Светка родилась, когда мне было четырнадцать. Её отец, мой отчим, неизвестно откуда появившийся в нашем доме, вскоре после этого события куда-то исчез. Маме пришлось выйти из декрета. Она работала художественным руководителем в Доме культуры, работу свою любила до одержимости, допоздна задерживалась на репетициях, в выходные и праздники я видела её только утром раздражённо бегающей по квартире в бигудях и вечером устало полулежащей в кресле с вытянутыми ногами. Светку, случайного и ненужного ребёнка, она полностью сбагрила на мои руки.
Я ненавидела Светку всей душой. Тогда в жизни моих одноклассниц началась самая интересная пора: первые влюблённости, прогулки по вечерам, а я была крепко привязана к дому, сидела с сестрой.
Светка росла на моих оплеухах и пинках, я её не щадила, не сюсюкала. За моё вынужденное заточение и испорченную юность она получала сполна. Но однажды, когда мама впервые отлупила её ремнём (за сюрприз на обоях в прихожей), и та горько завыла, запрокинув вверх разлохмаченную белобрысую головёнку, я сделала то, чего никак от себя не ожидала: разревелась тоже. С тех пор прошло около тридцати лет, а в наших с ней отношениях мало что изменилось. Злюсь на неё, ругаю, но если кто-то мою Светку обидит... так мне сделается невыносимо, будто в моё сердце гвоздь вбили и никак его оттуда не вытащить. Сколько там уже этих гвоздей сидит, считать – не пересчитать.
Из Светки получился странный человек. Странности начали проявляться, когда она пошла в школу. Купила ей как-то мама целую упаковку заколок с разными звериными мордочками. Спустя несколько дней смотрим: упаковка пустая. Спрашиваем где. Она улыбается виновато:
– Девочкам раздарила.
– Выпросили что ли?
– Нет, я сама…
Она находила в этом какое-то непонятное удовольствие – кому-то что-то дарить. Карандаши, фломастеры, блокнотики, игрушки, разные безделушки – ничто не задерживалось у неё надолго. Конфеты в вазочке тоже.
– Я что, богачка, всю школу конфетами кормить?! – ругалась мама.
– Ты почему такая? – отчитывала я. – Всё готова отдать! Тебе много чего дарят?
– Нет, – надув губы, теребила тощие косички Светка.
А потом, подлизываясь, чтобы простили, приносила нам с мамой по маленькой шоколадке или леденцу, купленным по дороге из школы на свои скудные сбережения. Как тут было не простить?
Когда подросла, потребность дарения переросла у неё в потребность помогать. Сначала она «лечила» порванные книжки в библиотеке, потом вступила в волонтёрский отряд, собирала мусор на берегу речки, бессовестно оставленный отдыхающими, помогала пристраивать бездомных котят, расклеивала листовки с призывами о помощи нуждающимся семьям и была всем этим одержима точно так же, как мама работой.
Несмотря на доброту, отзывчивость, уважительно-внимательное отношение ко всем без исключения людям и недурную внешность (часто ловлю себя на мысли, что из-за крупных белых кудрей, обрамляющих лицо, Светка похожа на цветок), личная её жизнь не складывалась. Всё потому, что таких, как она, не любят. Такими пользуются. А она, дурочка, позволяет.
Любили её только раз. Это был прыщавый, тщедушный, дико стеснительный однокурсник. Светка взаимных чувств к нему не испытывала, но целый год встречалась с ним из жалости. Таскала его в спортзал, покупала ему пенку для умывания. Через год прыщи сошли, паренёк окреп, возмужал и… неблагодарно полюбил другую.
Светка немного поревела (всё-таки привыкла к нему) и встретила другого молодого человека. Тот тяжело переживал расставание с девушкой, и Светкино плечо было тут же самоотверженно подставлено несчастному страдальцу. Страдалец плакался, рассказывал, как ему больно и как его сердце разрывается на части, Светка утешала его всей своей бабьей нежностью, на какую только была способна. Когда сердце зажило, она стала ему не нужна.
