- Мама Вера! Я никогда не принесу в подоле и замуж не пойду, пока ты не разрешишь. Даже, если она когда-нибудь захочет нас с Ленкой забрать, не отдавай нас. Мы всегда будем жить с тобой и дядей Сережей. Мы уже взрослые, летом я пойду работать, мы не будем даром есть хлеб
В Магнитогорске тоже собираются справлять Новый год. Агриппина всеми правдами и неправдами отложила немного сахара, сберегла банку консервов, но это капля в море для такого семейства. Придется обходиться картошкой да соленьями. Сокрушалась она по этому поводу
- Что за жизнь? Уж не говорю о пельменях, муки нет даже вареники из картошки слепить. Эх, раньше бывало, сколько пельменей морозили.
Вера слушала, слушала, как мать сама с собой жизнь ругает, пошла на базар и выменяла свое кружевное белье на два килограмма муки.
Невиданная щедрость по тем временам. Но женщине с золотыми перстнями на руках, так понравилось розовое белье с нежными кружевами, что она не смогла отойти от Веры. Сопровождающий ее красномордый мужчина, ткни иглой, кровь из щеки брызнет, не сумел ее отговорить.
Она капризничала, теребя в руках тонкие перчатки, надувая крашеные губы и едва-едва не плача. Пришлось бедному мужчине отдать два кошеля муки, вместо одной.
Вот тебе и Верочка! Когда-то не посмела бы у незнакомого человека стакан воды попросить. Надо же, торговать научилась. Явилась домой довольнешенькая, с сияющей физиономией.
- Матушка, смотри, сколько муки принесла. Постряпаем на Новый год ватрушек с картошкой?
Агриппина знает, чего и по чем можно достать, что же дочь отдала за это добро?
- Вера! Говори сейчас же, откуда это, на что ты выменяла столько муки?
- На что, на что, на майку с кружевами, да на трусы, матушка, вот на что.
Машенька чуть дочку грудную из рук не выронила, зашумела
- Верка! Ты с ума сошла! Мы сядем и хором съедим за раз все ватрушки, а ты такую красоту не пожалела. Лучше бы мне отдала, если тебе не надо.
- Маша! Кружева есть не будешь! Они мне на самом деле не нужны, куда мне их носить?
- Не при маме будет сказано, перед мужем наряжаться. Пусть бы Сергуня порадовался!
- И так рад, не знай, как! Все радуется и радуется, а я опять беременна! Матушка! Что же это такое? Будет мне какой отдых или нет? Только перестала Наталью кормить, и опять!
- Не гневи Бога, неразумная! Бог дает, значит так ему угодно. Тяжело, конечно, но каждый из нас должен нести свой крест. Благодари Бога, что деточек дает, сколько баб живут, не приложив ни разу ребенка к груди!
Что майку выменяла, это правильно. Если муж любит, ему твои кружева ни к чему. Не любит, ежели, хоть обмотайся ими с ног до головы, не нужна будешь.
Мария посмеялась от души, но не вслух! Да не приведи Господи, такую любовь. Вера шага без разрешения мужа ступить не может. Погодите - позлорадствовала Маша - узнает Сергуня, что Вера осталась без кружевных трусов, выговорит, бить не будет, не смеет, а душу из нее своим ворчаньем вынет.
Позлорадствуешь тут, Сергей вон как свою ублажает! Ее Володя, после рождения Светки, редко к Машеньке ластится. И раньше не очень-то любил это дело, устает мужик, сталевар, как не говори, не как Сергунька, не на станции прохлаждается.
Марии-то куда деваться? Она все-таки женщина молодая, в самом соку, а при муже и без мужика. А матушка Агриппина все примечает, ехидна, ишь, как подколола, дескать, хоть кружевами обмотайся, Володе ты не очень нужна. Зараза такая! Старая базлыга, до всего ей дело есть.
В церковь бы шла, молилась, отмаливала свои грехи, прелюбодейка, при живом муже со сватом живет. Тьфу!
