Двадцать шестая часть второй главы автобиографичной книги "Восточный фронт". Ссылки на предыдущие части после статьи.
Эстафету чрезвычайных случаев перехватила пятница и девятый «А».
Еще раз отличился Хасанбек. Опять история началась с открытого окна, опять в кабинете не было учителя. Этот случай, кстати, дал Татьяне Егоровне основание еще раз тыкнуть собственной «правотой» в лицо чересчур щепетильному заму. «Вот видите, Дмитрий Николаевич! Опять дети были одни! А вы говорите…»
Хасанбек, гоголем прохаживаясь по кабинету и выпендриваясь перед ребятами, решил открыть окно. Парень-то горячий, даром, что не финский.
Открыл. И уже собирался отойти от него подальше, как сидящая тут же рядом за партой девочка попросила его закрыть створки. Ну, ручаться за то, что она именно «попросила» Дмитрий не мог. Это зная-то, как дети разговаривают друг с другом. Но, с другой стороны, Хасанбек – это не обычный ребенок. Вполне может быть, что действительно попросила. Усредненный и составленный по рассказам очевидцев и участников разговор выглядел примерно так:
– Закрой окно, холодно же!
– Мне жарко.
– Закрой я тебе говорю! Я мерзну!
– Заткнись женщина!
– Сам заткнись!
Факт такого прилюдно оказанного неуважения, да еще и со стороны женщины, Хасанбек не мог оставить без наказания. Видимо никто не объяснил ему, что значит выражение «Сын гордого кавказского народа». Не говоря более ни слова, развернувшись, он подошел к сидящей за партой девочке и ударил её кулаком в лицо. Конечно, не так сильно, как мог бы, но бедняге и того хватило. Из носа ручьем потекла кровь, а из глаз слезы.
В этот момент Дмитрий находился на одном из великого множества крайне важных совещаний и узнал о происшествии только спустя несколько часов, вернувшись на рабочее место. Пацана к тому моменту уже не было в школе, а девочку увезли в больницу сразу. Но не на машине скорой помощи, как это должно быть в подобных случаях, а на каком-то другом автомобиле, найденном директрисой. Тогда Дмитрий не обратил на это особого внимания, по опыту зная, что о факте избиения врачи должны сообщить в полицию из больницы. Но и этого чудесным образом не произошло. Поэтому вездесущий департамент образования на этот раз оказался «в пролете» и неведении. Директриса ухитрилась скрыть факт получения травмы девятиклассницей. Зама к этому делу она не привлекала по вполне понятным причинам. Но он так и не смог остаться в стороне. Как ни не хотелось вмешиваться! Но бурлящее нутро подогревалось совестью, заставляло это сделать.
Заходя в кабинет к Татьяне Егоровне, Дмитрий вспоминал лицо классного руководителя девятого класса. У них были неплохие отношения, и женщина могла вести себя с ним естественно. На его фразу о новой выходке Магомадова, она широко раскрыла глаза, максимально подняв брови и покачала головой. Издавая при этом безмолвный вопль.
– Татьяна Егоровна, я к вам.
– Заходите Дмитрий Николаевич, садитесь. – Указала на мягкие кресла. – Что у вас?
Дмитрий присел, краем глаза заметив неубранную барную стойку из прозрачного стекла. На ней стоял бокал из-под мартини. Или «для мартини» – учитель не знал, как это правильно называется. Тот, что выполнен в форме воронки и обычно украшен долькой лимона и трубочкой. Рядом с ним покоилась ополовиненная бутылка какого-то вина и тарелочка.
Чуть в стороне от стойки, на полке из такого же прозрачного стекла, были расставлены школьные кубки и дипломы. Ну и иконы – куда же без них?
Директриса сидела, облокотившись на мягкую спинку, скрестив вытянутые ноги. Правая рука лежала на подлокотнике, а в пальцах дымилась тонкая сигарета.
– А по поводу сегодняшнего случая с Хасанбеком.
– Ну, не с Хасанбеком, а с этими двумя…
– Ну да. С ними.
– А что с ними? – Деланно удивилась женщина.
– Девочку увезли не на скорой?
– Неа!
Татьяна Егоровна имела весьма странный вид. Тот, к которому никак не мог привыкнуть Дмитрий. Если придумывать ассоциации, то перед глазами всплывает образ то ли барина, то ли эсэсовца, решающего кого можно оставить жить, а кого послать на несовместимые с жизнью работы. Уверенного при этом в своем праве распоряжаться чужими жизнями.
– Но нам нужно сообщить в департамент образования об этом.
– Нет. – Все с тем же видом покачала головой Татьяна Егоровна.
Дмитрий прекрасно понимал, что история замята. Понимал и то, что директриса ожидает от него сопротивления и противодействия этому. По сути дела, они уже смотрели друг на друга, как враги. Но еще оставался шанс разрешить ситуацию в формальных рамках. Поэтому Дмитрий возразил:
– Но ведь из больницы сообщат в милицию. Нам лучше сообщить первыми.
– Не сообщат, Дмитрий Николаевич.
– А мама? – Выйдя из образа, не скрывая надежды, не по-должностному задал вопрос заместитель.
– А что мама? Пусть за своей прошмандовкой… прости Господи… следит!
– Татьяна Егоровна, но так же нельзя. Они уже всех достали. И сейчас просто переступили черту. Нельзя бить девочек. Да еще так, что у них нос на бок.
– Дмитрий Николаевич! Нельзя себя вести так, как ведет себя эта «девочка»! Она сама его достала, сама виновата! С ними нельзя так разговаривать, вы не знаете их культуры? У них женщины с уважением относятся к мужчинам.
Театр абсурда. Акт двадцатый, сцена пятнадцатая… Дмитрий прикрыл глаза. Глубоко вздохнул.
– Татьяна Егоровна! Я разговаривал с Мариной Александровной. Она ничего плохого об этой девочке не сказала. Более того, она и учится-то лучше многих других. И в этой истории она не виновата! Все ребята говорят, что она ничего плохого Хасанбеку не сказала.
– Дмитрий Николаевич, – Перешла на более спокойный тон директриса. Она так делала всегда, когда начинал злиться зам. Чем это было продиктовано, Дмитрий точно не знал. Либо какой-то тонкий расчет, либо элементарный страх. Что скорее всего. Не отличалась Татьяна Егоровна смелостью. – Все уже закончилось. Займитесь другими делами.
– А если мама напишет заявление?
– Она не собиралась этого делать. Да там и мама такая, что не додумается.
Дмитрий смотрел на женщину и не верил своим глазам. Как она могла стать директором? Ведь она до сих пор не поняла, что он открыто выступил против и не собирается отступать. Она до сих пор думала, что его «взбрыкивания» можно было объяснить сиюминутными настроениями. Думала, что вот сейчас, немного поспорив с ней, он вернулся в подчиненное положение и старается предугадать риски. А не напишет ли мама заявление – волнуется заместитель.
Или она намного хитрее? И тогда всего лишь делает вид, что думает так. Дает, таким образом, ему еще один шанс вернуться в накатанное русло? Плясать надо от самого сложного варианта, но в любом случае «накатанного русла» больше не будет.
– Я ей помогу.
На несколько секунд повисла тишина. Директор не была удивлена, а значит она этого ожидала. Значит, всё-таки не проста, ой не проста эта баба! Другое дело – где у нее душа? Как можно настолько прагматично, цинично относиться к тому «материалу», как говаривал Макаренко, которым оперирует учительство?
– А что вы сделаете?
– Напишу заявление в милицию. Укажу свидетелей. Она подаст.
– А вам никто не поверит. – Она опять приняла вид надменного эсэсовца. Раздавила бы, да пока возможности нет.
– Свидетелям поверят и справкам из больницы.
– Дмитрий Николаевич… как это… я вам говорила уже: вы слишком мало работаете в школе. – Она начала улыбаться. – У вас просто… как это… недостаточно опыта. Они же придут сюда и будут разговаривать с нами. И с детьми. Попросят характеристику и на мальчика, и на эту деваху. Или вы думаете, что им что-нибудь скажут дети?
«Каналья! Тысяча чертей…» – как говаривал старый-добрый герой из детства. Ведь она была на все сто права! На что он надеялся, начиная этот разговор? На испуг ее взять хотел?! Дятел пёстрый!
Да ни один одноклассник не скажет ничего против Магомадовых. Классный руководитель? Не смешите мои носки! Дмитрий прекрасно помнил, как она буквально в воздухе «переобувается», меняя мнение на прямо противоположное, если это нужно директрисе.
– А характеристику мы напишем объективную. У Хасанбека хорошая, полная семья. Он учится хорошо, пусть есть тройки, но зато в спорте достижения. А девочка что? Семья неблагополучная, мама одна воспитывает. Времени и денег им не хватает. Девочка плохо воспитана, часто дерзит, имеет не самое хорошее поведение в классе. Да, мы ставим ей хорошие оценки. Но вы сами понимаете да, что нам это выгодно. Да и девочку жалко всё-таки… – Она замолчала на миг, но сразу добавила свое коронное:
– Гы! Так что Дмитрий Николаевич, займитесь лучше своими делами, хорошо? – Улыбка.
– Хорошо Татьяна Егоровна. – Спокойно ответил зам. Будто и не было этого разговора. Удар надо уметь держать.
– И… Дмитрий Николаевич! Начинайте уже наказывать дежурных, если их не будет на постах. Я жду докладные.
Понедельник – день тяжелый.
Работы навалилось столько, что время до обеда пролетело со скоростью, с которой мухи летают в середине комнаты в июле.
