Свешников вторые сутки не показывался на шахте.
Валерий Васильевич руководил шахтой больше десяти лет.
Обычным делом было, если он до глубокой ночи оставался в своём кабинете. Часто – до рассвета, когда ехать домой уже не было смысла. Девчонки из шахтёрской столовой на зорьке прибегали на работу, видели свет в окнах кабинета директора на втором этаже шахтоуправления. Ясно: Свешников дома не ночевал. Повар Вера Алексеевна распоряжалась:
-Быстренько – тесто для блинчиков!
Кофе Валерий Васильевич не признавал. Девчонки заваривали чай – с мятой, как любил директор.
Румяные тоненькие блинчики Свешников старательно, с удовольствием – совсем по-мальчишески – макал в блюдце со сгущёнкой.
Благодарно и чуть застенчиво улыбался:
-Спасибо, девчата. Теперь можно и нормативно-правовые акты пересмотреть. А через час – совещание.
И снова – допоздна...
А теперь горный инженер с главным механиком по очереди подходили к кабинету директора.
Но дверь по-прежнему была закрыта.
Кулагин, помощник директора по кадрам и быту, на вопросительный взгляд Семилетова нахмурился:
- А я откуда знаю!.. Он что,– отчитывается передо мной!
-Может, в Управление, насчёт новой лавы, уехал? – с надеждой предположил главный механик Полухин.
-Про это сказал бы, – угрюмо взглянул Семилетов. – Да и в Управление мы со Свешниковым вместе должны были ехать.
А другие догадки мужики сами от себя скрывали…
Вечером Семилетов заглянул к деду Яругину:
- Налей чекушку, Иван Степанович.
Дед вздохнул:
- Налью… коли есть настроение выпить.
-Какое настроение, дед. Надо мне.
Ольга Максимовна, жена Свешникова, встретила не очень приветливо:
- Чего тебе, Семилетов?.. Темнеет, а тебя… по гостям носит.
-Я – узнать, Максимовна… Днём-то некогда выбраться, сама знаешь. Вот только сейчас…
-Знаю, – перебила Ольга Максимовна. – Поясницу прихватило у Валерия Васильевича. То ли просквозило… Может, надорвался. Второй день лежит. Ты иди, Володя. Поздно уже. И некогда мне с тобой.
Из кухни выглянул Свешников. Мрачно кивнул инженеру:
- Чего торчишь на пороге. – Напомнил жене: – Оль, математику проверь у Иришки с Ромкой. А у нас с Семилетовым разговор.
-Проверила уж, – вздохнула Ольга. – Разговаривайте.
Семилетов достал чекушку:
- Я тут это, Валерий Васильевич… У деда Ивана. Под разговор чтоб…
А взгляд его упал на полупустую бутылку на столе.
Под столом – пара опустевших бутылок…
Свешников пил только на День Шахтёра…
-Не помогает, Павлуха, – горько признался Валерий Васильевич. – Ни х… не помогает.
У Семилетова перехватило дыхание:
- Точно, значит, Васильич. Догадывались мы с Полухиным.
Свешников всё же разлил самогонку по гранёным стаканам:
-Давай, Павел Анатольевич. А то и правда… слов нет.
Выпили.
- Мужикам сказать, Валерий Васильевич?
Свешников помолчал. Поднял глаза:
- Сам скажу. Завтра соберём общее собрание. Я сам должен.
Главный инженер безотрадно-горестно обхватил голову руками.
-Как же это, Васильич… Больше ста тонн… Только разведанных – больше ста тонн коксующегося угля! Что ж, – больше не нужен наш уголь на Азовстали... А Криворожсталь! Запорожсталь! Валерий Васильевич!.. Как же... так!
-А... х... их разберёт, хозяев нынешних. Такое чувство, Павлуха... что им с Донбасса надо всё, и – прямо сейчас.
-Где ж народ работать будет?.. У каждого – семья... детвора. Жить как – без шахты?
... Люба Савельева вернулась из медпункта.
У Любаши – своя нерешённая задача... Ничуть не легче, чем у директора шахты.
Из беседки под яблоней выглянула Татьяна Коршунова, кума. Как-то отчаянно-виновато махнула рукой:
-Любань!.. А мы тут... Тебя вот ждём. Садись. Картошка ещё горячая... Я похозяйничала – сала нарезала. – Татьяна налила полную рюмку, протянула Любаше: – Давай, Любань. Жизнь такая... Свешников завтра общее собрание проводит – в обед. А мы и без собрания... мы и без собрания уже всё знаем. Давай, Любань.
У Любаши закружилась голова. Она отстранила Татьянину руку:
- Не буду я, Тань.