Потом у неё был роман с женатым мужчиной. Этот товарищ, замученный и запиленный язвой-женой, называл Светку солнечным лучиком, озарившим тёмное царство его жизни, и она старалась, светила, сжигая себя для того, чтобы ему не было темно. Он впитывал, поглощал её свет, как бездонная чёрная дыра, а насытившись, исчез, даже спасибо не сказал.
Почему-то все её отношения с мужчинами, эти и последующие, развивались по одной и той же схеме: она утешала, вытягивала из депрессий и запоев, помогала справляться с психологическими проблемами, будто нянечка в больнице возилась с тяжёлыми пациентами, которые принимали её заботу и участие, как должное, а выздоровев, благополучно возвращались к своим жизням.
– Где твоя женская гордость? – как-то взялась за неё я. – Почему ты позволяешь так с собой обращаться? Не будь размазнёй! Будь женщиной! Мужики – по натуре охотники, завоеватели. Их тянет к неприступным, они острых ощущений хотят! А ты с ними, как мать с детишками, жалеешь, нюни подтираешь. Вот они в тебе женщину и не видят!
Светка, как в детстве, надула губы:
– Главное, чтобы они видели во мне человека! Может, это моё предназначение – быть рядом, когда кому-то плохо.
– Я тебя умоляю! Предназначение – быть салфеткой для чужих соплей?!
Светка посмотрела на меня обиженно, но упрямо, и я поняла, что мои попытки научить её уму-разуму бессильны. Как мне хотелось отлупить её в тот момент!
Быть рядом, когда кому-то плохо – это Светкин образ жизни. Где она только всех этих нуждающихся в ней людей находит? Люди, конечно, должны помогать друг другу, но и ценить помощь должны! Вот что меня больше всего возмущает!
Однажды Светка девчушку деревенскую подобрала, приютила. Та после девятого класса приехала в город учиться на повара и почти доучилась, последний семестр остался, но затуманили ей голову любовь и прочие радости юной, безнадзорной жизни. Светка её ревущую, с сумками, на остановке случайно встретила и домой притащила.
– Мне нельзя в деревню возвращаться, – всхлипывала девчушка, роняя слезинки в кружку с чаем у Светки на кухне, – мамка сказала, что убивать будет. У неё нас пятеро, я – самая старшая. Они там на одной картошке сидят, чтобы я могла учиться… А я… Я думала, пугают только, что отчислят…
Поехала Светка в колледж, назвалась двоюродной сестрой, уговорила преподавателей войти в положение, пообещала, что будет сама лично успеваемость сестрёнки контролировать. Вошли. Месяца через три выяснилось, что девочка беременна. Восемнадцати на тот момент ей ещё не было, матери она боялась, как огня. Пришлось Светке самой сообщить родительнице неприятную новость. А та вместо того, чтобы спасибо сказать за то, что её дочка столько времени бесплатно на квартире жила со всеми удобствами, бесплатно кушала и Светкиными усилиями все хвосты сдала, столько желчи на неё вылила, словно Светка лично была виновна в беременности её непутёвого чада.
В другой раз моя добродетельная сестра бабушке из соседнего подъезда скорую вызвала. Той прямо на лавочке плохо стало. Врач из скорой подумал, что Светка – внучка, объяснил, какие лекарства нужно купить и как принимать. Светка сходила в аптеку, купила для бабушки лекарства, да так и стала за ней ухаживать. Дети и внуки этой бабушки на другом конце города жили, им некогда было. Увидела Светка их впервые на похоронах. Они злобно косились на неё и шептались между собой: «Надо посмотреть, всё ли на месте. Неизвестно ещё, с какой целью она в доверие втёрлась! Не отписала ли ей наша бабушка квартиру».
Окончание рассказа:
