После уроков Серёжка Савельев работал на погрузке угля.
Видно, мальчишке совсем не хотелось, чтоб об этом стало известно родителям, – поэтому он приходил на шахту лишь в те дни, когда у бати вторая смена была. Встречи с мамой Серёжка не опасался: с чего бы ей ходить на угольный склад, если в шахтном медпункте дел хватает на целую смену.
Только Андрюшка, старший брат, знал, что девятиклассник Серёга с учёбой в школе совмещает продолжение шахтёрской династии Савельевых…
Разумеется, Андрей поинтересовался: зачем?
Можно было не спрашивать.
У Вероники скоро день рождения.
Вероника мечтает о браслетике в виде змейки.
В магазине Серёга показал Андрею этот браслетик. Ничего особенного,– обычная девчоночья бижутерия. Но – денег стоит.
Серёгино желание – самому заработать на подарок девчонке – старший брат одобрил: не у бати же просить деньги! Иногда, если в ремонтной мастерской оказывались свободными минут двадцать, Андрей помогал Серёжке на погрузке.
Вскоре счастливый Серёга купил заветный браслетик-«змейку». По вечерам тайком любовался подарком, представлял, как удивится и обрадуется Вероника…
А за день до дня рождения Вероника небрежно спросила:
Савельев!.. Ты мне не браслет ли собираешься подарить?
Серёжка от растерянности покраснел, а Вероника снисходительно объяснила:
-Браслет мне сестра подарит. Зачем мне два браслета. А ты, если хочешь поздравить меня… Подари мне маникюрный набор.
Серёжка окончательно растерялся… До дня рождения – один день… К тому же батя завтра в первую, и поработать на погрузке не получится… А стоит маникюрный набор, Серёга узнал, гораздо дороже «змейки»…
Андрей заметил, что брат хмурится. После ужина спросил:
- Что с настроением, Серёга?.. Олэна Остапивна снова сказала, что ты нэ володиеш ридною мовою? (не владеешь родным языком).
Серёжка горестно отмахнулся… Но всё же рассказал брату про браслет-«змейку», что оказался не нужным… и про то, сколько стоит маникюрный набор.
Андрюха достал деньги:
-Возьми. Пусть у девчонки в день рождения сбудется мечта. – Чуть приметно улыбнулся: – Да и у тебя тоже.
Разговор сыновей Андрей Александрович услышал случайно – ремонтировал проводку в гараже. Даже сигарету уронил: надо же!.. Пусть мечта сбывается, значит. А мечта вот так стремительно изменилась… а если сказать просто, без красивых слов, – девчонка хорошо знает, что может капризничать.
Ладно. Пусть поздравляет Серёжка подругу свою. Будет время, – поговорим.
Сажали с Серёгой картошку.
- И как оно – грузчиком?.. – полюбопытствовал батя.
Серёжка вспыхнул: не может быть, чтоб Андрюха рассказал бате…
Отец объяснил:
-Слышал я, как вы с Андреем про подарок разговаривали. А ещё раньше крёстный твой сказал, что видел тебя на угольном складе. Так я подумал: показалось крёстному. Значит, – не показалось.
- Бать! Мне надо было!
-Кто ж говорит, что это плохо, если сам решил заработать. Молодец. Я о другом, Серёга. Смотрю, ты в золотые рыбки подался, – желания исполнять.
Сергей вскинул вызывающий взгляд:
- Бать! Ты ж сам маме – цветы… И в день рождения, и просто так. И шоколадки. И за серьгами аж в Луганск ездил… полдня выбирал.
