Вопрос этот был всесторонне и подробно изучен уже давно. Много было сказано о причинах революции в главах 2.6 и 2.7, поэтому не буду распыляться и кратко перечислю основные предпосылки:
- Экономические. Несмотря на быстрый промышленный рост, большинство жителей империи жили бедно и обеднение это только росло в связи с растущим малоземельем и малоэффективным ведением сельского хозяйства. Нерешенным оставался вопрос с выкупными платежами, податями и процентами, растущими каждый год – все это увеличивало нагрузку на крестьянское население, которое было сильно ограничено в своих действиях в рамках уравнительно-передельной общинной системы. Рабочий вопрос также решался медленно и не удовлетворял пролетариат. Дополнительное напряжение создавалось увеличивающейся в связи с развитием капитализма дифференциацией между различными слоями населения, как на селе, так и в городе. Но самое главное – что действиям власти активно сопротивлялись на местах, т.к. местные чиновники, фабриканты и буржуа не хотели терять привычную выгоду. Органов же контролирующих исполнение законов было недостаточно или они были неэффективны. Положение усугубилось наступлением тяжелого экономического и аграрного кризиса начала 20 века.
- Политические и социальные. Растущая экономика и социальное обновление страны требовало эффективного управления и соответствующих юридических и политических реформ. Бедные слои населения не могли законным путем выразить свое недовольство, в связи с чем напряжение только росло. В то же время публичные деятели не обращали должного внимания на революционное брожение народа, надеясь на полицейские меры и традиционную терпеливость крестьян. При этом все больше возрастали политические амбиции интеллигенции, особенно мелкой, которая не участвовала в управлении страной. Именно ее представители, являясь членами революционных партий, были основными организаторами забастовок, стачек и иных нелегальных политических действий. Мысль, что власть неповоротлива и неэффективна приобретала все больше сторонников, особенно на фоне проигрыша в Русско-Японской кампании. В целом русское общество требовало равноправия, получения гражданских, политических и экономических свобод для всего населения.
Колоссальный разрыв между правительством, интеллигенцией и народом, наметившейся еще в царствование Алексея Михайловича, уже невозможно было преодолеть мирным путем. От этого страдала вся система, управление страной в таких условиях становилось все сложнее, и инициатива переходила к революционным массам, нелегальным сообществам и партиям, которые формировали собственную систему управления.
При этом выявилось плохое взаимодействие внутри самой власти. Самым ярким примером этому был расстрел мирной рабочей демонстрации 9 января 1905 года. Зная характер царя Николая II, его принципы и мировоззрение, кажется совершенно очевидным, что расстрел не был его прямым приказом. Решение о недопущении демонстрации к Зимнему дворцу было принято на заседании правительства под председательством П.Д. Святополк-Мирского, в котором царь не участвовал. Ход самой операции возложили на командующего Гвардейским корпусом князя С.И. Васильчикова, который непосредственно командовал войсками. Тем не менее всю ответственность возложили именно на царя. Неверными действиями правительства тут же воспользовались все виды разношерстной оппозиции: от революционеров до либералов. Сообщения о расстреле мирного шествия, многократно завышавшие количество реальных жертв, распространялись нелегальными изданиями, партийными прокламациями и передавались из уст в уста. [334]. Таким образом, расстрел оказался очень похож на провокацию. Престижу царской власти был нанесён непоправимый урон. Кровавое воскресенье стало поводом к началу революции. Революционные партии призвали к свержению самодержавия. Начались широкомасштабные забастовки, которыми руководили партийные деятели. Впервые, восстание охватило армию и флот.
- Культурные. Но есть и более глубокая и, как мне кажется, самая главная причина революции 1905 года (как и революции 1917 года) – не материальная, а духовная. Ведь прежде чем решительно действовать, человек должен морально подготовиться: мысль, идея всегда опережает действие, когда дело касается таких глобальных исторических процессов. Сам факт допущения революции говорит о том, что общество много лет готовилось к осознанию и принятию этой идеи. Революция 1905 года есть следствие ряда событий, накопленных ошибок, которые происходили в течение продолжительного времени. И это не только проблемы материального плана, которые описаны выше, но и культурного, связанного с моральной деградацией общества, где основным маркером была деятельность Православной Церкви. Опишем ее общее положение в Российской империи.
Наиболее кардинальным изменениям положение Церкви подвергалось при Петре I, который лишил ее главы, упразднив патриаршество и утвердив в 1721 году Святейший Правительствующий Синод. Фактически церковь из независимой структуры, стала одним из органов власти, одним из министерств (коллегий). Причины таких действий были понятны – царь не хотел делиться властью, тем более он не терпел никакого нравственного контроля над собой, ведя аморальный образ жизни.
Но, как это часто бывало в России, палку перегнули – Церковь не только лишили главы и политического влияния, но довели до неподобающе унизительного состояния. Больше всего пострадали монастыри – основа русского Православия. Согласно принятой императором концепции (Объявлении от 31 января 1724 года), монастырям придавалось больше практическое и социальное служение, нежели духовное. Обращает на себя внимание следующие слова Петра в Объявлении «…нынешнее житие монахов точию вид есть и понос от иных законов, немало же и зла происходит, понеже большая часть тунеядцы суть, и понеже корень всему злу праздность. А что, говорят, молятся, то и все молятся. Что же прибыль обществу от сего?» [цитата по 1352]. Уже с 1690 года Петр сильно ограничил рост монастырей в России, а многие мелкие обители приписывались к крупным. С 1701 года монастырям запрещалось владеть доходами с вотчин и угодий.
Затем Бирон, всерьез принялся за искоренение монашества на Руси. В 1733 году началось следствие о незаконно постриженных. Третья часть всех монахов оказалось под подозрением, началось поголовное расстрижение. Только в Троице-Сергиевой лавре таких оказалось 400 человек. В следующем 1734 году вышел указ «О непострижении в монашество никого, кроме вдовых священнослужителей и отставных солдат и о наказании ослушников», которым грозила каторга. Позже указы о временном запрете на пострижение вообще кого-либо часто выходили в царствование Екатерины II и Александра I. Следующий удар нанесла Екатерина II, разделив все монастыри на 3 класса и отправив многие за штат. Незавидная доля была и у тех монастырей, которые остались в штате на казенном обеспечении. К ним применялись суровые ограничительные меры. Например, в монастырях первого класса должно было проживать не более 33 человек, получал такой монастырь из казны 2000-2500 рублей (позже численность штата и отчисления из бюджета неоднократно менялись в разных монастырях и при разных императорах, к примеру, для сравнения в женском Хотьковом монастыре 3 класса в 1870 году полагалось иметь 27 монахинь и 27 послушниц с отчислением 338 рублей в год [1352]). В заштатных позволялось жить не более 7 человек. Женские монастыри вообще оказались под угрозой исчезновения: по Духовному регламенту женщинам запрещалось постригаться до достижения 50-60-ти лет и только в 1832 году возраст пострижения женщин был снижен до 40 лет [1354]. На монастыри навешивали различные социальные обязанности: сюда отправляли в ссылку и заключение уголовных преступников, раскольников, бунтарей, попрошаек и т.д., вынуждали содержать престарелых и нищих, селили душевнобольных (особенно в женские монастыри) и использовали в иных целях (этим богатым опытом позже воспользовалась Советская власть). Известно, что большая часть выделяемых казной денег и доходов шла на выполнение этих функций (например, 2/3 доходов в Вознесенском и Чудовом монастыре шло на содержание больных и увечных [1356]). Практически каждое прошение о пострижении в эти годы мотивировалось болезнью, старостью или тяжелым материальным положением. То есть часто сами монахи, и, особенно, монахини нуждались в уходе и содержании. Исследователями отмечается, что большинство штатных монастырей откровенно нищенствовали. [1352]
Все это привело к оскудению монашества. Фактически настоящее Православие ушло в подполье (и это без учета старообрядцев). Сопротивляясь реформам, люди, желавшие принять постриг и жить духовной жизнью, уходили в леса и глухие «пустыни» или уезжали за границу (на Афон, в Молдавию и т.д.), становились отшельниками. Часть людей, как и в советское время, стали спасаться в миру – то есть оставались в обществе, но жили закрыто и обособленно. Это было особенно характерно для женского монашества. После реформ 1764 года «заштатных монашествующих», женщин было 70%, мужчин – только 30% [1352]. На селе, как мы уже говорили, такие чернички и чернецы жили в семье, но в особых «кельях». В городе создавались неофициальные женские общины, состоящие из вдов и девственниц, имеющих покровительство какой-нибудь глубоко верующей помещицы. Они строили кельи рядом с приходскими и кладбищенскими церквями (часто там, где ранее был упраздненный монастырь), становились просвирницами и сторожами, читали псалтырь по умершим, обучали детей грамоте, ухаживали за больными, призревали сирот и занимались иной социальной и благотворительной деятельностью. Такие общины назывались общежитиями или богодельнями. Численность женщин в таких богадельнях была сравнима со стандартным монастырем в 10-50 и более человек. Так, в Зеленогорской богадельне проживало 45 женщин [1353]. Некоторые общины признавались властью (первая из них в 1821 году – основанная М.М. Тучковой община Спаса на Бородинском поле [1352]), некоторые нет.