Дмитрий глянул в окно. Начиналась метель, а до первого теплого месяца было еще далеко. Не как до Пекина в известной позе, но все же. Пора было поесть, но свободного времени не появилось. Отложим…
Взяв необходимые бумаги, «безопасник» понес их адресату, щелкнув дверным замком.
Так, в бессмысленных бумажных заботах, и пролетел весь день. Стемнело на улице, ушли последние дети.
Затрезвонил телефон. Дмитрий опустил взгляд – Саша. Вернее, Александра Сергеевна – учитель физической культуры. С выражением досады на лице Дмитрий поднес трубку к уху.
– Да Саш. Извини, так и не было времени к тебе зайти. Даже поесть не успел.
– Да ладно… Ну сейчас зайдешь? У меня есть кое-что интересное для тебя.
– Уже бегу!
В который раз за день щелкнул дверной замок, ноги отсчитали несколько пролетов ступеней.
– Чего у тебя? – Успокаивая немного сбившееся дыхание, спросил Дмитрий.
– А… Пойдем к нам.
Вместе они зашли в тренерскую, где спортивная девушка со светлыми рыжеватыми волосами достала мобильный телефон.
– Садись. Смотри.
На маленьком экране появился плеер. Изображение прыгнуло, проехав по интерьеру какой-то квартиры, добралось до кровати.
На красноватом покрывале лежала обнаженная девушка… Настя. Оператор снял ее общим планом с высоты собственного роста, после чего стал показывать частями, приблизив и медленно ведя камерой от пяток и выше. Голень, бедра… Тут экран прыгнул. В кадре появилась рука, ухватившая девушку за бедро. Потянула его в сторону, обеспечивая наилучший вид…
…живот с пуговкой пупка, грудь… одна, вторая. Лицо.
Опять общий план.
Скачок кадра, тряска, темнота.
Кафельная стена ванной комнаты и сама ванна. Настя сидит в ней. Качество плохое, звуки размазанные эхом многих голосов, но похоже, что девочка плачет. Она сидит на корточках, прикрывая коленями грудь, а руками лицо. И мелко подрагивает.
Чуть выше её головы, слева, торчит трубка водопровода, виднеется кран холодной воды.
А вокруг девочки, даже в самой ванной…
Камера расфокусировалась. Теперь её основной целью стало заснять мужские половые органы. Из них весело брызгала моча. Оранжевые струи били в прикрытое ладонями лицо, плясали по обнаженным плечам, старались угодить в грудь. Их было четверо, не считая оператора, который не мог присоединиться в силу занятости.
Мочевые пузыри «неустановленных лиц мужского пола» опустели, издевательство закончилось. Вместе с этим закончилась и видеозапись, экран потемнел.
– Откуда это? – С каменным лицом задал вопрос единственный зритель «стопудового хита».
– Девчонки мне показали. Я попросила, чтобы они скинули.
– Какие?
Несмотря на каменно-холодное выражение лица Дмитрия, а может быть из-за него, Саша заволновалась.
– Дим! Девочки тут не при чё-о-ом! Они сказали, что оно появилось в школьной группе «вконтакте». Одна из них – администратор – сразу его удалила из общего доступа. Но у себя отставила и показала мне.
– Уверена?
– Сто-о-о процентов, Дим! – Саша приехала с Украины и говорила с интересным акцентом. Особенно, когда волновалась. – Они просили, чтобы я их не выдавала! – Добавила она с мольбой в голосе.
– Ладно. Пока пусть сидят тихо, и еще раз скажи им, чтобы видео это никуда не заливали. Узнаю – а я узнаю – накажу сильно. Спасибо тебе.
– А видео не возьмешь? – Брошенный вопрос врезался в спину уже уходящему Дмитрию.
– Нет. Удали.
Зачем ему видео?
Идя к директору, Дмитрий обдумывал свой ответ. По идее видео нужно. Хотя бы как вещественное доказательство в полиции. Хотя… Судя по тому, как бежала вся семья Насти с одного края Москвы на другой, его запросто можно найти в интернете. Ну, при определенном желании. А он… Он просто не хотел «брать его в руки». Этот его ответ был словесной формой отдергивания руки. Всего лишь.
Итак, завтра… да уже сейчас! Сейчас о похождениях нашей подруги знает половина школы. А завтра ко второму уроку будет знать вся.
Зато мы теперь знаем, в чем её проблема.
– Татьяна Егоровна! Разрешите?
– Да Дмитрий Николаевич, заходите… Что случилось? – Озабоченный вид Дмитрия напугал женщину.
– Случилось…
Через несколько минут директриса знала всю историю.
– А где видео?
– У меня нет. Но в интернете точно можно найти. Только зачем?
– А кто вам его показал?
– Ребята, Татьяна Егоровна.
– Какие ребята, – Поставила ударение директриса. – Дмитрий Николаевич?
– Я не скажу. Но это сейчас не важно. Завтра об этом будет знать вся школа. Нужно что-то делать.
– Что?
– Давайте для начала вызовем их в школу. Сегодня. Придется, скорее всего, задержаться часов до девяти, но зато поговорим.
– Вызывайте. Как только придут, приходите ко мне. Ой Господи… Я как знала! – Она закатила подведенные глаза и трагически втянула воздух.
Мама Насти неожиданному звонку не удивилась. Как и просьбе явиться в школу после работы вместе с дочерью. Обещала разыскать девочку и быть к началу восьми. Не обманула.
– Здравствуйте, Дмитрий Николаевич! Что-то случилось?
– Здравствуйте. Пойдемте в кабинет директора, там поговорим. – Не ответил классный руководитель.
Через десять минут взаимных восклицаний, всхлипов и воззваний к Богу среди икон в директорском кабинете разговор вступил в деловое русло.
Настя сидела поникшая, утирала тихо текущие слёзы. В этот раз она имела самый обыкновенный вид, если не замечать клочка волос ядовитого цвета и пирсинга на лице. Молчала, стараясь не поднимать головы.
– Что нам делать? – Спросила мама.
Директриса покачала головой.
– Не знаю.
– Вы заявление в полицию написали? – Взял инициативу в свои руки Дмитрий.
– Нет.
– Почему?
– Ой… Мы боимся.
– Так. Давайте-ка вы расскажите всё по порядку! А мы будем задавать уточняющие вопросы по ходу.
– Ну что рассказать… Это друзья Насти. Они выпили вместе, а ей в бокал что-то подсыпали. Ну и… дальше. Потом стали нам звонить, угрожать, что если подадим заявление в милицию, то они вообще поубивают всех нас.
– А почему вы так испугались их? Поубивают… Есть какие-нибудь основания для того, чтобы так бояться? Милиция их быстро переловит.
– Ой Дмитрий Николаевич, вы извините меня, но я не верю в нашу полицию. А они – скинхеды. Все взрослые, лет по двадцать – двадцать пять. Что им терять?
Дмитрия где-то «про себя» покоробило. Как можно так жить? Их дочери сломали жизнь. Они не могут не понимать того, что она теперь никогда не будет такой, какой могла бы быть. Какой она станет – еще вопрос, но больше шансов на то, что эта приобретенная «социальная инвалидность» так и останется навсегда. Они не могут этого не понимать, но все равно боятся. За жизни. Да зачем нужны такие жизни? Неужели там отец теперь вообще может засыпать? Нет… Все понятно, не все супермены, готовые в одиночку «размотать» пол района. Но есть же милиция! Не верит она! Там, конечно, потрясающая коррупция, спору нет. Но они всё еще работают! Сами были, знаем. Тут же все очевидно, на поверхности лежит: девка – несовершеннолетняя, эти деятели известны, доказательство – видеопленка. Если они её ко всему прочему изнасиловали, то это тем более статья. Если не изнасиловали, а тут похоже на то… Наверное потому и обозлились так, что побоялись и не решились на самое вожделенное. Так вот, если не изнасиловали, то все равно это статья! И позакрывают их там однозначно всех! Тем более что эти деятели, к бабке не ходи, на учете в ментовке с восьмого класса стоят.
– Ну, тут вы ошибаетесь. Я работал в милиции. С вами согласен в том, что доверия им нет. Но не до такой степени! Тут они сработают, будьте уверены. Может быть долго, может быть даже полгода, но сработают. И все это время вас никто не тронет. Сколько таких ситуаций у меня было?! Всегда угрожают и никогда не трогают. Вашего ребенка так… Да тут уже поздно бояться! – Он посмотрел на маму, явно не находящую себе места и ерзающую на стуле. Решил, что перегнул. – Ладно, подождите. А школа? Школа же знает, я так понимаю? Поэтому вы оттуда уехали?
– Да. Там знают.
– А что директор? – Задала вопрос Татьяна Егоровна.
Женщина перевела взгляд на нее.
– Она сказала нам, что в этой ситуации ничем помочь не сможет. Советовала не обращаться в милицию; тоже считает, что они могут… причинить нам вред. Посоветовала сменить школу.
– Да они боятся все! – Тихо и озлобленно произнесла девочка, не поднимая головы.
Все посмотрели на нее. Замолчали. Первой пришла в себя мама.
– А ты не боишься?! – Ответа на этот вопрос не последовало.
– Ладно. – В очередной раз повторил Дмитрий. – Значит, школа тоже не сообщила в милицию?
– Нет, не сообщили. Что же нам делать? Её же и тут начнут травить…
– Конечно начнут! И мы вам, к сожалению, ничем помочь не сможем. Я советую вам еще раз поменять школу. – Директор взяла себя в руки, пришла к какому-то решению и начала действовать.
– Но про неё и там могут узнать… – На маму накатила очередная волна уныния. До этого момента, пока с ней разговаривали и искали пути решения, ощущение безысходности не было таким явным. Но сейчас, когда она услышала предложение директрисы, всё вернулось к тому, с чего началось.
– Могут. А что вы предлагаете? Тут про неё уже знают! Надо поменять школу и удалиться из ваших идиотских одноклассников. И надеяться, что ее не найдут. Или, что им надоест. Не вечно же они в конце концов этим будут заниматься! – Директор умела принимать убедительный вид, чем часто пользовалась.
Глаза мамы забегали по тем кругам, которые обычно демонстрируют деятельную задумчивость.
– Подождите! – Не выдержал Дмитрий. Он уже знал своего начальника, но никак не переставал удивляться.
Ведь она сейчас собиралась ни много ни мало, просто вычеркнуть из своей и школьной (а значит и из его) жизни эту девочку. Вместе с теми проблемами, которые за ней тянутся. Как это можно делать?! Нет, если сухо технически, то механизм понятен. Нужно просто отчасти обмануть, а отчасти усыпить совесть. Немного помучается, конечно, но, привычная, быстро всё забудет. Ведь могли они остаться в школе? Конечно могли! Это их собственный выбор и с молотком над головой никто не стоял. Немного подтолкнули? А что, так уж неправильно? Ведь действительно, им может больше повезти в следующей школе. А она… Она забудет об этом уже послезавтра. Закушает чизкейками, отвлечется еженедельными процедурами по уходу за ногами и руками, засыплет мыслями о предстоящем отдыхе за границей. Кстати, какие чудные места там, куда запланировано полететь…
Примерно так. Вот только было совершенно очевидно, что при таком поведении, где-то у самого основания духовно-нравственной конструкции личности что-то подгниет. Оно там уже гниет очень давно, но вот этот поступок, являясь следствием, одновременно ускорит причину.
«–Ну и что?» – Спросил непонятно откуда появившийся собеседник.
«– Как ну и что?» – Ответил ему Дмитрий. – «Как потом с этим жить?»
«– А как они все живут? Живет же она сейчас. Причем припеваючи. Ну побаивается немного, что ее посадят, но живет. На очередные Мальдивы вот поедет летом. А ты будешь карамельку сосать».
«– Да видал я эти Мальдивы!» – В сердцах ответил Дмитрий въедливому собеседнику.
«– Верим!» – С готовностью отреагировал тот. – «Да только что с того? Дело в том, что она живет припеваючи».
«– Ну подожди! Не может ничего не измениться в личности и в ее жизни от этого гниения! Возьми вон Гитлера. Этот так вообще с ума сошел!»
«– Не знаю, не знаю. Во-первых – не факт. Ты хотя бы исследования на эту тему читал? Не читал. А утверждать нечто подобное со слов тех, кого уже даже в живых нет… И потом, он таким может быть был изначально. Известно же, что гениальность сродни помешательству. Но и это не важно. Важно другое. Ты думаешь, что он понимал свое отличие от других, как ущербность? Страдал от этого?»
Дмитрий очень хотел выиграть в этом споре, но последние доводы сходу почти нечем было крыть. Кроме одного.
«– Я точно знаю одно! Сам я не хочу этого гниения в себе!»
– Да, Дмитрий Николаевич? – Послышался недовольный голос директрисы.
От мгновенно пролетевшего диалога с внутренним собеседником пришлось отказаться. Тот замолк. Либо уступив место Татьяне Егоровне, отдавая дань ее плоти, крови и реальности, либо ничего не мог возразить на последний факт, во что хотелось сильно верить.
Дмитрий собрался с мыслями, продолжил, понятия не имея, о чем спрашивала Татьяна Егоровна.
– Во-первых, вы не убежите от них! В интернете информация висит годами! А дети так и подавно будут постоянно её поднимать и ворошить. И все равно: будет у нее аккаунт там или нет! И начнется всё заново. Сколько вы будете бегать? В итоге вам придется осесть в какой-то школе так или иначе. И как-то там жить и учиться. Только там вам, скорее всего, никто не поможет. А тут я помогу… Успокойтесь! Сейчас слезы ни к чему. – Женщина плакала. Так, что Дмитрий начал сомневаться в ее способности воспринимать информацию.
Девочка подняла глаза и смотрела на него странно. Так, будто камень хочет кинуть. Будто кинет сразу же, как только исчезнет мелькнувшая надежда.
– Во-вторых! Татьяна Егоровна! Даже если они уйдут, мы обязаны сообщить в милицию. Просто потому, что мы уже знаем о преступлении в отношении несовершеннолетнего. Если мы, являясь официальными лицами, этого не сделаем, то это тоже статья. Я не помню, какая. Но точно говорю – статья.
Произнося эту фразу, Дмитрий, не отрываясь смотрел в лицо директору. И видел, как оно менялось по мере того, как до Татьяны Егоровны доходил смысл сказанного.
Смысл сказанного при свидетелях.
Такую мимику на нем часто не увидишь. Это можно описать, как смесь злобы и крайней степени досады.
А еще взгляд. Тот взгляд, которым отвечала директриса собеседнику, говорил о многом. Их отношения и до этого момента нельзя было называть даже просто деловыми. А теперь во взгляде читалось открыто: «Война». Правда, был в нем еще и страх. Дмитрий не знал, чего страшного может представлять для этой женщины. Если только, как представитель «Света» пугает «адепта Тьмы», пугал он её. Но это все из разряда сказочного. Тем не менее, страх был. Перемешанный с ненавистью.
Стало понятно, что с зарплатой все будет еще хуже.
Дело обстояло так, что на собеседовании ему была обещана хорошая сумма. Не запредельная или даже не такая, о которой говорят «Офигенно повезло!», но хорошая. Однако две первые зарплаты он этой суммы не получил. Получил больше. Причем значительно. До такой степени, что можно было уже говорить про офигенный успех. Но вот в третьем месяце зарплата упала до изначально обещанного уровня, что бесспорно было связано с охлаждением отношений между работником и главным работодателем. А последние два месяца денежное содержание даже и до обещанной суммы не дотянуло.
– И в-третьих. Решать, что делать сейчас должна Настя. Потому что ситуация такая, из которой она только сама сможет выйти. С нашей помощью, естественно. Понимаешь? – Последнее слово он сказал, глядя на девочку.
Ее взгляд не изменился. Взгляд настороженного, битого и жизнью, и кованными сапогами щенка. Которого столько подманивали куском хлеба, но каждый раз, смеясь, пинали, когда он подходил. Но который до сих пор не потерял надежды.
Девочка кивнула.
– Только тебе придется снять всё с себя. – Дмитрий показал на лицо с железками.
– Зачем?
А он и сам не мог четко сказать: зачем? Просто знал, что так надо и что именно сейчас это надо сказать. «Зачем» – станет понятно потом. Может быть, если подумать.
Мама продолжала плакать. Татьяна Егоровна потеряла всякую надежду избавиться от свалившейся на её голову боли и молчала, полностью уступив инициативу. Встала за водой для мамы.
– Пойдем-ка мы с тобой по школе погуляем, поговорим. У меня есть несколько вопросов. Пойдем?
Она вяло кивнула.
Выйдя из кабинета, они прошли мимо паршивого автомата со сладостями и поднялись на один пролёт по лестнице, встали на площадке. Дмитрий опёрся – почти сел – на подоконник.
– Давай тут постоим. – Помолчал. – Слушай, я тебе врать не буду. Скажу всё, как оно есть и как думаю. Дело плохо. Ты, наверное, поняла, что директор твоей старой школы просто испугалась, а тебя слила?
– Поняла.
– Ну вот. Наша тоже испугалась. Ты тоже поняла. – Девочка еще раз кивнула.
Уж извини, но твои родители тоже боятся. Причем боятся больше за себя, насколько я понимаю, чем за тебя. За себя и за свою налаженную жизнь. Видишь, после того, что с тобой сделали, нужно мстить. Нужно либо взять кухонный нож и вырезать яйца каждому из них, либо носом землю рыть, чтобы их посадили всерьез и надолго. Так бы я сделал, если бы это произошло с моим ребенком. Да у меня даже сейчас такое желание есть, хотя ты мне никто. Со всем этим ты согласна?
– Да, наверное. – На её лице отразилась давно скрываемая холодная злость.
– Согласна. Я это вижу. И понимаю, что ты на мать начинаешь смотреть с ненавистью. Или мне кажется?
Девочка промолчала.
– Не думаю, что это правильно. Есть люди сильные, а есть слабые. То, как они поступили – недостойно. Но ненавидеть их за это не стоит. Они всё-таки твои родители, и ближе них у тебя никого нет. Ненавидеть надо тех. И мстить.
– Но как?! Они все взрослые!
Дмитрий улыбнулся.
– Тут дело не в возрасте. Где-то тут – он постучал по голове указательным пальцем – определяется, кем является человек. Он может быть хищником или жертвой. От тебя не требуется ничего, только переключить этот тумблер в положение «хищник». А потом либо пойти самой в милицию, либо заставить пойти туда родителей. Твоя мать довольно мягкий человек, я верю, что ты сможешь ее заставить.
– Но зачем мне всё это вообще надо!? А если они после этого правда будут нас преследовать?!
– Отвечаю. Это не просто понять, но тебе деваться некуда. Трудности закаляют быстро.
