59,5K подписчиков

Антрацит (Часть 3) Горный инженер. Окончание

3,1K прочитали

Словно мимолётно, с деланым безразличием Ольга Фёдоровна поинтересовалась – знакома ли Лизонька с инженером Савельевым… Лиза равнодушно покачала головою.

Можно было не спрашивать: Лизонька живёт не в шахтёрском посёлке, а в городе, где её папенька служит исправником горной полиции. Надо полагать, – на гулянья в конце улицы Лизонька не ходит… точно так же, как Саша Савельев не бывает на балах в уездном городе.

Зато Лизонька припомнила… и небрежно, с высокомерною усмешкой светской дамы поведала Оле:

-Папенька говорил, что он, Савельев этот, – из простолюдинов. Непонятно, как он попал в горные инженеры… А ещё папенька рассказывал… – Лиза таинственно оглянулась, сделала большие глаза, – рассказывал папенька, что инженер Савельев – социал-демократ. И подбивает шахтёров на забастовку. Поэтому вместо него на «Парамоновскую» назначат инженером Джозефа Рассела. А потом мы с Джозефом уедем жить в Англию…

Кажется, Лизонька не имела представления о социал-демократах… Довольствовалась гневными папенькиными словами о том, что это – негодяи. Ольга Фёдоровна догадалась, что Лизонька тут же забыла и про Савельева, и про социал-демократов, – вознамерилась по второму кругу рассказать трогательную историю их с Джозефом любви…

Ольга не слушала Лизоньку… Невидимой волною нахлынули воспоминания – с оттенком горьковатой грусти, но – такие счастливые…

Вспоминала Оленька самый первый день их знакомства, когда студент Горного института сильными и бережными руками поддержал её на катке… Вспоминала сияющий Рождественский бал, их встречи с Сашей Савельевым на набережной. Письма вспоминала… свой приезд на «Парамоновскую».

И от того, что случилось… – вернее, от того, что не случилось между ними с Сашей в ту пахнущую чабрецом и пресной речной водой ночь – уже не было стыдно: осталась лишь эта горькая и лёгкая, нежная грусть…

И вдруг – озарением: Саша… Александр Михайлович лишь там, в своей степи, – настоящий. Убедить его оставить шахту – это всё равно, как если бы понравившийся степной цветок по своему капризу выкопать с корнем и пересадить на петербургскую улицу… Цветок крепкий – приживётся… Лишь перестанет быть собою.

Ольга прикрыла глаза: так и Саша…

Она полюбила студента Горного института – не только за эту чистую и сильную красоту степного цветка. Её совершенно пленили Сашины рассказы о Северском Донце, о дубах, что богатырями выходят из балок в степь, о высоких курганах и сладких криницах… об угле-антраците, несметном богатстве земли вдоль Северского Донца.

А озарение – любила бы она Сашу по-прежнему, если бы он стал питерским… если бы его руки и волосы не пахли углём и полынной горечью?..

Когда они с отцом вернулись с «Парамоновской», Ольга легко, как-то очень просто сказала Константину Кирилловичу: нет…

Видно, получилось это у неё весьма понятно: Костя больше не приезжает… А на недавнем балу у Бакуниных Константин Кириллович лишь сухо поклонился Оленьке Ярославцевой… и тут же отвернулся к своей спутнице, строгой и серьёзной Вере Литвиновой. Оля незаметно оглянулась, чуть усмехнулась: они, Костя с Верой, хороши вместе…

А мичман Андрей Шереметьев почти неуловимо напомнил Оленьке горного инженера Савельева…

Андрей внимательно выслушал сбивчивый Олин рассказ – о том, какая беда ждёт инженера с шахты «Парамоновская». Задумчиво усмехнулся, повторил:

- Социал-демократ… – Взглянул на Ольгу: – А ведь инженер прав: шахтёрам необходима забота – за их столь нелёгкий и важный труд. – И вдруг с видом заговорщика подмигнул Оле: – Не мешало бы хорошенько проучить этого исправника.

Оленька обрадовалась:

- Проучить?.. Как же?

-А вот подумаем, – пообещал Андрей.

