Они медленно шли вдоль улицы, освещенной высокими, на серых ножках и с завитушками сверху фонарями. Желто–сливочные пятна от ламп на снегу делали этот морозный вечер удивительно теплым, создавая ощущение праздника, хотя Новый год давно прошёл, дело шло к весне. Мимо проехал, искря «рожками», трамвай. Оля зачарованно смотрела, как мелкие, ярко–красные искорки мгновенно тают, исчезая в черноте февральского неба.
Андрей вел ее под руку, молчал. Он вообще неразговорчив. Но им это и не нужно, понимают друг друга с полувзгляда. Шутка ли, двадцать лет уж вместе, двое замечательных детей, крепкая семья…
Ольга с мужем редко вот так бродили вечером, встретившись после работы. Но сегодня Андрюша сам позвонил, пригласил на свидание.
— Чего? — улыбнулась Оля. — Ты приглашаешь меня а свидание? Андрей, я, право… Я не готова, не успею заскочить домой, переодеться…
— Оль! — пробасил хрипловато муж. Ох уж этот его голос! Оля всегда таяла, когда слышала его, а в телефоне он звучал особенно соблазнительно. — Брось ерунду говорить! В чем есть, в том пойдем. Ну всё, в шесть у Кропоткинской.
Она кивнула, прошептала, что любит его.
Любит! До сих пор любит. Не так жарко, как раньше, но столь же сильно. Ей, да и ему больше не нужно этих страстей, горящих глаз, клятв, слез. Это всё в прошлом. Сейчас — спокойная уверенность в том, что рядом ТВОЙ человек. Просто ТВОЙ, и всё…
У метро какие–то ряженые в скоморохов подростки веселили народ, девушка, тоненькая, смешная, с нарисованными веснушками, собирала со зрителей деньги.
Андрей, стоя у колонны и вглядываясь в выходивших из метро людей, сначала отмахнулся от артистки, но потом, покопавшись в кармане, нашел сто рублей, отдал.
— Спасибо! — улыбнулась девчонка.
«На Верку похожа, — подумал мужчина. — Все они подкупают своей юностью, тянут из нас, стариков, жилы!»
Дочку Андрей обожал. Гриша, старший сын, даже обижался, ревновал, но отец ничего не мог с собой поделать.
— Зато тебя мама балует! — показывала брату язык Вера. — «Гришенька, иди плюшки есть, Гришенька, попробуй компотик, Гришенька, дай, поцелую!..» — передразнивала она Ольгу. Григорий корчил рожицы, махал руками и уходил из комнаты…
Андрей еще раз посмотрел на часы. Наконец из дверей метро вышла Оля, поправила шапочку, натянула на руки перчатки, светло–серенькие, вязаные, очень ею любимые.
— Привет! — Андрей замахал рукой, стал протискиваться через толпу. Его толкали, он толкался в ответ — нормальный процесс вечернего часа «пик».
— Добрый вечер, — Оля встала на мысочки, поцеловала холодную щеку мужа. — Извини, на кафедре дурдом, проверка завтра, а документы по целому курсу потерялись. Представляешь, по целому курсу. Искали, искали, оказалось, их Лиля, секретарша, чаем облила, спрятала, боялась, что будут ругать…
Андрей кивал, вставлял какие–то междометия, возгласы, цокал языком.
— А у тебя как дела? — спросила наконец жена. — Всё хорошо?
— Да что у нас может быть плохо, Лёлька?! Как обычно. Давай сумку.
Ольга любила большие сумки–шопперы, всегда таскала с работы какие–то книги, журналы, листочки с проверочными работами студентов.
— Опять ты кирпичей набрала! — ворчливо пробубнил Андрей. — Работу нужно оставлять на работе! И когда ты научишься…
Вопрос был риторическим. Оля только вздохнула и теснее прижалась к идущему рядом мужу.
Дальше молчали, смотрели на украшенные гирляндами витрины, слепленных детворой снеговиков, ворон, ворошивших какие–то бумажные пакеты.
На одной из лавочек художник выставил на продажу свои картины. Небольшие, выполненные акрилом, яркие, в–основном морские пейзажи, они радужными пятнышками выделялись на белом снегу. Ольга приценилась к одной миниатюре — морской берег, ракушки, заходящее солнце.
