- Чё ты морду её фотаешь, ты прописку её фотографируй! - почти кричала женщина лет60-ти с хвостиком своему 30-летнему сыну, фотографирующему мой паспорт.
Так начиналось мое сидельчество.
Сиделка из меня получилась не из лучших. Факт. Но если ставить во главу угла потребности подопечного, а не пресловутое "принято-не принято", то и не из худших. Моя сменщица во многом в профессиональном плане была намного лучше меня, она чище мыла полы и проворнее меняла памперсы, но при этом могла предать интересы подопечной "за мешок пирожков".Как я преодолела естественную брезгливость, спрашиваете? Это благодаря уходу за мамой. Там такое было - стома есть стома - что поменять памперс и вымыть попу покажутся пустяками. Психологические моменты (из журналистов да в сиделки) меня не волновали ни капли. Впереди у меня была пандемия с карантином, полное отсутствие всяческого рода "тус", тревога за близких, и все это надо было как-то пережить, так что обращать внимания на сословные условности было некогда.
Я прекрасно сознавала, что мои работодатели имеют систему ценностей, в корне отличную от моей, что мы принадлежим к разным конфессиям, у нас разный менталитет, и я для них просто небогатая финансово чудачка-неудачница, готовая работать там, где они ни за какие коврижки не станут, а они для меня - скучноватые обыватели, с которыми не поговорить о литературе и иные, интересных для меня темы. Они не лучше и не хуже меня, они - иные.
В этот день мою подопечную Лилю привезли из больницы. Лежачая, действует правая рука, не садится даже. Мне показали "фронт работ", где что лежит, пообещали по утрам переводить плату за день, и дверь закрылась. Лиля лежала на диване (это неудобно, скажу я вам, койка-кровать лучше), и под простыней не было клеенки, а на простыне в области таза одноразовой пеленки. Не было судна и много чего ещё. Зато были памперсы, несколько пеленок, пенки для мытья, крема, влажные салфетки
Все дело в том, что Лилю привез ее двоюродный брат, а двоюродный и есть двоюродный, наследственных интересов не имелось, у него своя жизнь, и в Лилины проблемы он не вникал, и что у нее в доме есть, а чего нет, не знал. Спасибо и на этом. Нет , правда, я на них не в обиде. Ну что лицо мое мордой назвали, так это уровень воспитания плюс нервы, ситуация-то стрессовая.
Перешли на кухню. Мясо, сосиски, масло растительное и сливочное, хлеб молоко, картошка, всякие крупы-макароны, морковь-лук. Что-то из сладкого, неплохой чай в пакетиках. С голоду не помрем. Но! Ни сметаны, ни яблока, ни капусты. Зато бонусом - банка кофе, это для меня, Лиле нельзя.
Вот за иными захлопнулась дверь. И мы стали жить с Лилей. Я не смогла сдержать дистанцию, и мы стали вроде как подружками. На 46 дней. Я не только мыла ей попу и готовила-убирала, но и бегала в больницу за рецептами и в аптеку, сражалась с ее бывшими подружками (злоупотребляющими алкоголем), не пуская их на порог, и часами беседовала с родствениками по телефону.
Кормила я Лилю как маму. Терла на меленькой терке морковку, на чуть покрупнее - яблоко, добавляла сметанку... В творожок тоже терла яблоко. Отваривала курицу в небольшом количестве воды и выпаивала крепкий бульон, ну и все такое. Миксеров-блендеров на кухне не было, все сама, ручками.
Обкладывала ее подушками, строила из них "пирамиду Хеопса" (наше семейной выражение), норовила подсунуть под спину как можно больше валиков из одеял, тормошила, приободряла.
И Лиля села. Не из-за меня, но и моя лепта в этом есть. Я научилась пересаживать ее из дивана в кресло. Поднимала ее с дивана, обняв, держала, Лиля делала пару шажков к креслу, и я опускала ее в кресло. Мне было тяжеловато, но оно того стоило.