Примечательно, что такое сопротивление оказалось весьма успешным. Вся духовная сила Руси перетекла в эти неофициальные «обители», растворилась в народе. Неудивительно поэтому, что новый расцвет монашества возник в новообразованных и заштатных монастырях – Саровской и Оптиной пустыне, Дивеевском и Шамординском монастыре [335]. Именно в них подвизались знаменитые на всю страну старцы, которые, между прочим, оказывали особую заботу и покровительство женским общинам, духовно руководили ими и составляли для них уставы. Влияние и возросшая значимость этих монастырей вынудила Синод признать их фактический статус. Так, 9 мая 1842 г. высочайше утверждено было определение Синода о принятии «под покровительство духовных и гражданских начальств» Арзамасской Алексеевской, Дивеевской и Зеленогорской общин. Интересно, что вопрос этот рассматривался с 1839 года по донесению местного начальства Синоду и МВД сначала секретно. При этом сами общины не спешили стать монастырями, боясь разрушить сложившейся внутренний духовный уклад жизни. В обход законодательства в них совершались тайные пострижения лиц моложе 40 лет. Заметно смягчилось это противостояние только в 1881 году, когда по высочайшему утверждению Синода от 9 мая сего года для учреждения женских монастырей не испрашивающих пособия у казны никаких разрешений не требовалось. С этого момента в стране отмечается резкий рост женских обителей. Если за 1880-90-е годы количество мужских монастырей выросло с 450 до 503 (по численности монахов: с 6481 до 8578 соответственно), то женских выросло с 168 до 325 (по численности монахинь: с 4759 до 10082) [1355].
Таким образом, в 18 веке был нарушен многовековой уклад страны. Симфония духовной и светской власти исчезла. Никогда власть митрополитов и патриархов не подчинялась светской власти. Не есть ли это первый атеизм, безверие – перекладывание всех упований и надежд только на «всемогущего» императора и безличное государство? Были в нашей истории разные духовные и светские руководители со своими особенностями, недостатками и преимуществами. Но почти всегда, в минуту слабости и испытаний духовные лидеры бесстрашно боролись за сохранение страны, иногда беря бразды правления в свои руки, иногда жертвуя свободой и жизнью. Самостоятельная политика патриархов и митрополитов не представляла угрозу для существования государства, но могла в нужный момент подставить плечо царю и народу, в том числе укрепляя его моральный дух. В 18 веке Россия лишилась этой опоры.