— Десять. Но вам за пять отдам, — прошептал из воротника живописец.
Ольга взглядом спросила у мужа одобрения. Тот кивнул. Гулять — так гулять, тем более цветов он ей сегодня не купил.
Картину, упакованную в бумагу и уложенную в пакетик, спрятали в огромной Ольгиной сумке.
— Зайдем? — Андрей вдруг кивнул на освещенное разноцветными лампочками крыльцо небольшого ресторанчика на первом этаже старинного особняка. — Ты же хотела куда–нибудь сходить. Да и ужинать пора.
Он посмотрел на жену. Та пожала плечами. Домой торопиться сегодня не нужно, Гриша сказал, что допоздна будет в институте, что–то там они репетируют, Верочка с подругой пойдут в бассейн, значит, тоже вернется поздно…
— Давай! — кивнула Оля. — Сто лет ведь никуда не выбирались!
— Вот и правильно!
Андрей взял жену под локоток, поддержал на скользких ступеньках, распахнул перед ней дверь ресторана.
В полумраке «предбанника» их встретил симпатичный мальчик, расшаркался, забрал верхнюю одежду. «Мы рады вас видеть…Очень приятно, что вы выбрали наш ресторан… Одно из лучших мест этой части города… Вы будете приятно удивлены…» — распинался он.
Руки парня тряслись, а голос слегка дрожал. Он работает здесь второй день, нужно хорошо показать себя вон тому, сидящему в самом углу, в темноте, человеку, грузному, разомлевшему, то и дело вытирающему лицо носовым платком. Это хозяин. Он решит, будет ли мальчишка и дальше вешать чужие пальто и куртки, провожать в зал посетителей, или уйдет отсюда и больше не вернётся, потому что не оправдал ожиданий.
— Алеша? — удивленно прошептала Ольга, разглядев лицо паренька. — Что ты здесь делаешь?
Алексей был ее студентом, весьма талантливым, немного «не от мира сего», но именно из таких выходят часто великие ученые. Их умы не вписываются в общие правила, они мыслят другими категориями, не разделяют общих, принятых в группе товарищей увлечений. Алеша всерьез занимается микробиологией, буквально дышит ей. Он порядком надоел Ольге своей дотошностью и въедливостью. Приходит к ней на кафедру, постоянно что–то выспрашивает, не давая покоя своему пытливому уму. И вот он тут… В пропахшем щами и поджаренным мясом ресторане…
Алексей смутился, отвел глаза, суетливо сунул в руки гостям номерки от гардероба.
— Вы бронировали? — громко спросил он, потом шепотом добавил:
— Ольга Николаевна, не переживайте, я не перестану хорошо учиться! Мне просто деньги нужны, нам с матерью…
Она кивнула, подмигнула студенту, тот окончательно смутился.
— Мы… — наблюдая, как заливается краской лицо Алеши, пожал плечами Андрей. — Да, я звонил. На фамилию «Фёдоров» бронировал.
Из угла закашляли. Алеша выронил из рук меню, бросился поднимать рассыпавшиеся листки.
— Да, конечно, провожу. Вас будет двое? — быстро выпрямился парень.
— Двое, — кивнул Андрей. Он устал, хотел есть, ему порядком надоело это топтание у двери, желудок будоражили запахи горячей, присыпанной пряностями еды, а начавшаяся на улице морось намекала, что надо бы ещё и «тяпнуть». Дома Оля бы посмотрела на него осуждающе, мол, середина недели, впереди много дел, а он… Но в ресторане эти правила не работали, значит нужно поскорее пробиться в зал, сесть и сделать заказ. — А нельзя ли как–то ускорить процесс? — уточнил мужчина. — По–моему, встреча затянулась.
Алеша кивнул, показал рукой на арку, за которой были видны столики со свечами. С потолка лился приглушенный свет люстр, по стенам затейник–дизайнер развесил доспехи, блестел отполированный металл средневекового оружия.
— Занятное местечко, атмосферное, — кивнул Андрей. — Оль, как тебе?
Жена взглянула на студента. Тот подвел их к столику у стены, на которой, отражая неровное пламя свечи, висел щит. Два льва, стоя на задних лапах, толкали друг друга передними, раскрыв пасть и безмолвно рыча.