Когда ей стало получше, бегала за пирожными. Пирожные, как и кое-что еще, покупала на свои деньги. И большую пачку одноразовых пеленок принесла из дому, от мамы осталось. Часть покупок мне компенсировали, но мне так было неприятно обосновывать каждое яблоко, что какие-то вещи из купленного для Лили я даже не озвучивала. Я не обеднею, а Лильке приятно.
Самый жуткий для меня момент был поздно вечером, почти ночью. Лиля упала с дивана. И я не могла её поднять! Ужос.... Ну что ж, позвонила брату, мы с ним живем рядом друг с другом, он быстро, не прошло и 15 минут, подъехал, поднял Лилю на руки и уложил на диван. Лиля пыталась как-то объясниться, но братик сказал "Я все понимаю, мы за родителями лежачими ухаживали. Поправляйтесь". Да, братец у меня замечательный, чего уж там.
Начинался день с того, что я, чуть повалявшись, вставала, когда просыпалась сама, без будильников. Лиля уже не спала, но не будила меня, подруги же. Умывались, принимали лекарства, меняли что надо... Включали телек. Обсуждали Модный приговор и Давай поженимся, что-то ещё. Делились воспоминаниями. Лиля почти не капризничала, мы ладили отлично.
Детей у Лили нет, замужем не была. Не стану расписывать, кто и что, в двух словах - из родственников можно выделить две группировки, претендовавшие на наследство, Лилину квартиру. Ещё были нейтралы, они-то о лили беспокоились бескорыстно. Я оплошала, позволила обеим сторонам вести со мной долгие, больше часа, разговоры. Каждая сторона выпытывала, что говорит другая сторона, и это было ужасно.
К моему счастью, наведывались родственники не слишком часто, далеко не каждый день, а однажды, во время посадки картошки, целых 14 дней никого не было, с 29 апреля по 12 мая. Мы блаженствовали. Всё потому, что визиты родни Лилю не радовали. Перед каждым визитом я настраивала Лилю - скажи, что ты без меня не можешь, вели мне не уходить, если не хочешь оставаться наедине. Лиля согласно кивала... и говорила мне "иди!", когда я спрашивала, остаться ли мне во время посещений. Родственники что-то ей внушали, задавали вопросы и снимали на видео её ответы, и было во все этом что-то нечистоплотное, на мой взгляд. Вечером Лилька начинала ворчать - почему я ушла, родственники ждут ее смерти, им квартира Лилькина нужна... Слушать это было мучительно.
К себе домой я забегала раза два в неделю, даже не присаживалась - поливала цветы и назад. Ну и ночью на Пасху к Храму вышла, он рядом. Мы стояли за оградой, нас было очень немного. Полицейских было больше. Постояли немного, ответствовали трижды "Воистину воскресе " и разошлись.
Некоторой отрадой была лоджия, я там в мае даже спала, чистый воздух, вид на лес - пока на лес, потом понастроят. В этом леске я сорвала три чахлые веточки вербы, которая ива, на Вербное воскресенье. Шла в магазин, а лесок совсем рядом, через дорогу сразу, ну как было не зайти? Вернулась с вербой, а Лиля так жалобно, как ребенок: ты чего так долго ходила, я соскучилась.
И в середине мая я ушла. Ушла, потому что родственнички звонили мне по нескольку раз в день и допрашивали: "А они что сказали? А вы им? А про нас что сказали?...".
Пандемия то ли спала, то ли что, но карантины строгостей стало меньше, найти мне замену труда не составила. Но об этом в следующий раз.
Пока же главный посыл - привязываться к подопечным. Я знала, что нельзя, понимала, что это не профессионально, но пошла по пути наименьшего сопротивления и наибольшего душевного комфорта.
Работать так нельзя. Но по другому работать мне будет уже не интересно и трудно. Поэтому я в сиделки, надеюсь, больше не пойду.
