ли торопиться? А я не тороплюсь. Я терпел ненормальное положение дел несколько месяцев, но всему есть предел. На это начальник отреагировал признанием, что всегда высоко меня ценил и считает, что я отлично работаю. Я ответил, что судя по его поведению, я уверен, что он так не считает. На том и разошлись.
Снова прибежала пожилая коллега. Ну что, поговорили с шефом? Поговорили. Остаешься? Нет.
Ушла огорченная.
Мне к этому времени все происходящее начало надоедать. Но до конца было еще далеко.
В какой-то момент одна из арабских девочек поманила меня за собой. Я думал, ей нужна помощь. Они часто звали меня, если нужно было перетащить что-то тяжелое с места на место. Я пошел на ней на задний двор, где у нас курилка. А там собрались все, кроме шефа и его заместителя. И начали наперебой расхваливать меня и уговаривать остаться. Это было неожиданно. К тому же я и с одним-то собеседником с трудом объясняюсь на иврите. А когда их несколько, все говорят быстро и эмоционально, я просто не успеваю реагировать. Помню, я еще подумал, что мне и на русском-то в такой ситуации пришлось непросто. Насилу отбился.
Но и это не успокоило коллег.
Одна арабка взяла на себя роль парламентера. Она все время прибегала ко мне, чтобы сообщить, как начальник огорчен моим уходом. Она только что с ним говорила и он буквально безутешен. Что ж, говорю, печально, но раньше надо было думать. На это она мне шепотом сообщает, что шеф снова хотел бы поговорить со мной, но не хочет подходить сам, поскольку волнуется, что я снова отвечу ему отказом. Какая невинность!.. Ну просто еврейская невеста. Он ждет, что я сам приду к нему на разговор.
Тогда пришлось ей объяснить, что уж не знаю, как у вас тут в Израиле, но у нас в России мужчины просто приходят и говорят то, что нужно, а не шлют впереди себя девочек. Это глупо и трусливо. Кроме того, я не вижу смысла говорить с ним, поскольку уже принял решение. Если ему есть, что предложить, он сам должен искать встречи со мной. Ну, а раз боится, то и не о чем говорить.
Тем временем остальные, собравшись группой, несколько раз принимались скандировать мое имя, барабаня при этом по пластиковым контейнерам. Натуральная демонстрация. Это было очень забавно и мило с их стороны. Честно говоря, никогда меня еще так не уговаривали остаться. Это было тем более странно, что я был просто рабочим кухни. Не поваром, не кондитером, не специалистом по салатам или супам. Обычный рабочий, самое низшее звено. Заменить меня проще простого. Я уж не говорю о том, что конфликтная ситуация усугублялась довольно долго. И то, что она конфликтная, было очевидно всем. Можно было разрулить ее сотню раз, не доводя дело до такого гротескного увольнения.
Но все произошло именно так, как я описал.
Я с трудом выдержал эти две недели психологического прессинга и в конце концов ушел. Перед самым моим уходом шеф - снова через парламентера - начал меня запугивать. У него реально странное представление об эффективности. Мне передали, что по закону я не смогу вернуться на эту работу раньше, чем через полгода. Что ж, невелика потеря. А еще я скорее всего никогда не найду работу, где будет так же хорошо, как здесь. Везде будет хуже.
В результате я нашел новую работу за два дня. И, к счастью, так же "хорошо", как на предыдущей, там действительно не было. Но это уже другая история.