…Савельев не стал дожидаться указа по департаменту об увольнении с должности горного инженера шахты «Парамоновская» – вернулся в посёлок. В первый же вечер встретился с шахтёрами, рассказал, что денег на строительство домов нет…

Мужики молча и устало курили. Проходчик Степан Григорьевич тоже взял питерскую папиросу:

- А ты себя не вини, Александр Михайлович. Не сильно мы и надеялись… – на питерскую милость-то. Понятно: им уголь наш нужен. А где и как мы живём… каково нам на такой глубине – без должной вентиляции – уголёк-то рубить, на что им это знать. Скажу я вот что, мужики: дома будем сами строить. Каменоломня у нас под рукою, и дубы по балкам наметим, какие на стройку пойдут. То же – и с банькою при шахте: ещё и какую соорудим! Что у нас: инженера, что ли, нет – на такие дела! Не горюй, Михайлович! – Степан подмигнул мужикам: – А явятся проверяющие – мы им так и скажем: не про вас банька наша. Желаете чистыми ходить – так уж и быть, реки не жалко… ежели хорошо попросите.

Мужики рассмеялись. А у инженера Савельева потеплело в груди. Он благодарно кивнул Михайлину:

-Это ты, Степан Григорьевич, правильно заметил: сами управимся.

А рассказать мужикам о том, что на шахте будет новый горный инженер, Савельев не решился: знал, что взбунтуются шахтёры… а тогда не сдержать волну, и разговор пойдёт уже не только смене инженера. Припомнятся и старые лампы – угроза при скоплении рудничного газа, и слабая вентиляция в горных выработках, и то, что на откачке воды давно пора менять паровую машину… За всем этим последуют требования о сокращении рабочего дня. На красноречивое предупреждение Дорохова – о казачьей сотне, что вмиг прибудет на подавление шахтёрского бунта – инженер Савельев лишь усмехнулся: откуда Дорохову знать, что на здешних шахтах казаки и работают… А у кого ж из казачьей сотни поднимется рука с нагайкой – на своего брата, шурина, кума, свояка, друга, соседа!

Тревожило другое: начнутся увольнения шахтёров. А куда ж идти – с женою, с ребятами малыми… куда ж идти, – ежели с деда-прадеда сердцем прикипел к шахте. Оторвёшься, пойдёшь искать другого счастья, а какое ж счастье – с незаживающим рубцом на сердце: родное бывает единственным-заветным, и нет ему замены…

Савельеву, такому же шахтёру с деда-прадеда, как все здешние, разницы не было: спускаться ли в шахту горным инженером или простым забойщиком. Вот только должность горного инженера позволяла ему бывать в высоких кабинетах – следовательно, добиваться самого необходимого для шахты.

И Аксютка тревожила – своей надеждой на такое простое, такое долгожданное девичье счастье. Лишь после её смелого признания Александр понял, что тоже любит её. Просто все эти годы стеснялся своей любви: девчонка ведь совсем… А при случайных встречах сердце замирало: Аксинья становилась всё красивее, и счастливо волновало каждое её слово… пролесковый взгляд, робкая девчоночья улыбка. И тянуло к Аксютке так, как тянет к родственной душе.

Потом Савельев уезжал в Питер. Когда снилась степь, – снилась и Аксинья. Если посреди институтских лекций вдруг всколыхнутся перед глазами ковыльные волны, если вспомнится чабрецовый запах, – вспомнится и синеглазая девчонка…

Что с этим делать, Савельев не знал. Просто радовался, когда вспоминал её. А что больше: мала она ещё…

Может, случится так, что вырастет Аксютка, невестою станет… и найдётся славный парень, что назовёт её своею женой.

Аксютка выросла… и сказала, что любит – его одного.

После возвращения из Питера ей одной рассказал Савельев, что на шахте будет новый инженер… И то – полушутя рассказал: мол, не инженер я больше… И придётся вам, Аксинья Андреевна, выходить замуж за простого шахтёра.

Слетелись бровки-стрелочки… Знал Александр, что у них с Аксиньей души родные… и всё ж не ожидал, что она, девчонка, так безошибочно поймёт случившееся:

-Что ж, Александр Михайлович: разве работа шахтёрская от должности зависит. Ты всё равно знаешь шахту, как свой двор, и знания при тебе останутся.

У Савельева отчего-то перехватило дыхание…

- Значит, выйдешь за меня замуж?

-Выйду. – В пролесковой нежности – сбывшееся счастье: – Я так ждала, когда ты это скажешь…

… - Да просто соскучилась, папенька! – Оля обняла отца: – Ты целыми днями работаешь в своём департаменте… Домой лишь вечером приходишь. Вот и захотелось увидеть тебя, – потому и зашла.

- А уж как я-то рад, доченька! – расчувствовался строгий инспектор Ярославцев. – Да только сейчас совещание у нас: начальник собирает по важному делу. Зато потом я сразу – домой. Помню-помню: маменька сегодня обещала испечь пирог с брусникою.