Татьяна свела брови. Усмехнулась:
- Осуждаешь, значит... Я, выходит, плохая – вот сижу здесь... и пью самогонку с мужиками. А ты у нас – хорошая и правильная. Только не суди, кума... Беда у нас – одна на всех. И... рана на сердце. Не гордись, Любань. Давай... выпьем.
-Нельзя мне, Татьяна. – Люба поднялась. – Сейчас пелюстки достану из погреба. У меня осталась ещё. К картошке – как раз.
Мишка, кум, одобрительно кивнул:
-А я всё думаю, Любань... Ну, чего мне... для счастья не хватает. А пелюсточки твоей и не хватает – для счастья...
А Татьяна окинула Любу улыбчивым взглядом:
- Нельзя?.. Чего это тебе нельзя, Любань?
Андрей вдруг протрезвел. Встретился глазами с женой.
Вышел вслед за Любашей.
На кухне взял её за плечики:
- Люб!.. Значит, угадал я?.. Дочка?
А Любаша уткнулась лицом ему в грудь, расплакалась:
-С того дня... как воронцы цвели...
Андрей целовал её волосы:
- Что ты, Любонька... Любаша, родная моя... любимая! Мы же с тобой так дочку хотели!
В глубоких омутах Любашиных глаз тонула горькая мятная зелень:
- Андрюша!.. Время такое... Шахту закрывают. Трое мальчишек у нас. Всех на ноги ставить надо. А у нас с тобой... ни работы, ни зарплаты. Меня сегодня предупредили: шахтный медпункт работает последние дни. Андрей!..
-Ты прости, Любань... Что выпили мы с Мишкой и Татьяной, – прости. И не думай... что я и завтра пить буду. А работу нам обещали... Из Киева мужик приезжал. Говорил, – работой всех шахтёров обеспечат.
- Слышала я... Красиво говорил. Только где ж та работа?.. На шахтах, что ещё дышат, своим зарплату месяцами не платят. Кто нас там ждёт?
-Значит, не на шахте буду работать... Пока.
- Пока?..
- Не может быть, Любань, чтоб это – навсегда... Чтоб навсегда шахты закрывали. На донбасском угле вся страна... работала.
-Работала, – усмехнулась Люба. – Это та страна работала, Андрей. Которой нет больше.
-Без угля всё равно нельзя. Кто-то там не додумал чего-то... – в Киеве. Пораскинут умом – поймут: куда ж без угля... Кормить-то кто будет... страну, если не Донбасс.
-Страну... Она вон вся кормиться в Польшу устремилась. А то и дальше – за океан. Как мы с маленькой, Андрей? Серёжа учиться будет. Андрюшка отслужит – тоже в институт поступит. Тёмка растёт, – столько всего надо мальчишке! У них скоро соревнования... А из формы он вырос, новую надо. И обувь. И... шахту закрывают.
Андрей бережно прижал к себе Любашу:
- Вот такое время выбрала Полюшка наша, – чтоб порадовать нас своим появлением. Должна же у нас, Любашенька, быть радость – среди всех горестей!
- Полюшка?..
- Полина Андреевна, – улыбнулся Андрей. – С Тёмкой в воскресенье в город поедем – купим всё, что надо.
На кухню заглянулаТатьяна:
-Кум!.. Там Мишке покурить не с кем... А я не курю. Уважь кума. А мы тут... с Любахой... по-женски, в общем.
Андрей вышел.
Татьяна присела за стол. Горестно прошептала:
-Лююб!.. Любаня!.. А как мы жили... хорошо, когда на шахте мужикам зарплату платили!.. Помнишь наш «Шахтёрский»?.. За такие деньги – да запросто! И в праздник, и не в праздник...
У Любы снова закружилась голова: так захотелось кусочек «Шахтёрского» торта... даже запах его услышала...
-А помнишь, Люб, как бывало?.. Придёт твой шахтёр со смены, а ты ему:
- Ой, Андрюш – ну, или Миш, Серёж... – в универмаге в райцентре такие серьги...ну, или колечко... видела!.. Ну, как раз – к моему платью! Ну, – как раз!
Мишка обнимет тебя:
-Завтра в первую отработаю, – поедем и купим.
Как мы жили, Любань!..
Татьяна взяла с тарелки кусочек пелюстки:
-У тебя всегда самая вкусная, Люб. Хрустящая. Помню, – когда младшим ходила... – С недоверчивой улыбкой вскинула на Любашу глаза: – А ты чего не выпила?.. Ты, Любань, часом не беременна?..
...Первая смена поднялась на-гора. Усталые и хмурые мужики – как были, с почерневшими от угольной пыли лицами, – ввалились в актовый зал.