-Давай другое ведро с картошкой, – кивнул батя. – Ростки не поломай. Закурил: – Маме цветы, говоришь… Однокласснице твоей, Серёга, до нашей мамы пока далеко. Тебе ещё пяти не было. Андрей в первый класс пошёл. Артём не родился ещё, – мы только ждали его рождения. У нас на «Верхнелуганской» тогда взрыв метана и угольной пыли случился. Вагонетка, углём гружёная, с рельсов сошла, ну, и кабель пробило. Заискрило в ту же секунду. Пожар начался, а под завалом – почти вся смена мужиков. Я – в том числе. Люба… мама наша, с горноспасателями в забой спустилась. Свешников, директор, не пускал её: куда, – в ад этот… беременную. Рассказывал потом Валерий Васильевич, как фельдшер Савельева отстранила его на пути к клети, что уже к спуску готовилась. Отлетел Свешников аж к противоположной стенке. А Семилетов, главный инженер, глядя на такое дело, промолчал, не решился с Любашей связываться. Так и спустились вместе в забой. Сутки – сутки, Серёга! – мама наша, фельдшер Савельева, не поднималась из забоя. Там и раны обрабатывала, и уколы делала, и перевязки. И при этом несколько раз показала горноспасателям, откуда стук слышится, – значит, там, под завалом, шахтёры.
-Знаю, бать…
-И при этом, Серёга, меня последним отыскали под завалом. А дома – вы с Андреем. У Любаши… у мамы нашей, сердце разрывалось. А она продолжала перевязывать раны. Помогала горноспасателям поднимать шахтёров на-гора. А я без сознания был. Рана на затылке, и плечо сломано.
- Я помню, бать… Мы тогда у бабушки с дедушкой остались… А мама – с тобой, в больнице.
- Я ж об этом и говорю, Сергей. – Савельев привлёк к себе сына, коснулся губами родной макушечки: – А за то, Серёжка, что мама родила вас троих, всех цветов, что есть на земле… всех шоколадок и украшений – мало. Ты вот в шахтёры собираешься. А для шахтёра – знаешь, что самое главное?
Серёга подумал:
- Шахту знать – да, бать?
- Конечно, – серьёзно кивнул Савельев. – Знать шахту – как свой двор. И – чтоб тянуло тебя в забой, чтоб смену ждал. А ещё, Сергей, надо шахтёру,– чтоб дома ждала его жена. Жёны в шахту не спускаются – не положено…
- А мама?.. Она же спускалась в забой!
- Мама – фельдшер, потому и спускалась. Другим женщинам, жёнам шахтёрским, не положено. Только шахта всё равно чувствует, что они у нас есть.
- Это как, бать, – чувствует?
-Ещё и как чувствует, Серёга. Если дома у шахтёра всё хорошо… если ждёт его жена, то и в забое у него всё ладится. У нас года три назад машинистом проходческого комбайна Павел Ковригин работал. Сейчас он на «Новопавловской». Мужики посмеивались… а заодно – и призадумывались: как у Павлухи случится размолвка с его Раисой Дмитриевной, – то гусеничные цепи провиснут – ни с того, ни с сего!.. То подвижные трубопроводы гидросистемы вдруг закапризничают – хоть не спускайся, Павлуха, в забой, пока с Раисой не помиритесь! Да это – так… А есть давнее предание – такое давнее, Серёга, что удивляешься: как оно до нас дошло… Тоже не на «Верхнелуганской» дело было. Километрах в шести отсюда шахта была, «Елисеевская». По тем временам – одна из самых глубоких: почти пятьдесят метров. Работал на «Елисевской» парень. Из местных, Тимофей Кондрашов. Грамотным был – Горную школу окончил. Вскоре Тимоху десятником поставили. Тут же и невеста нашлась: за десятника-то отчего не пойти, – прикинула Маруся. А любовь у неё с другим была, с Никиткой, приказчиком из городской лавки. Маруся и после свадьбы бегала к Никитке на свидания. Вот так и решила: один для дома и достатка – заработок у десятника хороший был, да и дом незадолго до свадьбы Тимоха с братьями построил. Другой – для любовных утех. В посёлке никакое событие долго тайной не оставалось… Только местные, не сговариваясь, жалели молодого десятника: никто и словом не обмолвился, что встречается Маруся с Никиткой. Бывало, мужики – в забой, а Маруся тою же минутой в степь. А там уже Никитка, бесстыдник, ждёт чужую жену, хотя и своя уже была.