Маменька и сказала, что у Фёдора Тихоновича нынче важное совещание в департаменте. А Оленька с мичманом Шереметьевым только и ждали этого. План был прост: во время совещания все служащие департамента покидают свои кабинеты. А кабинет Дорохова рядом с кабинетом инспектора Ярославцева. Если действовать быстро и уверенно, – а Ольга Фёдоровна это умеет, – вполне можно успеть отыскать на столе у Дорохова нужную бумагу. Нужная бумага – донесение этого негодяя… как там его, в общем, исправника с «Парамоновской». Донесение не просто исчезнет, а превратится в докладную – об отличной работе горного инженера Савельева, об успешно проводимой под его руководством механизации шахты «Парамоновская», о неустанной заботе инженера о быте и образовании шахтёров. Про быт и образование – очень подробно: недавно Савельев представил в Горный департамент все необходимые – надо отметить, довольно экономные, ничего лишнего, только то, что надо, – расчёты на строительство шахтёрского посёлка. А ещё инженер Савельев постоянно проводит обучение шахтёров, и там, на «Парамоновской», любой проходчик без труда разбирается в электродвигателе трёхфазного тока.

Про механизацию шахты и про электродвигатель трёхфазного тока мичман Шереметьев очень правильно написал: сама бы Оленька не додумалась до этой шахтной премудрости…

В самом конце докладной – про то, что многие шахтёрские семьи живут в землянках… и про то, что шахтёры до сих пор пользуются старыми, взрывоопасными лампами, выразительно именующимися «Бог в помощь»…

Оля не дышала, пока поменяла одну бумагу на другую…

Птицею вылетела на улицу – недалеко от Горного департамента её ждал мичман Андрей Шереметьев…

Справилась Оленька вовремя: в кабинет вошёл Арсеньев, помощник начальника, и взял нужную бумагу.

Содержимое докладной с Парамоновского рудника Арсеньев, по просьбе начальника, озвучил совещанию…

Исправник Агеев сделался багровым… И без конца вытирал большим платком взмокший лоб и шею.

После Арсеньева поднялся инспектор Ярославцев:

-Как на «Парамоновской» работает инженер Савельев, я знаю не понаслышке: это талантливый и знающий специалист. Удивляет другое… и в связи с этим у меня вопросы к исправнику горной полиции Агееву: почему вы – как надлежит вам по долгу службы! – до сих пор не предоставили в департамент сведения о срочной необходимости замены шахтёрских ламп? Почему допустили проживание шахтёрских семей в землянках? Почему на шахте нет бани?

Агеев забормотал что-то невнятное. Ярославцев приподнял руку, сурово остановил его:

- Не трудитесь. Я сам отвечу: это потому, что вы – безответственный разгильдяй.

Дорохов барабанил пальцами по колену, внимательно смотрел в окно: кажется, его очень интересовала сегодняшняя погода… А ещё господин Дорохов старательно делал вид, что никакой другой бумаги с «Парамоновской», кроме этой, так добросовестно озвученной Арсеньевым, он в глаза не видел…

… Днями в трактире Джозеф Рассел так набрался водки от Смирнова, что последствия сего дошли до английского горнопромышленника Чарльза Рассела. В Петербург ответно докатились раскаты гнева Рассела-старшего… и приказ непутёвому наследнику – незамедлительно предстать перед отцовскими глазами.

О том, что ему не стоит брать с собою Лизоньку Агееву, Джозеф всё же как-то догадался…

В Покров инженер Савельев и Аксинья обвенчались.

Первые шахтёрские лампы заправляли сурепным или конопляным маслом. Пламя в них ничем не прикрывалось, поэтому в угольных шахтах, где часто скапливался рудничный газ-метан, такие лампы были крайне взрывоопасными. Поэтому шахтёры называли их «Бог в помощь». Позже конструкция лампы изменилась: теперь пламя было прикрытым, и шахтёры ласково называли новые лампы «Благодетельницами».

В девятнадцатом и начале двадцатого века водка от Смирнова по праву считалась лучшей в России и высоко ценилась за пределами Империи.Водка от Смирнова получала высшие награды на Международных выставках, а также многочисленные медали и дипломы. После выставки в Филадельфии Минфин разрешил купцу Первой гильдии Смирнову помещать на этикетках бутылок государственный герб – двуглавого орла – как знак наивысшего достижения российской промышленности.

Знай наших!

Уважаемые читатели! Продолжение повести «Антрацит» следует… Автор от всего сердца благодарит вас за общение и надеется на наши встречи.

Фото из открытого источника Яндекс
Фото из открытого источника Яндекс

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5

Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10

Первая часть повести Вторая часть повести

Четвёртая часть повести

Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)