Нужно это все лично тебе. Потому как для тебя сейчас только два варианта. Либо ты остаешься обиженной и с каждым днем, уж извини, скатываешься до состояния слизи. Ненавидишь родителей за то, что они не смогли тебя защитить, за то, что не могут изменить твою жизнь. Они начинают тихо ненавидеть тебя, за то, что вся их жизнь пошла насмарку из-за одной распущенной и глупой девки.
Настя кинула на учителя быстрый взгляд.
– Что смотришь? Да это всё понятно, к гадалке не надо ходить. Мы все всего лишь люди… А кроме того, тебя достают в школе. Каждый день. У тебя нет друзей, ты растешь запуганным и забитым зверьком и вполне вероятно спиваешься. Или пытаешься покончить с жизнью. На руке у тебя что? – Он кивнул.
Девочка машинально обхватила правой рукой запястье левой. Обычно там у нее было «украшение» в виде кожаной полоски десятисантиметровой толщины. Сейчас этой полоски не было и на тыльной стороне руки виднелся свежий шрам.
– Это первое «либо». И ты уже на этой дорожке, я правильно понимаю? Да успокойся ты! – Воскликнул Дмитрий, видя, что девочка зациклилась на руке. – Смотри сюда, у меня тоже шрамы. – Он закатал рукав на правой руке и показал три крупных шрама. – Правда они не там, где вены режут. Это потому, что меня били, а я руку подставил. А вот эти… помельче, видишь? Они по глупости. Сам себя резал. Интересно было, смогу ли терпеть боль или нет. Так что не загоняйся, лады?
Рассматривая руку Дмитрия, Настя на самом деле отвлеклась.
– Но есть у тебя и второй путь. – Он замолчал, ожидая вопроса.
– Какой?
– Стать бойцом. Потихонечку-полегонечку, перебарывать и перемалывать все эти обстоятельства. От них не убежишь. Их можно только перемолоть, пережить. С моей помощью. Поверь, я тебе помогу.
Будет сложно. Потому что многое нужно будет делать самой. Но у тебя просто нет другого выхода. И потом – с этого момента, если решаешь драться, я тебя не брошу. Отвечаю. Не испугаюсь, не буду врать и не брошу.
Первое, что нужно будет сделать, это написать заявление в милицию. Чтобы не чувствовать себя жертвой. Ты должна начать драться за себя. Пойти их порезать ты не можешь. Но в милицию пойти можешь.
– А если они меня найдут?
Дмитрий задумался, переживая приступ средней степени страха от того, на что решался.
– Я тебе так скажу: мне сейчас двадцать восемь лет. Из них лет пять были очень насыщены подобными «приключениями» и еще года два я о них слышал и наблюдал со стороны. И почти уверен, что тебя никто не найдет. Не будет искать. Тебя ищут обычно тогда, когда ты прячешься. Если ищешь ты, то прячутся они. Бывает, конечно, так, что приходится воевать, но это редко. Однако если придется, то нам деваться некуда. Ты же помнишь, мы теперь деремся, а не убегаем? И если они тебя найдут, то найдут. Но потом ты опять пойдешь в милицию, а я найду их.
– Вы?! Зачем вам это надо!? – Злое недоверие на лице.
– Потому что я узнал о тебе! И пообещал тебе помогать. Охранять тебя я не смогу, но отомстить смогу. И это как раз тот случай, когда мстить лучше не через милицию. После этого они точно перестанут тебя искать. Но повторяю, я уверен, что этого не будет.
Так что ты решаешь?
– Я останусь. – Без промедления заявила девочка.
– Тогда завтра ты должна прийти в школу минут за сорок до уроков. Зайдешь ко мне в кабинет. И – это обязательно – оденешься в нормальную одежду. Пирсинг вынешь ото всюду кроме ушей. На руку повяжи какой-нибудь платочек, а не это БДСМ.
– Зачем?
– Завтра объясню. Всё поняла?
– Да.
– Тогда пойдем. И скажи им сама, что ты решила сообщить в милицию и остаться в этой школе.
Договора девочка не нарушила. Пришла вовремя. С внешним видом тоже всё было в порядке. Даже косметики на лице не было, хотя пирсинг-сережки в ушах остались.
– Здравствуйте. – Она прошла в кабинет. – Я тут.
– Ага. Привет. Садись. Ну что, готова мне все рассказать от начала до конца?
– Нужно?
– Думаю да.
– С чего начать?
– А с чего сама хочешь. Мне все равно.
– Ну… Он был моим парнем. Ну как… Фак! – Она растерялась.
– Успокойся. Давай, начни, как ты с ним познакомилась. – Дмитрий сам особо не понимал, что означает его вопрос, но девочке не нужно было многого, чтобы начать.
– У нас общая подруга. Тварь! Она старше меня на четыре года. И он тоже.
– И он был твоим парнем?
– Ну как… Честно говоря нет. Мы целовались пару раз, много гуляли вместе, обнимались там… Но он… как бы сказать…
– Хотел большего?
– Ну да. Вы же мужчина, понимаете!
– А ты не давала.
– Да. И из-за этого у нас проблемы были.
– А чего ты на него повелась? Ведь он же подонок, неужели сразу не было понятно?
– Ну он крепкий такой, брутальный. Сильный. Ну и симпатичный. А кто еще? Вы посмотрите на моих ровесников! Что, с ними что ли? Да у них самые взрослые разговоры о машинах! – На Настю было приятно смотреть, несмотря на нотки презрения в дерзком голосе. Этакий горящий праведным огнем взгляд зеленоватых глаз. Не совсем правильные, но вычерченные небесной рукой привлекательные черты лица с широкими скулами. Это придавало лицу не треугольную, а овальную форму и волевое выражение. Развита девочка была действительно хорошо. И в физическом, и в умственном развитии превосходила не только своих сверстников, что обычно для этого возраста, но и сверстниц. Неудивительно, что ее «парень» клюнул.
– Ясно. Давай дальше.
– Да что дальше? – Как сплюнула девочка. – Бросил он меня. Я как дура переживала, истерила. Ну, знаете, как это у девок принято… А потом пригласила нашу общую подругу. А он ей тоже нравился, но она толстая, он с ней не хотел. Она мне завидовала…
Выражение лица у Насти все это время было злое, с оттенком досады.
– Так, а что же ты? Если понимала это?
– Ну как понимала! Я вроде понимала, но и что же теперь? Ей не повезло, повезло мне. Я бы так никогда не сделала…
– Как?
– Ну, мы выпили шампанского у меня дома, пока родителей не было. Она мне туда что-то подсыпала.
– Ты в этом уверена? Может просто с непривычки тебя «срубило»?
– Да нет, Дмитрий Николаевич. Я же не первый раз шампанское пью. А тут один бокал выпила и сразу меня срубило? Я себя не помнила вообще. Точно не из-за шампанского.
Дмитрий покивал головой.
– Ну, а потом я ничего не помню. Помню только как уже никого не было, я отмывалась… А там скоро и мама пришла. Кричала… А на следующий день я «вконтакте» в школьной группе это увидела. Чуть ли не последней. И началось! – Она усмехнулась и опустила голову.
– Понятно. Ну, что я тебе могу сказать? Стратегия у нас с тобой будет простая. Что с тобой произошло? По сути, это могло произойти почти со всеми девчатами. Ничего плохого ты не делала, по большому счету, вела себя по-человечески. Пришли эти мрази и надругались. Глупо? Пусть так. А кто из вас в этом возрасте отличается большим опытом? Никто.
Все так и было. На это мы с тобой и будем давить. Просто у нас люди злые, они считают, что если тебя унизили, то ты сама заслужила и можно над тобой издеваться. А мы донесём до них, что на твоём месте мог оказаться каждый. И что тебе нужно не только сочувствовать, а еще и помогать.
Такая стратегия требует определенной тактики. Например, ты должна одеваться, как нормальные люди. Во-первых, это покажет всем, что ты действительно нормальная. Не спорь! Слышала поговорку: «Встречают по одежке…»?
А во-вторых, просто поверь мне, потому что я знаю больше. Дело в том, что подобная одежда — это форма защиты. Посмотри вокруг. У нас в школе есть много авторитетных ребят и девчат. Ребята – это которые сильные и смелые, их все боятся. А девочки просто красивые. Никто из них не одевается с… отклонением. Все выглядят обычно. Просто потому, что им не нужно никаких шмоток, чтобы показать свой авторитет. И ты, если уж мы превращаемся в бойца, должна следовать этому правилу. Сначала тебе будет неуютно, но потом ты привыкнешь. И не поймешь, что тебя заставляло носить это дерьмо. – Дмитрий улыбнулся, а Настя усмехнулась, разглядывая платок, повязанный на запястье.
– Естественно, будь готова к тому, что тебя начнут травить и тут. Но как только кто-то начнет, ты сразу бей в ответ! Ну, не руками, а словами. Помни: ты права! Тебя обманом и силой унизили. Да еще такие мрази, которые смогли бы это сделать почти с каждым из наших школьников. Вот от этого и пляши. Бросай им это в лицо. И спрашивай, много ли они удовольствия получают, издеваясь над тобой? Главное – не бойся! И не стесняйся этого! Помни, это кажется позорным только до тех пор, пока они не понимают, что тебя изнасиловали. Как только ты это им объяснишь они будут вынуждены принять либо твою сторону, либо сторону этих мразей. За первых мы не переживаем, а про вторых, если такие будут, ты будешь говорить мне. Я разберусь.
Вопросы?
– Да нет вроде. Страшно только.
– Никто не говорил, что будет легко. Но ты со всем справишься. А я тебе помогу. И лучше всего запомни: что бы не произошло, иди ко мне. Я тебе помогу.
– Хорошо.
– Ну тогда пойдем на урок.