Андрей отодвинул стул, Оля села, повесила на спинку кофту, поправила прическу. Она только вчера была у парикмахера, поменяла цвет и укоротила волосы. Верочке понравилось, сын, кажется, вообще не заметил, что в матери что–то переменилось, супруг только хмыкнул, еще, видимо, не решив, как оценивать такое преображение. От этого Оля чувствовала себя неуверенно, сама уже сомневаясь, что правильно сделала, позволив отрезать свои длинные, ниже плеч, волосы. Но укладывать их каждый день ей надоело, «пучки», косы и «хвостики» она не носила, да и возраст уже… «Чем старше женщина, тем лаконичней прическа, — так говорила Олина тетя. — Косички — это удел юности, нам же, зрелым женщинам, надо держать иную марку…»
Тетка в свои шестьдесят пять стриглась совсем коротко, «под мальчика». Оля так бы никогда не решилась, выбрала более женственный вариант, каре, спереди чуть длинней, сзади покороче.
Взглянув на мужа, уткнувшегося в меню, она улыбнулась.
— Андрюш… — тихо позвала она его. — Хорошо, что мы тут, правда?
— Что? А… Да. Хорошо. Интересно, рульку они сколько готовят? Оль, а мож домой? Пельмени сварим, и дело с концом! — скривился мужчина.
— Нет. Сейчас нам всё быстренько принесут, — уверенно кивнула жена, подозвала официанта, сделала заказ.
— И сто грамм, — встрял Андрей, заерзал, уронил солонку.
— И мне, пожалуй! — улыбнулась Оля, быстро оглянулась. Муж явно кого–то заметил, вот и смутился. Только вот кого?..
Официант, поклонившись, удалился. Андрей вдруг стал что–то спрашивать про Веру, ее учебу, про то, почему Гриша так поздно приходит домой, ворчал, что Ольга совсем распустила детей, позволяет им всё, что угодно.
Жена слушала, даже не пыталась оправдываться, а просто накрыла руку мужа своей, наклонилась вперед, тихо спросила:
— Что случилось?
Мужчина пожал плечами, мол, что ты придумываешь, но тут за спиной Оли вдруг тонко пискнули:
— Боже! Какие люди! Вот так встреча! Не ожидала увидеть в нашем ресторане педагогическую элиту! Оля, а я тебя сразу не узнала, ты так поправилась… Гормоны, да? Не отвечай. Возраст мало кого красит…
За их столик по—хозяйски села подтянутая, загорелая женщина в коротком платье и высоких кожаных сапогах. Яркий макияж, крупные, с камнями серьги, пальцы тоже все в перстеньках и кольцах.
— Фаина?! Белякова? Ты? Белка?! — прошептал Андрей, вскочил зачем–то, сел, оттянул ворот джемпера.
— Да, милые мои. Это я. Сразу узнали, это хорошо. Я, Оль, знаешь, слежу за собой, никаких излишеств, полезное питание, спорт. Я тебе потом дам номер отличного нутрициолога, хотя… С вашими зарплатами, ребята, вы не потянете…
— И я рада тебя видеть, Фаина, — спокойно сказала Ольга. Лицо ее из мягкого, расслабленного, такого, каким его любил Андрей, превратилось в каменное, с сурово поджатыми губами и льющимся из глаз холодом. — Ты одна? Что же так?
— Я? — Фаина рассмеялась, тряхнула головой, локон длинных ярко–рыжих вьющихся пружинкой волос упал ей на плечо, она стала кокетливо накручивать его на палец. Ухоженные ноготки кровожадно блестели. — А я тут, милая, хозяйка. Всё тут мое. Ну и мужа, конечно. Я иногда люблю выйти в зал, понаблюдать за гостями. Это забавно. Андрюша, а ты совсем не изменился. Милый, всё такой же милый! Только глаза… Грустные. Ах, так часто бывает с мужчинами… Ну… Ну что же мы сидим! — Фаина вскинула тонкую, с рельефом мышц ручку, подозвала гарсона, шепнула ему что–то, тот быстро закивал. — Сейчас всё будет! Господи, как я рада, что вас встретила! — схватила она Андрея за руку, стала гладить ее. Тот высвободился, спрятал ладони под мышками. — Сколько мы не виделись? Лет десять? Да, Андрюша?