- Матушка! Тетка Ефросинья, что ближе к татарам живет, говорила, церковь будто открыли, ты не слыхала?
- Тебе-то зачем это знать, пойдешь молиться?
- Нет, я не очень-то верующая, и молитвы не знаю, а тебе бы в самый раз. Ты же у нас матушка, при церкви, говорят, была, в церковном хоре пела. Небось, батюшка Порфирий жив еще, может разыскивает тебя, а ты тут ватрушки печешь для благодетеля своего, Андрея Афанасьевича.
- Пеку, Мария! Жизнь долга, всяким боком повернется, неизвестно, кому ты будешь печь ватрушки? Будет ли кому?
- На что это ты намекаешь, тетя Груня? Или что про Володю слыхала?
- Откуда? Да и неинтересно мне. Только, на твоем месте, я бы так ядом не брызгалась. Случись, глянет Володя на сторону, в ком поддержку искать станешь? Только в нас с Афанасьичем.
- Что я такого сказала, просто подумалось, бывает, люди внезапно находятся. Пойду, состирну, белье замочено у меня. Тетя Груня, приглядишь за Светкой, ладно? Не сердись, ты же знаешь, я глупая, какой с меня спрос. Иной раз сама не знаю, что болтаю.
- Иди, стирай. Пригляжу. Язык у тебя, Мария, что жало. Выскажешь все, что хотела, прикинешься ду ро чкой, ходишь, посмеиваешься, ужалила. Жаль мне тебя, не от сладкой жизни ты такая, грызет тебя изнутри зависть и злоба. Притворяться добренькой всегда трудно.
- По себе судишь? Ой, опять, я не подумала, снова не то ляпнула, пойду я лучше.
Вера с жалостью смотрела не мать. Как она изменилась! При батюшке жила на всем готовом. Прихожане последнее несли за молитву о близких. Сейчас матушка и карточки отоваривает, за все благополучие семьи отвечает, все на ней держится.
- Мама! Мария на самом деле глупая. Троих родила, все еще ведет себя, как девчонка. Ничего с ней не поделаешь, есть в ней ехидство, просто уж не станем обращать внимания.
- Вера! Зря она так со мной! Володя-то у нас не в карты играть ходит. Я намедни пошла отца звать, а он у сарая Митрошиных бабу тискает. Вот думаю, говорить отцу или нет.
Кошки заскребли у Веры на душе. Как можно, Володя? Он же совсем не такой.
- Матушка, плохо это, трое ребят, а он на сторону! Вот на что ты намекала! Не знаю, как ты, я бы сказала Афанасьичу. Пусть окоротит Володю, пока дело далеко не зашло. Маша хоть и дурная, но ее дети не виноваты. Нельзя их без отца оставлять.
Мама, надо бы тетку Ефросинью расспросить о церкви, может на самом деле она есть где-то?
- Нету, Вера! Будто бы собираются в чьем-то доме открыть, а когда, Бог его знает. Так тяжело стало после Машиных слов, дочь, в груди заломило. Сама знаю, что грешна, однако, жить-то надо! Думаю, сестры твои и Николаша отвернулись от меня, потому что простить не могут. Спасибо, дочь, что ты меня не судишь.
- Матушка, они с нами не живут, не знают, как мы выкарабкивались, а я знаю. Не рви себе сердце, мама, ты не виновата, что у нас отца забрали, из дома выгнали, что сослали.
- Виновата я перед твоим батюшкой, этот грех мне не отмолить. Была бы я на свободе, пошла бы в монастырь, самое трудное послушание бы на себя взяла. Молилась бы денно и нощно, чтобы простил меня Господь, чтобы дал здоровья и сил вам, мои детям.
- Матушка, не думай об этом. Даст Бог построят церковь, будем вместе ходить, молиться за батюшку и тебе полегчает.
