Сцена, рампы, театр юного актёра. Мне семь и я на сцене. Мама привела. Маме хочется раскрыть в ребёнке потенциал и помочь социализироваться. А у ребёнка в анамнезе социофобия, воображаемые друзья и немного мизантропии, пока не очень выраженной в словах и поступках. Но всё впереди.
Я застыла и, кажется, даже дышу внутрь. Людей слишком много, свет слишком яркий. Чей-то голос по ту сторону света просит басню, а я продолжаю стоять и молчать. Для меня важна связь между звуком и картинкой, лицом и голосом. Но лица не видно за светом рамп.
— Про ворону и лисицу знаешь?
— Знаю..
— Ну давай, не бойся.. ну?... вороне где-то бог… ну что же ты?
А меня как будто парализовало — из-за света, из-за этих безликих голосов и от того, что все они чего-то от меня ждут. Со мной так всегда, когда вокруг много людей. Мне с ними некомфортно. Теперь мама наверняка расстроится.
С музыкальной частью я справилась без проблем. Крошечная мягонькая тётя в чёрном костюме села за рояль, наиграла нехитрую мелодию. Ободряюще улыбнулась: «можешь напеть? Я напела, это не сложно. Она захлопнула крышку рояля и пальцами пробарабанила ритм. Снова попросила повторить. Это ещё проще: мама часто так делает, когда о чём-то задумывается. У неё сильные и ловкие пальцы — пальцы гитаристки. Мне нравится следить за тем, как чётко и выразительно они выстукивают разные ритмы. Я сразу же пытаюсь повторить. Пальчики ещё детские и так звучно у меня не получается, но ритм я всегда воспроизвожу безошибочно.
Вышли из театра. Мама молчит, я понуро плетусь рядом. И вдруг меня будто прорвало:
— Вороне где-то бог послал кусочек сыра… На ель ворона взгромоздясь, позавтракать было совсем уж собралась…. Мартышка к старости слаба глазами стала, а у людей она слыхала…. и тд. и тп.
Я тараторила без остановки, басню за басней.
Мама вздохнула: «Что же ты там-то молчала? Я пожала плечами. А она просто обняла меня и рассмеялась.
В этот театр мы больше не вернулись. Но странное дело — ступор ушёл. Страх сцены при этом никуда не делся, просто с тех пор он больше меня не парализует. Наоборот, я начинаю говорить, говорить, говорить — всё подряд. Во мне как будто включается автопилот. И страх потихоньку отступает.