Она погладила мужчину по плечу, как будто случайно коснулась его щеки. Ольга фыркнула, так ей было противно от всех этих ужимок. Белка в своем репертуаре, всегда была такой — висла на мужчинах, цеплялась за них, как репейник.
Они вместе учились в школе. Белка появилась у них в десятом классе, выпускном. Её отца—военного перевели наконец в столицу, он то ли преподавал теперь в академии, то ли еще где–то. Фаина ходила гоголем, чувствуя, что красивее всех девчонок в классе. Те, а с ними и Ольга, особенно выделяться не старались, все были одинаково скромно одеты, не жеманничали, не строили глазки. Они были простыми, а Белка… На нее ребята сразу стали заглядываться, а она всеми силами давала им понять, что не против тесного общения. Она, кажется, перегуляла тогда со всеми парнями, выбирала, мучала, стравливала между собой соперников, а потом бросала обоих. Она отпускала колкие замечания в адрес одноклассниц. Ольгу Фаина тоже тогда не любила. Из–за Андрея. Пожалуй, он единственный из всего класса, кто тогда не пал ниц к ее ногам. Белка была удивлена, растеряна, кривила ротик и пожимала плечиками, потом злилась, говорила, что Андрюша просто «недоделок», он не умеет ценить настоящую женскую красоту, довольствуясь такими вот простушками, как Некрасова Оля.
— Оль, ты только не рассчитывай, пожалуйста, что так всё и будет, поняла? Я, если уж кого–то решила забрать себе, то сделаю это непременно, — улыбаясь, шептала Белка на выпускном краснеющей Оле.
Лёлька тогда еще не умела давать отпор, огрызаться, резко и твердо ставить «на место». Да и теперь была слишком мягкой… Но Андрей остался с ней, а Фаина, как говорили, уехала тогда за границу…
— Да больше… — промямлил Андрей. — Лет двадцать.
Официант поставил на стол рюмки, холодный, с катящейся слезой влаги графин с водкой, закуски, расшаркался, хотел что–то спросить, но Фаина гаркнула на него, прогнала.
— Вот время летит… Ну, ребята, как живете? Дети?
— Да, у нас есть дети. Сын старший, дочка младшая. Очень интересные, талантливые люди, — ответила Оля. — Фаина, мы, честно говоря, хотели провести этот вечер вдвоем…
— Дети есть, значит? Ах, ну да. Я помню, ты была беременна. Мы встречались в каком–то музее. Я привезла туда туристов, а ты таскалась с какими–то бумажками по залам. Кажется, это называется научной работой? Нет, не отвечай, это скучно. Знаешь, беременность мало кого красит. Вот тебя она тогда точно не делала лучше. Эти пятна, бледность, и ты всё время бегала в туалет. Значит, двое детей… — повторила она, глядя на Андрея, как будто оценивала его плодовитость. — Оля, ты всё ещё прозябаешь в институте? Пестики–тычинки?
— Ты что–то перепутала, Фая, сказываются пропуски в школе… — сложила руки на столе Оля. — Микробиология — это нечто другое. Но не утруждай себя, не вникай, — женщина махнула рукой. — Андрюш, может, правда, поедем домой? Я Вере обещала платье подшить…
— Ой, ну что вы! Оставайтесь! — схватила их за руки Белка. — У нас хорошо, повара недавно нового взяли, готовит изумительно. Сейчас! Сейчас всё принесут! Ольга, да где еще твой супруг так поест, как у нас?! Дома такого не приготовишь, поверь! Да и некогда тебе, я угадала? Давайте лучше выпьем! — Она разлила по рюмкам горький напиток. — За нашу встречу! Ой, а я так рада! Так рада, вы даже себе представить не можете! Сижу тут, управляю, скучно. И на улице так пакостно, и сигареты закончились… А тут вы! Андрюша, ну, давай, милый, за нас! — Она произнесла это так звонко, радостно, что сидящие в зале обернулись, подумав, что Белка празднует годовщину своей свадьбы. — А уж какие у нас десерты! — как ни в чем не бывало продолжала она, закусив огурцом–корнишоном. Потом Фая, отодвинув слегка Ольгину руку, пристроилась поближе к мужчине. — Но таких эклеров, как ты мне покупал в Анапе, Андрюша, больше не ела. Жаль… Помнишь, мы тогда сидели на набережной, прямо на разогретых солнцем камнях, мимо шли люди, а мы никого вокруг не замечали, ели и смеялись, потому что все были в креме…
Ольга приподняла бровь, взглянула на мужа, тот замотал головой.