А сейчас нам с тобой о семье надо думать, о детишках. Нужно, чтобы они выжили и здоровыми выросли. Так ведь? Моркови сушеной у нас хватит ли до лета? А то тут одна медсестра говорит, можно возле бараков в дыру пролезть к реке, там будто бы смородина растет. Она режет ветки смородины мелко-мелко и кипятит в чайнике. Говорит, вкусно и полезно.
- Вера, не вздумай! Лучше кипяток пить. Не дай Бог, охранник нечаянно пристрелит. Я вот думаю, что на стол собирать будем? Не хотелось бы много муки сразу потратить, верно Маша говорит, сядем и съедим ватрушки зараз, а потом что?
- Ну, картошку-то мы можем пожарить? Сварим картошки, натолчем, туда немного муки намешаем и запечем, как котлеты. Сало у тебя точно есть сковородку смазать. Вот! Чай с сахаром попьем, хлебушек есть, чего еще надо?
- Слава Богу, это есть, не голодные. Иди, дочь, к ребятишкам, Марине, наверно уроки учить надо. Очень сильно ее нагружаешь, все дети на ней.
- Что делать, мама? Я ведь тоже на нее с Леной готовлю и стираю, была бы Марина моей родной дочерью, ей бы так же пришлось водиться с младшими.
Тридцать первого числа, к вечеру, когда дочери перестали ждать, явилась Александра, надушенная, накрашенная, расфуфыренная
- Здорово живем! Уф, тороплюсь, мы с Борисом Георгиевичем в гости к Ворониным приглашены. Во, как высоко летает мой супруг! Ну, как вы тут поживаете? Месяц не виделись, а как подросли! Вера, какие у тебя помощницы, скажи!
- Помощницы хорошие. Ты у нас два месяца не была. То, что прибегала к матушке и сунула карточки, не считается, ты девчонок не видела.
- И правда, я забыла. Жизнь такая, все бегом, все бегом! Девочки на меня не обижаются, правда ведь? Они у тебя привыкли, но мы их обязательно заберем, как только получим новую квартиру.
- Боюсь, не придется тебе дочек забирать, Марине пятнадцатый год, а уже кавалер имеется. Вот окончит восемь классов и выскочит замуж.
- Что ты говоришь? Какой кавалер? Марина, я тебе запрещаю! Слышишь меня, не сметь шагу из дома! Вера, ты почему так ее распустила? Если она в подоле принесет, кто будет виноват?
- Ты и будешь виновата, Саша! Марина твоя дочь, ты и должна блюсти ее честь.
Марина сидела, отвернувшись от матери, чтобы не показать ей своих слез. Молчала. Обидно, что мама бросила их. Тетя Вера не бросит, она маме нарочно так говорит. Вообще-то тетя Вера редко отпускает ее на улицу, и то, чтобы не отходила далеко от дома.
Александра постояла в растерянности. Некогда ей сейчас разговаривать с дочерью, Борис Георгиевич ждет.
- Не буду портить праздничное настроение ни себе, ни вам, поговорим потом. Вера, выкладывай продукты, сумку сразу заберу. Больно уж у вас орава большая, девочкам, наверно, мало, что, достается. Больше принести никак не могу, обеспечение стало даже хуже, чем во время во йны. Голод в стране, ничего не поделаешь.
- Спасибо Александра! По тебе не скажешь, что голодаешь. Извини, твоих дочек отдельно кормить не могу. Ты принесешь еды на три дня, в остальное время я их должна кормить тем, что на карточки выдают?
- Да, я так, к слову пришлось.
- У вас с Машей все к слову приходится, как так получается, не знай!
- Кстати, я к Маше заходить не стану, привет передашь и поздравишь от меня. Некогда сегодня, да, как увижу твою матушку, то обязательно какая-нибудь да неприятность случится. Сегодня мне неприятности совсем не нужны!
Ну, с наступающим, как говорится, здоровья, счастья! Я улетела, обязательно скоро приду, и мы с тобой, Марина, поговорим!