– А вы тоже пойдете? – Растерялась Настя.
– Конечно. Нужно же рассказать ребятам?
– Сразу?
– Пойдем-пойдем. – Улыбнулся Дмитрий. – Не бзди, боец! У меня хорошие ребята.
Так и вошли они в класс вместе. Опять попался урок литературы. Прям как специально, подумалось Дмитрию, когда он взглянул на Наталью Валерьевну.
В классе было тихо. Увидев вошедших, ребята встали, необычно замолчали.
– Проходи Настя. Здравствуйте ребят! Садитесь.
Зашелестели сумки, загремели стулья.
– Наталья Валерьевна, позволите мне минут десять у вас отнять?
– Да-да, конечно!
– Я смотрю, тут почти все. И это хорошо. Даже Саид не проспал. Исправляешься. – Дмитрий взглянул на смуглого крепыша. – Если кто-то вчера не познакомился с новенькой, то знакомлю вас сейчас. Ее зовут Настя.
– Да познакомились уже, да и наслышаны… – Протянула Гуля с хорошо читаемыми обличительными интонациями.
– Ну, я так и думал. Ну давай, Гуля. Скажи, что ты хочешь.
– Я?! – Удивилась девочка. – Я ничего не хочу говорить.
– Ну как это? Только сейчас хотела и говорила, а когда тебе предложили забоялась?
– Почему это «забоялась»? Очень мне надо…
– Ну хорошо. Заставлять не буду. Скажу сам. Вы все уже видели ролик.
– Какой ролик? – Сонно спросил Саид, перестав выковыривать из уголков глаз «козюльки» и так и замерев с оттопыренным пальцем.
– Да который я тебе вчера говорил посмотреть, дубина! – Толкнул его в плечо Руслан.
– А! – Саид заулыбался, умудрившись сделать это одновременно и задорно и стеснительно. Опустил глаза. – Ну да…
– А мы не видели, какой ролик? – Донеслось с другого края. Но это и не удивительно. Спрашивали те ребята, которые в местную «элитную» тусовку не входили. До них «хоум-видео» еще не успело дойти.
– Ну, кто не видел, им обязательно расскажут другие. Тут я ничего сделать не могу. Ну что же, слушайте. Но как вы думаете, зачем я начал этот разговор?
Стало тихо. Некоторые бросали косые взгляды на Настю, словно рассчитывая найти в ней ответы.
– Я хочу сказать вам, что то, что случилось с Настей, могло случиться с каждым. Даже с нашими мальчиками.
Громче всех засмеялись любимые Дмитрием хулиганы. Он и сам грустно усмехнулся, глядя на них.
– Это называется насилие. Никто из нас не захочет такой участи. Но когда вас насилуют, вы ничего не можете сделать.
– Да ладно Дмитрий Николаевич! Это не с каждым может произойти! Нечего водиться с такими! – Не успокаивалась Гуля, демонстрирую высокий уровень осведомленности.
– Да, Гуля. С тобой подобное не произойдет. Но спасибо за это надо говорить не тебе, а твоей маме, на которую ты, кстати говоря, злишься за излишнюю опеку. Правда?
– Дмитрий Николаевич! – Больше она не нашлась, что сказать. Она действительно часто жаловалась классному руководителю на излишнюю опеку. Да и он сам уже устал успокаивать маму девочки по всяким пустякам.
– Правда Гуля. Но зато с тобой могло бы произойти, не дай Бог, другое. Стало бы лень Дмитрию Николаевичу, тащить каждого из вас до дома после катка… Помните? Когда я сам в двенадцать домой вернулся? Отправил бы я каждого из вас даже от школы до дому и неизвестно, каких подонков вы бы повстречали. Что молчишь?
Девчонка ошиблась! – Дмитрий слегка боднул головой воздух в направлении Насти. – Но она ошиблась только в людях! Она не делала ничего плохого, не желала, чтобы с ней это сотворили! Ей подсыпали таблеток в бокал, после чего использовали грубую мужскую силу. В чем она виновата?! Или кто-то по-прежнему думает, что она в чем-то виновата?
Все молчали.
– Нет, вы скажите сразу, чтобы мы сразу всё обсудили.
Все молчали.
– Девочка она хорошая, я успел с ней познакомиться. Не дай Бог я услышу, что кто-то её обижает по этому поводу. Ссорьтесь сколько вам влезет: за мальчиков, за оценки, за куклы и фенечки… Уж не знаю, за что вы тут еще можете ссориться. Но если узнаю, что кто-то издевается над ней за то, что с ней стряслось… Ей Богу этот человек для меня перестанет существовать, и я сделаю всё, чтобы он в этом классе не учился.
Хотя я верю, что такой мрази в моем классе не найдется.
Более того, если услышите, что над ней издевается кто-то чужой, сразу заступайтесь. Если не забоитесь. А если испугаетесь, то потихоньку скажите мне. И это не стукачество, потому что вы сделаете хорошее дело.
Вопросы?
Все продолжали молчать.
– Тогда я пошёл.
Настя стала готовить себе рабочее место, дверь закрылась за спиной Дмитрия.
Сложно было только первые два дня, когда на Настю смотрели на переменах. Но она держалась так, как наставлял Дмитрий. Гордо и независимо.
Страницы в интернете она поудаляла. Поэтому не видела никаких обсуждений и лишний раз не расстраивалась. Но и без того частенько заходила к классному руководителю поплакать.
Никто из ребят ее не трогал. Более того, эта беда еще больше сблизила ее с Леной и Дашей. Но если эти двое были девочками слабыми, ведомыми, то Настя отличалась крепкой натурой. Понимая это, на второй день, Дмитрий попросил ее присматривать за Дашей. Объяснил, в чем заключается её проблема и рекомендовал следить за тем, как часто Даша моется. А кроме того, выяснить, в чем истинная проблема Лены. Почему она ходит такой забитой и опущенной в воду. Сначала Настя отнеслась к этим заданиям без энтузиазма, но потом втянулась. А Дмитрий потирал ладони, на практике убедившись, что помогая другим, человек легче переживает свои собственные сложности. Этот приём он вычитал в бессмертном произведении Антона Семеновича Макаренко, который, конечно, даже не предполагал, как это отразится на жизни изнасилованной девочки.
Несколько раз учитель разговаривал с девчатами. Если на первых порах они негативно относились к этой ситуации, то в конце концов прониклись мнением классного руководителя. Стали жалеть Настю и обещали поддерживать.
А кроме того, в лице новенькой, Дмитрий обрел еще одну почти отличницу. Только по математике у нее была четверка в прошлой школе.
Новые подруги и забота о них, понимающее или просто безразличное отношение новых одноклассников, дружба классного руководителя – все это помогло девочке влиться в новую школу на волне такой трагичной знаменитости. И это было самым важным шагом. Самым сильным по интенсивности испытанием её психики. Нет, это было еще далеко не всё. Еще впереди были те единичные нападки отдельных школьников, которые острым ножом били тогда, когда, казалось бы, можно успокоиться. Впереди была ежедневная рутина того труда, который нужно приложить, чтобы протащить этот груз до по-настоящему тихой гавани спокойствия. Где все произошедшее излечится временем.
– Дмитрий Николаевич! – Протяжно и с претензией в голосе, как она умела, предъявила Гуля, входя в кабинет.
– Гуля, когда ты ко мне так обращаешься, у меня такое чувство, что я тебе по жизни должен. – Улыбнулся Дмитрий.
– Вы мне должны, мне! – Подхватила удачный поворот разговора Соня из-за спин подруг.
Они втроем стояли в дверях. Гуля и Лера – не разлей-вода-подруги и Соня. Всегда улыбающаяся, плотная блондинка с веснушками и вьющимися закутками волос, которая держалась более обособлено.
– Так, ты вообще молчи там! Одуванчиков не спрашивали! – Улыбнулся Дмитрий, намекая на очень пышные и белоснежные волосы Софьи, которыми та гордилась.
– Что это значит, «не спрашивали»?! Я сама, может быть, говорю! – Начала кокетничать девочка.
– Ну-ка стоп все! Вы чего пришли вообще?
– Как чего?! Скоро 23 февраля! А вы?! – Гуля была само возмущение.
– А я...? – В ответ протянул Дмитрий.
– А вы никаких поздравлений для мальчиков не готовите!
– И то правда… – Произнес учитель растерянно.
На самом деле он не сильно задумывался об этом празднике. Имея железное мнение, что поздравлять мальчиков должны девочки. И что, если они сами этого не хотят, то заставлять их не нужно. И без этого будет формальное поздравление на уровне заместителя директора по воспитательной работе. Вроде как «от всех всем». Зачем плодить сущности?
А вот потом, на восьмое марта, он вполне закономерно инициирует процесс поздравления девочек от лица мальчиков. И тогда пусть девочки стесняются. Пусть переживут стыд от своей невнимательности и на носу себе зарубку сделают. В общем-то такая тактика запросто может применяться учителем любого пола. Главное – чтобы ребята задумались, а не поздравляли друг друга лишь потому, что кто-то сказал.
Другое дело, если сами девочки действительно этого хотят.
– Но, может быть, это потому, что я сам… мальчик? – Он замолчал, но видя, что до девчат не дошло, добавил. – Ну, не девочка типа. – Улыбнулся.
– Вы хотите сказать, что это мы должны делать?! – Лера буквально вырвала в упорной борьбе «возмутительную» эстафетную палочку у Гули, гневно сверкая глазами.
– Хочу. Но исключительно с твоего разрешения, солнышко! – Дмитрий улыбался не переставая. – Можно мне иметь такое мнение?
– Но вы же учитель! Это ваша работа!
– А вы – девочки. И вы любите ваших мальчиков. А то, что идет от обязанностей никогда не будет сильнее того, что идет по зову сердца. – Обожают девчонки такие фразы; знал куда бил классный руководитель.
– Ха! Кто любит? – Гуля постаралась сказать это очень пренебрежительно. – Мы?! Вы ошибаетесь! Мы их не любим! – Именно это искусственное пренебрежение и сдало ее «с потрохами».
– Тогда мне совершенно не понятно, зачем вы пришли.
Они растерялись. Замялись. Выход нашла боевитая Лера.
– Мы можем уйти!
Дмитрий рассмеялся.
– Девчат, конечно, можете. Но тогда наши пацаны останутся без подарка. Кто этого хочет? Лично я хочу, чтобы вы их поздравили. Так что давайте лучше оставайтесь и посоветуете мне, как это можно сделать. Я же сам такой же пацан, с подарками у меня сложности. Куда же я без вас?
– Ха! – С чувством собственного достоинства усмехнулась Соня и продефилировала мимо подруг. – Так бы сразу и сказали!
На протяжении двух следующих дней была развернута бурная деятельность. Причем, девчата развернули ее практически самостоятельно. От классного руководителя они только требовали. Краски, карандаши, ватман, компьютер, фотографии и так далее, и тому подобное. На вопрос, что они запланировали, Дмитрий получил ответ только на второй день. До этого его держали в относительном неведении и только требовали, чтобы он снимал с уроков то одних, то других девочек. Он и снимал.
Они садились в его кабинете и что-то искали в компьютере, что-то рисовали, разукрашивали и вырезали.
В итоге, общими стараниями девочек с минимальной – в основном материально-технической – помощью классного руководителя была создана стенгазета.
Как признались девчата, в школе такая традиция, поздравлять пацанов плакатами. Но в этот раз у них родилась идея поздравить каждого персонально, создав газету, в которой каждый мальчик будет описан и обласкан вниманием. Для каждого они нашли свои слова, подобрали анекдот или веселую историю. В каждом нашли те качества, которыми можно гордиться.
В результате получилась очень качественная для восьмиклассников газета, которую сам Дмитрий прочел с большим интересом, но… Полностью только вместе с остальными мальчиками. Только на 23 февраля. А связано это было с тем, что и его карикатура участвовала в общепацанском параде.
На газету обратили внимание все учителя. И даже те, которые в душе совсем не радовались чьим бы то ни было успехам, просто вынуждены были отметить работу девочек из восьмого «Б».
И это было приятно, чего уж там. Не зря Дмитрий постоянно занимался сколачиванием коллектива из разрозненной и разношерстной группы ребят. Игры, праздники, походы и выездные экскурсии, катки, «исповедальные записки» – все это было не зря. Отрадно это осознавать.
Но этим достижением, как прикрытием, воспользовалась завуч.
– Дмитрий Николаевич, зайдите пожалуйста ко мне.
В её кабинете, обставленном красными диванчиками-пуфиками, Дмитрий услышал то, что ему не понравилось. Завуч начала с того, какую замечательную стенгазету создали его девочки. И совсем не плавно перешла к полугодовой… или межсезонной… а может быть аттестационной, проверочной, мониторинговой – это название выветрилось из головы классного руководителя сразу же, как только он понял его суть – работе. Эта суть мгновенно наполнила все его естество возмущением и не оставляла в нем места для запоминания своего названия.
Смысл работы заключался в том, что ребятам выделялось четыре урока времени. За это время они, без всякой предварительной подготовки, должны были самостоятельно разбиться на четыре группы. Каждая из групп приступала к изобретению настольной игры, «используя всё, что угодно». «У них там будет интернет, всю канцелярию мы им обеспечим тоже» – так закончила свою речь завуч.
– Вы понимаете, что они этого не сделают? – Задал прямой вопрос Дмитрий.
– Как это не сделают, Дмитрий Николаевич?! – Возмутилась женщина.
– Вот так: не сделают. И вы это должны понимать. Тут два варианта. Либо за них это буду делать я, либо они всё сдерут с интернета. Ну, может быть, с какими-то своими добавлениями.
– Нет! Мы там будем и будем наблюдать, чтобы они ничего не «сдирали», как вы говорите. Почему вы в них не верите?
Последняя фраза еще больше взбесила Дмитрия. Оказывается, это он не верит в своих детей.
– Потому что я их знаю. Они идут к этому уровню, но еще далеки от него. Хотя и ближе всех остальных.
– Ну, я не знаю! – Завуч открыто, при помощи интонаций, продемонстрировала свое недовольство учителем. – Нам надо это сделать.
Дмитрий, наоборот, начал успокаиваться, выпустив пар. Вообще, его возмущение было вызвано ошибочным мнением, что все это придётся делать ему. Но тут оказалось, что не придется. Более того, за ним будут наблюдать, чтобы он не помогал. Можно было и вовсе успокоится, но мешали оставшиеся моменты. Всё равно вся возня с обеспечением этой глупости ложится на него. Учитывая, что гребанных бумажных дел и так невпроворот. Это раз. А два – это то, что работа совершенно глупая. Ну не сделают ребята этого! Самые борзые будут сидеть и ничего не делать в лучшем случае. А то и мешать другим.
Всё это «два» вытекает из самого главного. Из «три». Из того, что подобная «игровая обучающая деятельность по проверке уровня коммуникационных компетентностей» совершенно не интересна ребятам. Может быть, это нужно делать в качестве занятий где-то в шестом-седьмом классе. С активным участием учителя, с предоставлением не четырех часов, а целого дня. Но никак не в конце восьмого класса, когда мальчики думают не о настольных играх, а о том, что под юбками у девочек и как купить пива в соседнем ларьке.
Но спорить с завучем было бесполезно. Да и бессмысленно, наверное. Ведь у неё тоже есть спущенные сверху задания и это входило в их число.
– Тем более ваш тьютер говорит, что они это сделают запросто!
Вот оно что! Эта фраза косвенно подтвердила его подозрение: задание можно было дать и другому классу – «А». Но «ашки» не имели вообще никакого уровня коллективизма. Он у них валялся где-то в районе основания плинтуса. Упал бы еще ниже, да некуда – полы. Это в их «дружном и крепком» классе совсем недавно чуть не выпрыгнул из окна бедняга Санек. Вот и выбрала завуч тех ребят, которые подавали большие надежды.
– Ну, раз сам мой тьютер сказала, то я умываю руки. – Дмитрий закрыл за собой дверь.
Работа началась на следующий день.
Ровно так, как предполагал Дмитрий.
Оставшись без контроля, ребята очень долго не могли поделиться на группы. Все это происходило до тех пор, пока завуч не разрешила Надежде Сергеевне нарушить правила и помочь им с этим делом. Дмитрий демонстративно стоял в стороне.
Вроде бы дело пошло. Хотя как… Они смеялись, ковырялись на сайтах с анекдотами и веселыми видео, лазили по социальным сетям.
Зайдя через час и пройдя по командам, рассматривая результаты их наработок, завуч ужаснулась. За прошедшие почти два часа работа в группах не продвинулась дальше общих мыслей. Деваться было некуда, пришлось разрешить преподавателям помогать детям. Однако Дмитрий продолжал упрямствовать. Его точила злоба.
Получалось так, что лучшие на восьмой параллели – «ашки». На всяком педсовете, да и просто при первой возможности, каждая сволочь считала своим долгом тыкнуть ему в лицо тем, что «он распустил ребят», что «раньше они были воспитанней», что он «слишком много их защищает, а они борзеют», что они «полностью отупели» и так далее и тому подобное. Сравнивали их с «ашками» очень часто. Но как до дела доходило, так выбирались почему-то не гениальные отобранные и рафинированные дети, а его ребята!
И можно было бы, конечно, попробовать использовать это как шанс, как возможность лишний раз продемонстрировать ошибочность их мнения. Можно было бы попробовать метнуть бисер, если бы Дмитрий не знал, что его дети не выполнят этой работы, – слишком рано. Любые другие и подавно не выполнят, но от этого не легче.
От размышлений его отвлекли веселые возгласы. Они доносились с той стороны, где на помощь ребятам пришла Надежда Сергеевна. Она вместе с ребятами восхищалась тем, что у них получилось. С улыбкой слушала их предположения о том, что именно они победят всех остальных.
Эта картина немного смягчила общее настроение. Глядишь, да и получится что-нибудь у ребят!
Вот вышло регламентированное время. Прошло еще полчаса, пока ребята в спешке заканчивали работы. Потом в кабинет, как вихрь, ворвалась деловая «бизнес леди» – завуч. Лицо у нее всегда было серьезно-сосредоточенным. Дмитрий видел ее улыбающейся всего-то пару раз за всё время. Деловая юбка и пиджак создавали строгий вид.
– Заканчиваем! Всё! Время вышло!
Она положила на стол фотоаппарат, на который снимала процесс работы. Предполагалось, что эти фотографии вместе с получившимися играми будут отправлены «наверх». Где пройдут отбор. А понравившиеся жюри работы будут отобраны.
Вроде бы ничего плохого. Повеселились ребята вместо уроков. Но злость не проходила до конца. И было на душе еще кое-что. Дмитрий понимал, что ребята уже достаточно сообразительные и наблюдательные, чтобы зафиксировать отрицательный результат. Уже скоро они все поймут, что с задачей не справились. И это было неприятно. Зачем это было надо? Бардак и клоунада!