Белка улыбалась. Ей было хорошо — она уже намного выпила полчаса назад, тело парило, голова немного кружилась, в ушах звенело. Да еще такая встреча!..
— Не помню, — буркнул Андрей. — Мы не были с тобой в Анапе.
— Разве? Ты просто забыл, глупенький! — пожала плечиками Фая, подмигнула Оле. — Твой муж такой легкомысленный и скрытный. Спорю, ничего тебе не рассказал? А я скажу…
— Фаина, не стоит. Это всё ерунда, — нервно разгладил невидимую складку на скатерти Андрей. — Лучше поведай, как ты сама. Семья? Детишки?
— Боже, Адя, какие детишки?! Я не хочу, чтобы меня разнесло также, как Ольгу! Дети портят всё: фигуру, зубы, нервы. Мне и без них хорошо. Я замужем, у мужа есть несколько ресторанов. Этот он подарил мне. Вот, руковожу. Ничего, правда, в этом не смыслю, — она захихикала, — но вроде как получается. Только вот тот, что при входе у нас, как его… Ах, да, Алеша, мальчишка глупый, чудак какой–то. Заметили? Неловкий, какой–то чурбан.
Ольга усмехнулась. Алеша, её ученик, был рассеян, немного неловок, но совсем не глупый!
— Что, не клюнул на твою увядающую красоту? — как будто испуганно спросила она у Белки. Та снисходительно улыбнулась.
— Я никогда не увяну, Оленька. А вот тебе уже пора что–то с собой делать. Ты зря выбрала такую короткую прическу, она тебе не идет. Получилась маленькая голова и большое тело. Я дам тебе телефон стилиста, посоветуешься, как все исправить. И костюм, Оля! Господи, где вы такое вообще покупаете? — она осмотрела женщину. — Студенты зовут тебя «синий чулок», не иначе!
— Фая, знаешь, ты никогда не отличалась тактичностью, но я бы попросил! — встрял Андрей, но Белка тут же замахала руками.
— Прости! Ну прости, прости, прости! — Она стала слегка стучать себя по губам. — Я болтаю сегодня много лишнего! Просто зимняя хандра. А вот и горячее.
Опять она стала наматывать на палец кудрявый локон, потом, подождав, пока официант уйдет, положила руку Андрею на плечо.
— Попробуй. Пища богов! Я отойду на пару минут, — шепнула Белка.
— Да не спеши. А то мы можем подавиться, — ответил на ее улыбку мужчина.
Ольга вздохнула.
— Андрюш, пойдем отсюда, — предложила она. — Я дома стейки пожарю, купим вина… Сразу надо было так поступить!
Андрей хотел что–то ответить, но тут позвонила Вера.
— Па, а вы где? В ресторане? Ой… А я тоже хочу. Может, подождете меня? Бассейн? Катька заболела, а я одна тут уже не могу больше, скучно. Так подождёте? Я мигом! Я в «Чайке», скоро прибегу! — затараторила Верочка. — Я есть хочу, сил нет. Если не съем слона, то просто помру!
— Да мы, собственно… — замялся Андрей, — уходить хотели.
— Что? Что там стряслось? — забеспокоилась Ольга.
— Ничего, Вера хочет к нам приехать, просит подождать, — пояснил он. — Что ей сказать? Она говорит, что голодная, и просит слона на гриле. Как думаешь, повар Белки такое подает?
— Ну… Я не знаю… — Оля повесила сумку обратно на стул, сняла с шеи платок, вздохнула. — Ладно, давай подождем ее. Не будем мучать ребенка голодом.
— Да… Вот дернул меня черт свидание тебе назначить… — бросил Андрей вилку, свел брови к переносице. — А я ж выбирал: рестораны, рейтинги, расположение опять же… Думал, встречу тебя, прогуляемся, потом поедим, потом… Да, что теперь говорить! Всё коту под хвост!