- Ага, мамочка, приходи, как только время будет. Надеюсь, я тогда еще не буду замужем.
- Марина! Как ты с матерью разговариваешь? Всегда ухитрится испортить настроение, потом злится, что мать редко приходит.
Девочки не кинулись к гостинцам, не стали даже смотреть на них. Марина подошла к Вере, обняла ее, заплакала
- Мама Вера! Я никогда не принесу в подоле и замуж не пойду, пока ты не разрешишь. Даже, если она когда-нибудь захочет нас с Ленкой забрать, не отдавай нас. Мы всегда будем жить с тобой и дядей Сережей. Мы уже взрослые, летом я пойду работать, мы не будем даром есть хлеб
- Маринка! Кто сказал, что вы хлеб даром едите? Мать приносит на вас карточки, продукты приносит, одевает вас. Она не такая уж плохая, чтобы от нее отказаться. Не бросила Александра вас, в детдом не сдала. Просто у нее так сложилась жизнь. Разве было бы лучше, если она осталась с вами одна, и вы втроем перебивались с хлеба на воду?
Если вы захотите остаться со мной, я только буду рада, таких помощниц, как вы с Ленушкой еще поискать. Разве я справилась бы одна и на работу ходить, по дому управляться, с детьми водиться? Нет, конечно!
Все, Марина, все, перестань плакать. Давайте посмотрим, что нам ваша мама принесла? У-у-у, сколько много всего, вот уж попируем! Пока возьмите по конфете и Максима с Наташей угостите.
Замечательный получился стол! Агриппина разложила на подносе котлеты из картошки, на каждую котлету выложила кусочек рыбы в масле из консервы, чайной ложечкой полила остатки масла, чтобы попало на каждую котлету. На кусочки хлеба положила по кружочку колбасы, еще по кусочку хлеба намазала повидлом.
Мужчинам досталось по две котлеты, женщинам и детям, по одной. Накормив детей, уложили их спать. Андрей Афанасьевич достал заветную бутылочку
- Агриппина, доставай стопки! Али мы не русские люди? Проводим старый год, как положено, Новый год встретим.
- Как скажешь, Андрей Афанасьич!
Агриппина расставила стопки, поставила на стол блюдо с вареной картошкой, соленые огурцы, капусту
- Кусочек колбаски, съесть хорошо, когда желудок полный. Праздник праздником, а есть хочется, как в будни. Налегайте, ешьте досыта! Слава Богу, картошка, да капуста уродилась, не пропадем!
Андрей Афанасьич разлил беленькую всем, женщинам и мужчинам
- Ну, семья! Еще год выжили. Дальше жить станем, вон, приплод у нас, Светланка родилась! Спасибо Марии, молодец, крепкую девку родила. Цени, Владимир! Недолго нам терпеть осталось, мужики поговаривают, амнистия скоро начнется. Главное, всем держаться вместе, не ругаться, не делить, твое-мое, тогда все будем живы и здоровы. Долго говорил, че-то все не то, давайте, выпьем!
- Все правильно ты сказал, батя – Сергей поднялся с лавки, - все правильно! Сколько людей сгинуло, с бараков каждый день покойников вывозят, а мы живем, выживаем, детишек рожаем. Все за ради того, что ты у нас есть и тетя Груня. Спасибо сердечное вам, обоим вам, спасибо!
Вера порадовалась про себя. Вот, Сергей-то, отец ее детей, тоже умеет красиво говорить. Ишь, как сказал!
Агриппина прослезилась, неожиданно услышав доброе слово от пасынка. Не зря она живет, не зря! То один сын Андрея, то другой, одаривает ее радостью. Благодарные у Афанасьича дети.
Душевно посидели, встретили Новый год с одним пожеланием, всем дожить до свободы, вернуться на родину. Пусть не в свое село, но в свои края, испить чистой водицы из родника, окунуться в волны родной Камы.
Продолжение Глава 27