– Так, что у вас? Показывайте.
Перед завучем стала выступать первая группа. Именно та, которая привлекла к себе внимание Дмитрия, вместе с тьютером авансом праздновавшая победу.
Ребята развернули игровое поле, достали фишки. Стали показывать свою игру.
К тому моменту, как они заканчивали, всем присутствующим, включая их самих, стало ясно, что никакой игры нет. Правила не проработаны, игровая цель не продумана и вообще выглядит всё полнейшей кустарной бутафорией. О чем не замедлила сказать завуч, еще больше вгоняя всех ребят в уныние. Почему она с такой взрослой бесцеремонностью, строгостью и даже злостью рубила правду матку, Дмитрий догадывался. Всё дело было в том, что она ошиблась. Он был прав, а она ошиблась. И не нужно было брать его ребят. Хотя, с другой стороны, каких еще взять? Параллель? Не вариант. Девятые? Бросьте! Они вообще ничего делать не будут.
Понятно, в общем, от чего злилась завуч. Не понятно было другое. То, насколько быстро поменяла свое мнение тьютер. Совсем недавно она смеялась вместе с Гулей, Соней и Лерой. Прогнозировала их победу и подтверждала, что у них получилась замечательная игра. А сейчас, послушав мнение завуча чуть ли не в воздухе «переобулась». И ладно бы стояла молча, но она поддакивала! Она критиковала то, в чём совсем недавно сама принимала участие, как член детского коллектива!
У Дмитрия от этого только что челюсть не отвисла. Как и у самих ребят, впрочем. Но учитель быстро опомнился.
– А я вам говорил, что с самого начала эту работу должен направлять учитель. Да и то ничего хорошего бы не получилось. Это надо было готовиться заранее, продумывать. Не все так просто, с кондачка! Да ни у каких других классов это не получится даже так. Да, недоделали немного, и что теперь? – Вступился за своих детей «классный».
– Вот значит, вы и возьмете на свой контроль, чтобы всё было доделано. А завтра мне всё сдадите.
– Я?!
– Конечно. А кто, я что ли?
Разговаривать с ней дальше было бессмысленно.
Закончилась вся эта тупая клоунада еще через полчаса. Расстроенные ребята разошлись по домам…
Накануне международного женского дня очередной подарок директрисе сделали Магомадовы. Точнее тот, что «учился» в десятом классе.
Он сладко посапывал на задней парте, на уроке физики, который у этого класса вела та самая «бизнес-завуч», что предоставила классу Дмитрия честь участия в работе по «оцениванию коммуникационных компетентностей». Парень имел у неё, к слову, оценку между четверкой и пятеркой.
Проснувшись минут за пятнадцать до звонка, он, крикнул своему «товарищу» Карабанову:
– Карабан! Сколько до конца урока?
Иван отвлекся от объясняющего у доски учителя, посмотрел на часы и ответил «другу». Сидел он, наоборот, на первой парте.
Андарбек прищурил глаза и уронил голову на руки, продолжив спать.
А выходя из кабинета, в дверях догнал Карабанова.
– Эй! Свинья!
Иван обернулся, почувствовав на своем плече руку Андарбека. И сразу же получил в нос. От чего тот брызнул красными струями. Остановился, осел на пол.
Обидчик вразвалочку прошел мимо, не обращая внимания на засуетившуюся вокруг случившегося «бизнес-леди».
В конце этого дня Иван подошел к Дмитрию. Уроки закончились, а ребята разошлись.
– Слышали, Дмитрий Николаевич, что со мной случилось?
– Слышал, Иван.
– Вот так! Друг!
– Ну мы же с тобой прекрасно понимаем, какой он тебе друг, верно?
– Да. Но мне деваться некуда. Лучше с ним дружить.
Дмитрий только молча покачал головой.
– Скажите, почему так? Что, русские слабее их? Почему они все такие дикие?
– Вопрос не очень простой. – Задумчиво протянул Дмитрий, глядя на темно-русого пацана с мелкими, но приятными чертами лица.
– Русские не слабее. Мы просто более цивилизованные. Понимаешь: культура, правила, законы. Всё это очень тепличное. Драться у нас нельзя, грубо говорить нельзя. Игры у нас компьютерные, учителя-мамки-няньки за вами ухаживают с детского садика и до тех пор, пока институт не закончите. Травматизма чтобы не было, чтобы не дрались и так далее. А они ещё дикие, ты верно заметил. У них всего этого еще нет. Они как мы раньше. Дерутся там у себя. Тут не в качалки ходят, чтобы выглядеть страшно и для девок привлекательно, а в спортивные залы, на ковры. Учатся драться, чтобы у наших дутых качков девок отбирать. И дело тут не в том, кто русский, а кто не русский. Это естественно. У нас в мелких городах и глухих деревнях тоже ребята крепкие. А они, которые по крупным городам расселились, станут такими же как вы. Уже они станут, не говоря об их детях.
– Блин! А что делать? – Иван размышлял очень серьезно и «по-взрослому». Не мудрено, через за..ницу быстро доходит!
– Что делать? Ну, для начала особо не загоняться. Получил в нос. Понятно, что стыдно. Но никто из твоих одноклассников не ответил бы ему. Поэтому сильно не расстраивайся. Просто запомни, к чему приводит слабость. И когда у тебя будет сын, постарайся не держать его у бабской юбки. Отдай его на бокс…
На следующий день Андарбек умудрился зацепиться за Дмитрия. И дело тут было не в лунном затмении или в нехарактерном для него плохом настроении. Просто это сам по себе был очень тяжелый человек. Уже давно взрослый несмотря на то, что учился в десятом классе, матерый мужчина. Он не часто бывал в школе. В основном занимался какими-то своими, непонятными делами. Но всякий раз, когда он решал посетить «храм науки», все были напряжены. Потому что обязательно что-нибудь случалось.
Обойдя все этажи на очередной перемене, Дмитрий возвращался в свой кабинет с дальней лестницы. Проходя мимо расставленных когда-то стульев, заметил сидящего кавказца. Тот был занят разговором со своей свитой. При этом неподалеку от них сидели девчата. Их присутствие прибавляло Андарбеку заносчивости. Он говорил громко, агрессивно, размахивал руками.
Понадеявшись, что парень его не заметит, Дмитрий прошёл мимо. Не хотелось сейчас никаких боданий с кавказцем. Тем более, когда он находится на взводе.
Но Андарбек его заметил.
– Дыма! – У него был самый сильный акцент среди братьев. – Здорово!
Все это было сказано достаточно громко для того, чтобы учитель услышал. И достаточно нагло для того, чтобы исключить нормальную ответную реакцию. Дмитрий просто не мог повернуться и ответить. Улыбайся при этом или не улыбайся, вышло бы это крайне проигрышно.
Вообще, Дмитрий разрешал школьникам называть себя по имени. Как и опускать уровень общения до неформального. Он справедливо считал, что формальные условности в нынешней реальности защищают учителя от учеников. Это единственное, что хоть как-то мешает им с комфортом устроиться на учительских головах, начать унижать их, «прикалываться» над ними. Ну как «мешает» … В том то и соль, что «хоть как-то».
Однако в случае с Дмитрием, эти формальные условности, в основном, защищали, наоборот, самих учеников. Перейдя с ними на неформальное общение, он запросто мог отругать, используя ненормативную лексику. Или даже дать подзатыльник. «По-братски», как говорили сами пацаны.
Но были в этом правиле исключения. Например, Андарбек.
Не желая отвечать в ситуации заведомо проигрышной, Дмитрий сделал вид, что не услышал. Но едва прозвенел звонок, он, не успев зайти в свой кабинет, развернулся обратно. Девочки встали со стульев и повернулись спинами, расходясь по урокам. Вслед за ними потянулись наименее авторитетные пацаны. Остались сидеть сам горец и наиболее приближенные к нему ребята. Они ждали, когда встанет предводитель.
Дмитрий подошел к ним. Широко улыбнулся и положил руку на плечо Андарбеку. Не снимая её, сел, приобнял здорового, но уже сильно растолстевшего пацана.
– Здорово Андарбек!
– Эй! – Заёрзал тот, поведя плечами. Конечно же это ему не понравилось. – Я с тобой здоровался, ты мимо прошел!
В его словах слышалось недовольство.
– Правильно. А знаешь почему? – Дмитрий перестал улыбаться. Его глаза стали холодными и не мигая уставились в переносицу горцу. – Потому что ты не красиво себя ведешь.
Ты парень нормальный. Мы с тобой подружились. Уважаем друг друга, я думаю, взаимно. Да?
– Ну да… не пойму, о чем ты, брат!
Рука так и лежала у него на плечах. Только сейчас Дмитрий убрал её. Показательно вздохнул, положил ладони на расставленные колени, даже хлопнул ими о бедра.
– О том, что ты некрасиво мне кричишь при детях и учителях. Ведь они – не ты. Для них я взрослый дядя и учитель. И со мной так разговаривать – нельзя. Понимаешь?
– Ладна Дыма понял, понял! Извини брат! Не подумал! – Глаза прищурены, зрачки плещутся в хитрости.
«Конечно! Не подумал ты. Крендель…».
– Ничего. Бывает. Ну, я пошел. Вам кстати тоже пора. На уроки. – Вслух сказал учитель.
– А! – Пренебрежительно отозвался горец. – Сэйчас пойдем! Посидим еще чуть-чуть.
– Не задерживайтесь долго. – Оставил за собой последнее слово Дмитрий.
Так закончилась эта встреча. Но на следующий день состоялась вторая. На этот раз Андарбек зашел в кабинет к Дмитрию сам.