Свешников подождал, пока утихнет гул.
-В общем, так, мужики... и уважаемые наши женщины. – Быстро провёл рукой по воспалённым от бессонницы векам: – Я думаю, что всё это временно.
А в зал вошли... какие-то представительные люди, – видно, высокое начальство. Один из них снисходительно-надменно перебил Свешникова:
-Мы сами всё объясним. Кратко и понятно. Выводите людей из шахты. С этой минуты она считается закрытой. И подлежит ликвидации.
Павел Анатольевич поднялся. Представился:
-Главный инженер Семилетов. Значит, смертный приговор подписали нашей шахте. А перед... подписанием смертного договора вы интересовались, сколько в ней лишь разведанного угля? Или вам хватило того, что можно взять сегодня?
Приезжие переглянулись. Тот, который известил, что с этой минуты шахта считается закрытой, ухмыльнулся:
- О!.. Да ты говорливый, главный инженер!.. А дисциплина, вижу, хромает! За невыполнение приказа – знаешь, что бывает? Тебе сказано: выводи людей из шахты! Шахта ваша нерентабельна! И подлежит ликвидации.
Подземный электрослесарь Андрей Савельев оглянулся на мужиков со своей смены.
-Про нерентабельность – это ты, дядя, трошки не в ту степь. Про это отдельно поговорим.
Начальник окинул насмешливым взглядом промасленную Андрюхину спецовку, лицо и руки, потемневшие от угля:
-Ты смотри... Ещё один речистый нашёлся! Я, вообще-то, с твоим главным инженером беседую... а не с тобой. – Кивнул Семилетову: – Мы приступаем к засыпанию ствола.
-Ты в своём уме, дядя! – снова не сдержался Савельев. – У меня в лаве водоотлив работает! Высоковольтные двигатели и высоковольтный насос! Трубопроводы, кабели! Ты знаешь, сколько всё это стоит!
-Твоя печаль, говорун, – в душ вон сходить... да отмыться хорошенько, прежде чем к бабе своей пойдёшь. – Подмигнул своим спутникам: – А то, чего доброго, и не признает тебя баба – за своего... Не даст.
Андрюхино лицо ещё больше потемнело. Кум, Мишка Коршунов, удержал Савельева за руку:
- Ты что, Андрюха?.. Собрался этому... – дальше последовал Мишкин многоэтажный... – про Любашу рассказывать?.. А чести ему не много будет?
-Остаётся директор, главный инженер и главный механик. Отключаем шахту от электроснабжения, дальше – по утверждённому плану, – бросил приезжий начальник. – Все свободны.
Реструктуризация украинских – в то время – шахт на деле оказывалась попросту уничтожением производства. На проведение реструктуризации были выделены баснословные суммы, в том числе – займ. Но позже проверка показала, что деньги займа ушли на то, чтоб в какой-то мере заткнуть бюджетные дыры – перед предстоящими президентскими выборами на украине. Чтобы скрыть безудержное воровство, шахты срочно признавались убыточными, и их попросту заливали водой, оставляя под землёй технику и оборудование, это – кроме миллионов тонн высококачественного донбасского антрацита и коксующегося угля.
Шахтёрские семьи оказывались брошенными на произвол судьбы.
Мне нередко пишут возмущённые комментарии, в которых чаще всего женщины гневаются по поводу авторских пояснений. Ещё раз повторяю: далеко не всем известна и понятна шахтёрская терминология, и ваши раздражения относительно авторских пояснений просто неуместны. Иногда оказываются непонятными какие-либо южнорусские названия бытовых предметов или блюд. Например, - пелюстка. Пелюсткой на юге России называют по-особому квашеную капусту. Обычно это целые головки. Получается капуста очень вкусной. Специи при заквашивании не используются - капуста квасится в собственном соку. Когда она готова, с неё снимают листочки, нарезают, едят, как салат - с растительным маслом или просто с тем соком, в котором она квасилась, готовят борщ или овощное рагу. Ещё из таких квашеных капустных лепестков зимой получаются отличные голубцы. Кстати: пелюстки - так по-малороссийски называются лепестки цветов. Когда с квашеной целыми головками капусты снимают листочки, они очень напоминают большие лепестки цветов - пелюстки. Уважаемые читательницы, если вы и сами знаете всё на свете, - всё равно не стоит раздражаться и тратить время на выражение гнева в адрес автора. Просто не читайте. Можно - от слова совсем.
Продолжение следует…
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 6
Первая часть повести Вторая часть повести
Третья часть повести Четвёртая часть повести
Пятая часть повести Шестая часть повести
Навигация по каналу «Полевые цветы»