-Почему же Тимофею не сказали, что… что жена его – с другим?
- Так не всякий решится…Это ж как сплеча ударить – известием таким. Что-нибудь хорошее сказать – самому порадоваться. А такое… К тому же надеялись поселковые: мол, по молодости всякое бывает… Может, опомнится Маруся, и всё у них с у Тимохой наладится.
- А что же шахта, бать? Ты говорил, – чувствует она.
- Чувствует. Тимоха – давно не новичок в горном деле. А тут – всё из рук отчего-то валится. И замечать стали мужики, что Тимофей не торопится подняться из шахты. Случалось, – сутками в забое оставался. Будто жена, хозяйка молодая, у него не дома, а здесь, в тёмной шахтной глубине.
- Узнал про Марусю с Никиткой?
-Скорее, сердце что-то подсказывало… Но – не верил Тимоха. Скрывался в шахте от беды нежданной, работой спасался от предчувствий. А работа не ладилась: проверяет Тимофей крепление – бревно-стояк вдруг подкосится, затрещит кровля над выработкой… То вдруг вода откуда-то хлынет, то лампа гореть перестанет – лишь коптит… Словно предупреждала шахта десятника Кондрашова: поднимись на поверхность… А Никитка уже и в дом Тимофеев не стыдился заходить – ночь-полночь, бывало, а он явится. Поняла Маруся, что беременна. Призадумалась, но потом беспечно рассмеялась: дескать, я замужняя!
А шахта по-своему распорядилась. Однажды перед самой зорькой словно вздохнула горько… А за неясным вздохом – рухнула кровля. Долго потом удивлялись на «Елисеевской»: мужики – все до одного! – поднялись на поверхность. Не без того, конечно: у кого голова кровью залита, у кого ушиб… а то и перелом. Но – подняться живыми! Из кромешной темноты, из-под завала! Они и сами не верили, что вышли из шахты. Кинулись, – десятника, Тимофея Кондрашова, нет. А точно помнили, как десятник отдавал приказы – куда идти. Голос Тимохин, усталый и строгий, все слышали. Шахтёры, Серёга, своих не бросают. Тут же – кто покрепче был – спустились в шахту. С зажжёнными лампами. Несколько суток завалы разбирали, только Тимофея не нашли. Смекнули мужики: шахта себе забрала Тимофея. В какие-то свои, ещё неизведанные, глубины.
Маруся не сразу поверила в своё горе. Приходила к запасному выходу, ждала, что поднимется Тимофей. В руках узелок держала, а в узелке – любимые Тимохины пирожки с капустой.
Только опоздала Маруся со своей очнувшейся в сердце любовью.
Младенца потом Тимофеева родня к себе забрала: как иначе! Они же, Тимофей с Марусей, венчанные супруги. А Маруся в монастырь ушла.
- Нуу, баать… – перевёл дыхание Серёжка. – На целую книгу рассказал. Куда там… романам и сериалам.
- Да, в общем, обычная жизнь, сын. Давай: я лунки копаю, а ты картошку раскладывай. Ростками вверх.
Серёжка бережно раскладывал в лунки проросшие клубни, о чём-то думал…
А батя спросил:
- Как думаешь, Сергей… Вот твоя одноклассница – и сама красивая… и имя у неё красивое: не Настюха какая-нибудь, – аж Вероника… Смогла бы она – после аварии в шахте – ждать мужа, сидеть в больнице у его постели?
Продолжение следует…
Глава 1 Глава 2 Глава 4 Глава 5 Глава 6
Первая часть повести Вторая часть повести
Третья часть повести Четвёртая часть повести
Пятая часть повести Шестая часть повести
Навигация по каналу «Полевые цветы»