– Дыман? Ты адын?
– Да. Заходи.
Он зашел. Без разрешения сел в кресло Елены Сергеевны. Откинулся на спинку.
Дмитрий слушал его болтовню «ниочем» вполуха. Ему вдруг вспомнилось прочитанное когда-то в интернете мнение одного доморощенного умника. О том, что в учителя идут те люди, которые хотят легкого признания от окружающих. Мол, со стороны взрослых этого признания добиться трудно и поэтому они идут в школу. Где используют свой опыт, свои моральные и физические силы, авторитет для того, чтобы доминировать над детьми.
Его бы, этого умника, засунуть работать в одну из этих школ. Вот к этому горцу. Который уже мастер спорта по борьбе. Который держал в своих руках – это совершенно точно – автоматическое оружие. Дрался, имел конфликты с милицией. Который, скорее всего, организовал продажу запрещенных «спайсов» в школе. Отец которого запугал и купил директора и приезжал на «стрелку» с «фэйсами», привезя с собой отряд вооруженных автоматами телохранителей. Перекрывая половину крупного московского проспекта.
Его бы, того умника, запихнуть в класс к любимому восьмому «Б». Вместо бедняги Физика, который вдоволь надоминировался над детьми.
Или в шестой класс Натальи Валерьевны, где кроме сражающегося с бесами шального Ивана, есть еще несколько очень «интересных» ребят.
Или в седьмой класс «музейной работницы», который и вовсе сформирован полностью из отморозков, возглавляемых хитрым братом Тарика и крупным «Лохматым».
Дмитрия просто колотить начинало всякий раз, когда такие вот «умники» пытались умничать. Стараясь просунуть свое свиное рыло в калашный ряд. Корча из себя авторитетных ученых.
А Андарбек тем временем начал рассказывать нечто важное.
– Скажи, Дыман. Ты мэна правда уважаешь?
Учитель задумался. Через несколько секунд ответил.
– Да. Мне частенько не нравится, как ты себя ведешь, но я тебя уважаю. Ты мужчина.
– Э-эй, да! Вот выдышь! Мужчина! А скажи мне, мужчина может трусить?
– Трусить может каждый. Вопрос в том, поддаёшься ли ты трусости.
– Хорошо! Ты тоже нормальный мужик. Я тэбе расскажу… Выдышь, когда ты пришел сюда, начал за нами следить, да. Ну, у вас там с братом были тёрки, да. Такой бэсстрашный, да. – Андарбек улыбнулся. – Ну, ты понимаешь, эта наша школа, да? Нас тут все боятся. А ты такой крутой прищёл. Еще все говорили мылыция–мылыция. Нам на мылыцию по…уй, ты знаешь.
Дмитрий кивнул, мобилизуя все внутренние резервы. Разговор начинался серьезный.
– Ну и вот. Мы, прыкинь, подумали, что ты из ФСБ. – Он засмеялся. – Подумали, что ты специально за нами прыщёл. Но потом отец пробил тэбя, поняли, что ты сам по себе. Веришь? Про ментуру твою узнали, про то, что в школе было.
– А зачем вы нужны конторе? – Дмитрий задал вопрос, стараясь не обращать внимания на явную демонстрацию возможностей. Узнать о том, что случилось в школе в Бирюлево простым делом не было.
– Ну, Дыман! Что ты как маленький? Такие вопросы задаешь. – Ардарбек засмеялся.
– Ну мало ли. – Дмитрий тоже усмехнулся. – Раз пошел такой откровенный разговор, почему бы и не задать.
– Нэт, я тэба уважаю. Но ты ызвины, это не только мои дела.
Дмитрий покивал головой.
– Короче, узнали, что ты одын. С того момента начали тэба уважать. Ты на самом деле мужик. Видишь, среди вас сейчас мало мужиков. Вон, Карабан, я ведь ему в нос ё…нул просто так. Это я тебе говорю без переноса. Ему я сказал, что не услищал, как он мне ответил. Но я все слищал. Просто настроение было плохое. – Он усмехнулся, растянув улыбку.
– К сожалению, я вынужден с тобой согласиться. Хотя Москва не Россия. В России есть мужики.
– О да! Мнэ отэц рассказывал. Как ваши умирали в Чечне у нас. Говорил, что пацаны как я воевали. А у нас там воевалы наемники.
– Я не понял, к чему ты это. – Из его фразы можно было вывести два вывода. Один из них Дмитрию не нравился.
– Я к тому, что не ссали они.
– Ну, «кто старое помянет, тому глаз вон». – Опасения не подтвердились. Андарбек не хотел сказать, что все русские слабаки, наоборот. – Сейчас мы с вами живем в дружбе. И нужны друг другу. Вы нам нужны, чтобы Кавказ держали в порядке, например. А мы вам потому, что без нас вы либо ляжете под амеров и арабов, либо они вас перережут.
– Да. Ты прав. Но ты одно нэ учел! Мы под ных нэ ляжем! – Он поднял вверх указательный палец правой руки. – Мы с шайтанами будем до последнего биться.
– Ну, я это и говорил. – Пожал плечами Дмитрий. – Но лучше же быть вместе. И живыми.
– Да… У меня, прикинь, недавно что было… Ну, ты знаешь, меня не было долго.
– Ну?
– Я с отцом гоняю, дела решаю. Отец же с Кадыровым знаком. – Он еще раз усмехнулся. – Врать не буду, не друзья. Но его друг – телохранитель Рамзана. Веришь? Я могу фотки показать.
– А почему нет? Верю. Не надо фоток.
– Нет, я покажу.
Он достал телефон, пару раз провел пальцем по сенсорному экрану. Передал трубку учителю.
– Смотри там, первая фотка. Это мой отец с Рамзаном. Видишь, да? Дальше листай. Это я.
Андарбек заулыбался.
На фотографии он стоял в камуфляжном костюме в обнимку со здоровенным бородатым бойцом. В руках у него было по автомату.
– Ну как?
– Нормально. – Искренне кивнул Дмитрий, что явно понравилось парню.
– Ну вот. Недавно поступил я плохо. Теперь мучаюсь. – Он исподлобья глянул на учителя, оценивая степень его внимания.
– Чего случилось?
– Прикинь, едем мы на двух джипах. Нас человек восемь. Тут первый джип останавливается. Там впереди дорогу взорвали. И стоит несколько машин. Бойцов – человек двадцать пять. Шайтаны. А Рамзан шайтанов убивает везде. А мы Рамзановы. Прикинь. И сделать ничего не можем уже. Если кто дернется, положат всех тут же. Один шайтан, прикинь, подходит к нам. И у меня спрашивает............
Он замолчал, рассматривая парту. Через десяток секунд вспомнил:
– А там на кресле висел перевернутый флаг… ну знаешь, маленький такой… Рамзана. Если бы сказал его перевернуть, понял бы кто мы… Что скажешь брат? Мужчина так не должен делать, а?
Дмитрий смотрел на собеседника задумчиво и сочувствующе. И тут совсем не надо было хитрить. Учитель всё понимал и это понимание нужно было просто озвучить.
– Знаешь, в сказках и кино про супергероев – не должен. Там он либо убивает всех, либо сам умирает. А в жизни всё не так…
Дмитрий задумался, подыскивая слова.
– Я не знаю, правильно это или нет. Я тебе так скажу. Если бы я был на твоем месте, то поступил бы так же. Другое дело, если нужно было бы драться. Ну там, близкого твоего убивали, задача у тебя или приказ, или еще чего. Нужно было бы короче и всё. Но ты бы понимал, что тебя тоже убьют. Тогда, если бы ты струсил, ты перестал бы быть мужчиной. Понимаешь? А это… Ерунда это. Зачем глупо умирать?
Андарбек, не скрывая, глубоко вздохнул, расслабился. А Дмитрий удивился, насколько важно этому пацану было услышать его мнение.
– Ну да. Я тоже так думаю. Ладно, пойду я. Не скучай тут. – Он широко улыбнулся, по-хозяйски перегнулся через стол и протянул руку. Попытался ориентировать ее ладонью вниз. Дмитрий, также широко улыбаясь, развернул его ладонь. Рукопожатие состоялось в вертикальной плоскости.
– Удачи.
А на следующий день его старший брат в присутствии Николая рассказывал Дмитрию о том, что Андарбек узнал о спортивной карьере учителя И захотел «постоять» с ним «на ковре». Ему стало интересно «кто кого покрошит». Стало понятно, что вчерашний разговор по душам тяготит парня. Ему стыдно, что он проявил слабость перед учителем, хочет реабилитироваться. Вряд ли всё это пойдет дальше слов на людях, но Дмитрий напрягся. Переспросил Батырбека, когда его брат собирается драться. Но тот, видя серьезное лицо Дмитрия засмеялся и сказал, что пошутил. Тогда засмеялся и Дмитрий, прекрасно понимая, что такой разговор был на самом деле. И думая о том, что надо еще раз сходить к Татьяне Егоровне, нагнать на неё очередную порцию страха. Капля камень точит, и надежда на экстернат для Магомадовых только крепла.
Если Вы заметили "смешную" или очень глупую ошибку, то пишите. Я не претендую на звание учителя словесности и даже на звание шибко грамотного писаки, – не обижусь. Большое спасибо за помощь!
Содержание:
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, 14 часть, 15 часть, 16 часть, 17 часть, 18 часть, 19 часть, 20 часть, 21 часть, 22 часть, 23 часть, 24 часть, 25 часть, перед Вами 26 часть, 27 часть.
Все в одной подборке – тут.