Нужно понять, во имя чего живут бойцы на пределе человеческих сил, какой будет жизнь, во имя которой не щадят они себя.
Актуальность размышлений: о судьбах людей, которые разорваны на мелкие лоскуты в самом пекле войны, попытка их собрать, разглядеть и снова стачать в полотно грубыми нитками живых переживаний - очень современны! Читаешь и невольно берёшь в руку иголку времени и начинаешь сшивать лоскуты человеческих страданий.
Статья опубликована в газете ПРАВДА, понедельник, 4 июля 1988 года:
Народ бессмертен
Сорок с лишним лет минуло, а война продолжает жить в памяти народной. Так сказывается безмерная благодарность тем, кто кровью — а многие и жизнью — своей оплачивал право ныне живущих на счастье жить, работать, любить на свободной земле. Но эта благодарная память еще и реальная сила в борьбе человечества за мир, за подлинное торжество на нашей планете идеалов добра, гуманизма.
Тема войны в нашей литературе с годами не стареет, но встречается все реже. И дело не только в том, что редеют ряды писателей фронтового поколения: накопленный в послевоенные годы исторический опыт ставит перед художниками все новые, усложняющиеся задачи. И одна из важнейших среди них — задача осмысления минувшей войны в масштабах истории. И одновременно—в масштабах человеческой жизни, противостоящей огненному смерчу.
К решению этой задачи наша литература вышла не сегодня. Достаточно напомнить о В. Астафьеве и А. Адамовиче, Г. Бакланове и В. Быкове, Ю. Бондареве и В. Кондратьеве... Человек и война — вот о чем пишутся книги теми, кто вслед за поэтом С. Орловым мог бы сказать: «Я, может быть, какой-нибудь эпитет—и тот нашел в воронке под огнем». В их ряду и — лишь теперь пришедшие к читателю повести и рассказы К. Воробьева и В. Тендрякова, обжигающие сердце жестокой правдой, размышления К. Симонова. В их ряду и документальная повесть Д. Гусарова «Пропавший отряд», где буквально по крупицам восстанавливается героическая история партизанского отряда, бесследно исчезнувшего в годы войны в лесах Карелии.
Вспоминается и вышедший в начале 50-х годов роман В. Гроссмана «За правое дело», где сюжетным центром являлся сражающийся Сталинград. Роман этот был лишь первой частью дилогии. Вторая ее часть — роман «Жизнь и судьба» — была сдана в печать в 1961 году, но пришла к читателю лишь сейчас, она напечатана в 1—4 номерах журнала «Октябрь» за этот год.
Долгим и трудным был путь книги, основным достоинством которой является беспощадная правда, обеспеченная и точностью изображения жизни, и глубиной размышлений о судьбе народной. Правда, в основании которой — желание понять, объяснить, как случилось, что гитлеровские полчища смогли выйти к берегам Волги, и почему они оказались не в силах преодолеть те несколько сотен метров, что отделяли их от великой русской реки. А чтобы понять это, писателю нужно было рассказать не только о героических защитниках города, но и — о почти безбрежно широком мире людей, в чьих судьбах сражение у стен Сталинграда играло, без преувеличения, решающую роль. И еще: нужно было обладать немалым гражданским мужеством, чтобы уже тогда, в начале 60-х годов, увидеть одну из главных причин наших военных поражений в беззакониях, связываемых с именем Сталина.
В один узел стягиваются в романе судьбы множества людей. Стягиваются не сюжетом, а мыслью о месте человека в жизни, о смысле человеческого существования, о мере, которой измеряется ценность человеческой личности. Тут раньше всего следует сказать о стремлении героев романа В. Гроссмана быть непременно на передовой, на линии огня. Это относится и к тем, кто стоит насмерть в Сталинграде, и к тем, кто в фашистском концлагере не хочет сдаваться на милость врага, и к тем, кто бьется над решением научных проблем, которые обретают особую важность в условиях ожесточенной схватки с фашизмом. Но стоит вспомнить в этой связи и о безвинно страдающих в сталинских лагерях, о гибнущих в душегубках фашистских лагерей смерти: безмерны чувства печали и гнева, вызванные напоминанием о разгуле самых низменных страстей, которые порождают беспредельную деспотическую власть злодейства над народом.
В. Гроссман внимателен к подробностям жизни, быта военной поры, что придает изображению особую достоверность. Здесь не только воюют: даже в окопах Сталинграда люди продолжают жить — они спорят, ссорятся, влюбляются. И потому возникает ощущение неодолимой силы, что живет в человеке, не сломившемся даже под шквалами огня. Как ее апофеоз воспринимается появление на свет нового человека, родившегося на вмерзшей в волжский лед барже.