С другой стороны, если взглянуть более широко, то петровские церковные реформы были логичным следствием глубокого духовного кризиса, начавшегося еще во времена царствования Алексея Михайловича, когда духовная и светская власть пришли в противоречие. Подчинение земной власти церковью (папацезаризм, характерный для Западной Европы), как и поглощение последней государством (цезарепапизм, характерный для Византии и России) приводило к серьезным духовным болезням всего общества. Церковь в таком положении всегда заимствовала институт насилия светской власти. С укреплением царской власти, укреплялась и власть церковная, что для ее морального облика оказывалось гораздо опасней. Во времена видимого земного благоденствия в духовенство всегда проникали фарисеи и иуды, разлагая ее изнутри. Все то, что обращалось против гонимого христианства, начинало в эту эпоху использоваться против ее врагов: раскольников, еретиков, представителей других религий. Именно с середины 17 века в нашей стране стали проявляться характерные для Средневековой Европы духовные болезни церковной иерархии: инквизиция, насильственное миссионерство, нетерпимость альтернативного мнения, но, конечно, не в той степени, как в Европе. Наказание за богоотступничество, колдовство, ересь и т.д. предусматривалось еще Соборным уложением 1649 года, и позже Петровскими законами, в том числе морским уставом: «Кто имени Божия хуление приносит и оное презирает, и службу Божию поносит и ругается слову Божию и святым таинствам, а весьма в том он обличен будет, хотя сие в пьянстве или трезвом уме учинится, тогда ему язык раскаленным железом прожжен и потом отсечена глава да будет» [цитата по 336].
При этом инициаторами иногда выступали сами церковные иерархи. Так, в 1720-х годах казанский митрополит Тихон (Воинов) предложил Синоду разрушить все мусульманские кладбища в Казани и вообще запретить татарам хоронить по мусульманскому обычаю [337]. Императрица Елизавета по настоянию епископа Луки (Конашевича) 19 ноября 1742 года подписала Указ о разрушении всех мечетей на территории Казанской губернии и недопущении возведения новых. В течение двух лет в Казанском уезде было разрушено 418 мечетей из 536 имевшихся [338, 339].
Эта практика продолжилась и в 19 веке. «Миссионер, прибыв в селение, зараженное расколом, через местную полицию собирает сельчан на беседу. Отказаться от беседы под полицейским к ней понуждением не всегда возможно, и идут сельчане и выслушивают с озлоблением миссионера» [цитата по 340]. По воспоминаниям митрополита Евлогия (Георгиевского) «Главным синодальным миссионером состоял чиновник при обер-прокуроре известный В. М. Скворцов, светский «генерал», создавший целую школу миссионеров - светских фрачников. В епархиях, в кругах церковных их боялись, но не любили и им не доверяли; светское же общество относилось к ним явно отрицательно. Эти миссионеры любили в своей деятельности опираться на гражданскую власть. Внесение правительством в Государственную Думу законопроектов о свободе вероисповедания вызвало большое негодование в церковном обществе, особенно среди епископов и духовенства, но это негодование подогревалось главным образом миссионерами» [цитата по 341].
Если это кого-то успокоит, то скажем, что наша страна здесь не была каким-то исключением. Подобные события происходили и в Римской империи и в Византии. Первая официальная казнь еретика Присциллиана совершилась уже в конце 4 века, всего несколько десятилетий спустя, после провозглашения христианства государственной религией. Из гонимого положения церковь быстро превратилась в роль гонителя (не Церковь в высоком смысле этого слова, а те люди, которые считали себя ее членами). Неудивительно поэтому, что почти вся святоотеческая литература, начиная даже еще с апостольских посланий пронизана болью и стыдом за своих иерархов, духовенство и народ, номинально считающейся христианским.
Показательно следующее высказывание святителя Иоанна Златоуста (4 век): К Причастию «приступают не с трепетом, но с давкою, ударяя других, пылая гневом, крича, злословя, толкая ближних, полные смятения» [цитата по 342]. Многие выходят из храма сразу после своего Причастия — не дожидаясь, пока причастятся все. [339, 343]. Как это похоже на нашу действительность, воистину, нет ничего нового под луной!
Слишком велик оказался соблазн воспользоваться государственным аппаратом насилия для христианской миссии, для строительства царства Божьего на земле. В таком случае некоторые синодальные церковные деятели мало чем отличались от идеологов коммунизма. И именно такая религия – принудительная (как, в 20 веке – атеизм), оказалась «опиумом для народа». Вспомним, к слову, что апостолы шли по Римской империи без сопровождения жандармов, и при этом миссия их оказалась весьма успешной.
Продолжение следует.
С первой частью главы 2.8. можно ознакомиться здесь:
Со второй частью главы 2.8. можно ознакомиться здесь:
Со третьей частью главы 2.8. можно ознакомиться здесь:
С четвертой частью главы 2.8. можно ознакомиться здесь:
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.