— Белке.
— Чего?
— Белке под хвост. Всё хорошо, не волнуйся. Сейчас приедет Вера, вечер наладится, — успокоила его Оля.
Ей было очень приятно, что муж решил побыть с ней наедине, старался, выбирая место. Андрей не отличался романтичными порывами, всегда немного рублено, по–простецки объяснялся в чувствах, не умел говорить красиво. От этого такие моменты, как сегодняшний вечер, особенно Ольгой ценились. Она помнила все цветы, которые он ей подарил, все дни, когда ходили в театр. Андрюша был домоседом, публичность не любил, максимум вылазки на природу, на дачу или просто за город. Вот там он «в своей тарелке». Гитара, шашлычки, штормовка и ягоды сладкой, ароматной земляники на ладошке, а потом и у Ольги на губах, а потом…
Женщина моргнула, поправила воротничок блузки, отвлекаясь от приятных мыслей.
— Извини, я сейчас, — прошептал Андрей. — Я быстро.
И канул в темноту узкого коридора, ведущего к выходу.
Ольга кивнула.
— Да, конечно. Да…
Белка прыгнула на его стул, как будто только и ждала, когда мужчина уйдет в туалет.
— Ой, хорошо на тепленьком посидеть, — промурлыкала она. — Оль, я тут подумала… Я всё же тебе доскажу историю про эклеры.
— Да не нужно, Фая, правда! — спокойно ответила Оля. Только её руки, сложенные на коленях, немного дрожали. — Лучше…
— Нет. Ты должна знать. Тогда, в Анапе… Андрей был там по работе, какой–то съезд, вроде. А я отдыхала в санатории. Мы встретились случайно. Я, знаешь, в таком купальнике была, ну… Минималистичном, скажем так. Заказывали из Франции, представляешь?! — глаза Белки, совсем пьяные, блестели, искрились злорадством.
— Во Франции? Я предпочитаю итальянские модели, они изысканнее, — пожала плечами Оля.
— Ну, не суть же! Слушай! Он меня сам на пляже разглядел, подошёл. Ну, то–сё, решили погулять. Эклеры он мне купил, попили вина, фрукты еще были…
— Фаина, ну были и были, к чему всё это? — Ольга взяла салфетку. «Как там делать кораблик? Из головы всё вылетело!» — с досадой подумала она.
— А к тому. Вот я же тебе говорила, что Андрей всё равно меня любит? Говорила? Так и вышло. Ты пока беременная, страшная, в Москве сидела, он со мной гулял. Пальмы, море, закаты, танцы. Слышишь? Со мной! И хватит тут бумажки мять! — Белка вдруг вскочила, победно вскинула подбородок, улыбнулась так, что Голливуд тут и рядом не стоял. — И у нас всё было! Всё! Он говорил мне такие слова, Оля!.. Такие слова, что голова кругом! Я, конечно, сопротивлялась, мы же с тобой подруги, но… А Андрей, с виду такой мужлан, на самом деле настоящий огненный вихрь! И он был прекрасен. Ты даже себе не представляешь, каков он может быть с красивой женщиной! Жалко тебя, Оленька. Но лучше правду знать, ведь так? Да, потом он, конечно, вернулся к тебе, он же благородный, не может бросить беременную жену, кто ж тебя после этого взял бы замуж… Но Анапа в тот год была сказочной. Поняла?! Андрей, что ты молчишь? Ну признайся, что всё так и было, что я оказалась лучше! — повисла она на шее у подошедшего мужчины. Тот оттолкнул ее, отвернулся.
Фаина дышала часто, даже чуть икала, ее маленькие ноздри трепетали, как зоб лягушки.
Ольга даже улыбнулась, удивившись сравнению с лягушкой. Но это была лишь секундная радость. Белке удалось сделать то, чего она добивалась. Мир же рухнул. Вот прямо сейчас, в этом ресторане её, Олин, мир ушел из–под ног и пропал. Осталась только маленькая досочка между лживым прошлым и унылым будущим. И Ольга балансировала на ней, того гляди, упадет. Плакать не хотелось. Это придет потом, а пока шок парализовал слезные железы, «Надо хоть моргать как–то, а то уже глаза болят…» — вяло подумала Оля, поправила челку своей крайне неудачной прически на крайне убогой головке. Тело, тоже неудачное, располневшее, не предназначенное для французских купальников из тонких полосочек «аля натурель», сразу налилось тяжестью, плечи опустились. Ноги в сапогах на удобных, невысоких каблучках показались Оле старушечьими, убогими, как и вся она…
«Ну вот и всё!» — поняла Ольга с тоской, но тут кто–то хлопнул ее сзади по плечу, схватил за шею и принялся целовать в щеку.
Верка! Веруня! Верочка! Приехала!
— Мамуля! Мамулька, а у вас свидание, да? Пап, так и есть? Ну я же не помешаю? Какой ресторан красивый! Мам! Мама! Ау! — Вера еще сильнее стиснула Ольгу, принялась чмокать ее в щеки, нос, шею. — Мам, ты не ругайся, Гришка тоже сейчас придет. Я ему говорила, чтобы не совался, но он есть очень хочет!
Вера еще что–то тараторила, смеялась, оттеснив Белку куда–то вбок, в сумрак зала, уселась на свободный стул, стала смешно рассказывать о том, как сегодня в бассейн привели малышню в разноцветных шапочках, как она, малышня, там барахталась, а Вера наблюдала. Потом дочка помахала кому–то. К столику подошел Гриша. За ним метался в испуге Алексей.
Оказывается, Белка наорала на него, что тот пускает в ресторан кого ни попадя. Уволила тут же, выгнала, очень довольная собой.
Алеша, понуро глядя себе под ноги, вышел из ресторана, поплелся домой. Никудышный он человек, и сын никудышный… Эх…
Ольга наконец опомнилась, улыбнулась Верочке, погладила по руке любимчика–сына, потом, опять увидев рядом с собой Фаину, встала.
— Андрей мне рассказывал о той поездке, — пожала она плечами. — У нас нет тайн друг от друга, все мы живые люди, иногда даем слабину. Он был удивлен, что ты можешь так храпеть, Фая. Надо бы проверить носовую перегородку, береги здоровье, Белочка! Вера, Гриша, я так рада, что вы здесь, — обратилась она к детям.
Фаина растерянно замерла, вытаращилась на Ольгу, хотела что–то ответить, но та уже не обращала на нее никакого внимания.
— Мам, а кто эта тетка? — кивнула на Белку Верочка. — Чего она так шарахнулась?
— Это… Это хозяйка ресторана. Она не была готова к такому большому банкету, — пояснила женщина.
Андрей скромно сел на краешек стула. Он боялся смотреть на Ольгу, она теперь всё знает, ненавидит его, презирает. Но ведь это было сто лет назад, он тогда совершил глупость, напился, совершенно ничего не соображал…
Если Оля его бросит, то он этого не переживет. Просто не переживет…
Пока родители предавались размышлениям, дети разделались с закусками, приступили к горячему, спорили, подтрунивали друг над другом, смеялись.
Ольга зажмурилась, потом открыла глаза, посмотрела на них, на хмурого Андрюшу, на то, как дети похожи на отца, и она признала, что любит их всех, целиком, без остатка. И его, своего Андрея, с которым столько всего было, тоже любит!
Он видел ее всякой — красивой и изможденной после аппендицита, веселой и тоскливой, когда сказали, что у еще нерожденной Верочки может быть синдром Дауна, он помог Ольге пережить смерть ее матери, взял тогда все заботы на себя, горевал вместе с ней, поил горячим чаем и слушал, как она плачет. Он возил ее и детей в горы, учил кататься на лыжах. В доме все было сделано его руками, до самого последнего уголка или полочки. Он чувствовал Олю, когда она еще только входила в подъезд, ждал в прихожей и никогда не ошибался. Выслуживался? Знал, что за ним вина, измена, и старался показать себя с лучшей стороны? Да нет. Мужчины не столь щепетильны… Сто раз уж мог уйти от нее, знал, что держать насильно не будет… Не ушел, не бросил. Был всегда рядом, плечом к плечу…
Как теперь верить Андрею? Доверять как? А вдруг помимо Фаи у него было еще сотни две таких вот интрижек на камнях набережной?
Ольга сделала глоток вина, вздохнула, посмотрела на мужа, поймала его взгляд, тоскливый, как у сенбернара из квартиры напротив. Можно развестись в изменником–мужем, разделить имущество, устроить скандал, упрекнув в давней неверности, но будет ли после этого лучше самой Ольге? Это как махать кулаками после драки — шуму будет много, но всё без толку, только нервы потратишь… Как доверять теперь мужу? Да легко! Кому он теперь, кроме Оли, нужен?!
… Белка из–за шторы наблюдала за Андреевым семейством. У них, как назло, было весело, Ольга что–то рассказывала детям, те смеялись. Потом заговорил Андрей, все притихли, слушали, кивали. Вера встала, произнесла тост, Григорий скривился, замахал руками, высмеивая сестру. Ольга одернула сына, тот смиренно кивнул. Выпили, подозвали официанта, Андрей расплатился, встал, помог жене надеть пальто.
Фаина метнулась, было, к гостю, но тут из угла раздался рыхлый, булькающий кашель.
— Фаина! Фаина, принеси мне ужин! — распорядился мужской голос. — Сколько можно ждать?
Женщина послушно кивнула, пошла на кухню, взяла тарелки. Она когда–то работала официанткой, умела носить сразу несколько блюд.
— Улыбнись, дорогая! Ты как сыр в масле катаешься, чего тебе еще нужно?! — мужчина, сидящий за столиком в отдельном кабинете, приподнялся, взял Фаину за руку, усадил рядом.
— Азам, я хочу детей! — вдруг прошептала Фая. — Детей хочу, понимаешь?
Она вырвалась, вскочила, злой белкой посмотрела на мужа.
— Какие дети, ты что?! — расхохотался он. — Ты кого мне родишь? Ты старая, Фая. Сядь, не мельтеши. Ну, налей мне чаю, глупая, что смотришь, бесова кошка?!
Она медленно пододвинула мужу пиалу, с трудом подняла любимый Азамом чугунный чайник с узорами, плеснула из него огненно–горячего напитка, села рядом, смиренно сложив руки…
Глупо, тоскливо, гадко… Ну ничего, зато она послезавтра улетает в Ниццу, будет там ходить по магазинам, сорить мужниными деньгами, смеяться, показывая жемчужно–белые зубки, и накручивать на палец свои рыжие локоны. Она не станет тратить своё время на детей, их мелкие, глупые проблемки, не станет варить обрюзгшему Андрею суп и гладить его рубашки. Лучше уж Азам и его деньги, чем Андрей и его нищая любовь. Он и сотни не потратил на свою семью, тоже мне, посидел в ресторане… Нищеброд!
— Что ты плачешь? Я не люблю, когда женщина хнычет! — ударил кулаком по подлокотнику кресла Азам. — Танцуй! И улыбайся. Счастливая женщина должна улыбаться.
Фаина послушно вскочила, закружилась. Она счастлива, она живет лучше всех…
А по тихой, засыпающей московской улице шли, обнявшись, Андрей и Ольга. Гриша с Верой бежали впереди, кидались снежками, хихикали, как дети, и дурачились. Догнав грустного Алексея, они закружили его в своем бешеном танце, парень растерялся, потом, увидев Ольгу Николаевну, осмелел, улыбнулся. Он попросится к ней на кафедру или в научный центр. Она как–то предлагала, но он всё искал работу подоходней. А теперь уж выбирать не приходится…
— Ты простишь меня? — наконец решился спросить Андрей.
— Не понимаю, о чем ты, — пожала плечами Оля. — Мало ли, что там у кого было. Важно, кто с кем остался, не так ли?
Мужчина кивнул, поправил сползающую с плеча Олину сумку и, развернув жену к себе, поцеловал. Не просто ткнулся губами, не чмокнул, а поцеловал со смыслом, так, как это делают на настоящем свидании.
— Спасибо тебе, Лёля, — прошептал он. — За нас спасибо. За то, что мы с тобой настоящие, что у нас самые лучшие дети. И ты у меня самая хорошая, других таких нет.
Ольга улыбнулась. Хорошо быть лучшей, даже если ты совсем не идеальная. Это помогает любой женщине чувствовать себя богиней.
А прошлое… Оно там и останется, в Анапе, на набережной, смытое сто раз дождями. Его уже нет.