Страшен быт лагерников, которым напрочь отказано в возможности обладать чувством человеческого достоинства даже — в праве на жизнь. Однако они озабочены не просто желанием выжить, но при этом еще — сохранить в себе человека. Потому-то в лагере смерти ожесточенно спорят о политических платформах, о судьбе советского строя.
Едва ли не самое поразительное в романе В. Гроссмана — открывающаяся здесь способность человеческого духа взмывать беспредельно высоко в условиях, когда человек, казалось бы, уже должен быть сломлен, раздавлен. Это особенно отчетливо обнаруживается в огне боев. «Хороши были в Сталинграде отношения людей. Равенство и достоинство жили на этом политом кровью глинистом откосе. Интерес к послевоенному устройству колхозов, к будущим отношениям между великими народами и правительствами был в Сталинграде почти всеобщим. Боевая жизнь красноармейцев и их работа с лопатой, с кухонным ножом, которым чистилась картошка, либо с сапожным ножом, которым орудовали батальонные сапожники,— все, казалось, имело прямое отношение к послевоенной жизни народа, других народов и государств».
Так возникает ощущение, «что книга истории перестала быть книгой, а влилась в жизнь, смешалась с ней».
На совмещении масштабов будничного — но какие это были будни! — и исторического строится повествование. Возможность такого совмещения может появиться лишь там, где человек осознает, как велика его собственная роль в судьбе родины, народа. И тогда — под навесным огнем противника, в развалинах дома, что глубоко вклинился в расположение гитлеровцев,— возникает у героев романа чувство свободы. Все злое — часто, непонятное,— что входило в их жизнь в предвоенную пору, отходит, становится достоянием прошлого, требующим осмысления. И, пожалуй, никогда еще размышления и разговоры о том, что происходило в стране в пору коллективизации или в 37-м году, не были столь смелыми и резкими, как в те дни, когда в битве на волжских берегах решалась судьба советского народа.
В. Гроссман написал книгу о величии и трагедии народа.
О величии людей, побеждающих сильного, беспощадного врага. О трагедии, переживаемой ими в эпоху царящего в стране беззакония, жестокого произвола. Его чудовищную тяжесть испытывают на себе не только те, кто подобно старому коммунисту Абарчуку томится в сибирских лагерях, или подобно видному прежде работнику Коминтерна Крымову проходит через камеры следователей. Даже в фашистском концлагере, в среде тех, кто организует здесь движение сопротивления, возникает атмосфера недоверия, подозрительности, жертвой которой становится майор Ершов, чьей натуре не была свойственна покорность.
Лишь освобождаясь из-под власти злой силы, возвышающейся над ним, человек оказывается способным на подвиг. Его совершает отрезанный от своих небольшой гарнизон дома «шесть дробь один», где каждый из бойцов знает себе цену. Подвиг совершает и не сломившийся в фашистском концлагере майор Ершов, чувствующий свою силу здесь, где ничего «не значили ни высокие звания, ни ордена, ни спецчасть, ни первый отдел, ни управление кадров, ни аттестационная комиссия, ни звонок из райкома, ни мнение зама по политической части». И физик Штрум, отказываясь каяться в не совершенных им идейных прегрешениях, тоже по-своему совершает подвиг, сохраняя право на уважение и самоуважение. И каким жалким выглядит он в собственных глазах, когда, побуждаемый страхом потерять обретенные им блага, скрепляет своей подписью чудовищную клевету.
В. Гроссман обращается ко времени, когда, казалось, силы зла вот-вот одержат верх. На волжских берегах не только была остановлена военная машина фашизма — был нанесен сокрушительный удар по его претензиям на идейное превосходство. Жалок вид бросающих оружие гитлеровских вояк, мелочны мысли, одолевающие их полководца. Не только стойкость, но и величие народного духа дали возможность одержать победу. Запоминаются страницы романа, где защитники города держатся на островках среди моря горящей нефти. Но остается в памяти и старая женщина, что протянула кусок хлеба пленному немецкому солдату, повинному в обрушившихся на ее семью, ее город, ее страну тяжких бедах.
Как никогда мало стоила человеческая жизнь в ту пору, о которой рассказывается в романе В. Гроссмана. Тем напряженнее раздумья писателя о том, что же позволило человеку выстоять под напором сил зла. Роман о войне поистине становится романом философским: его герои даже под огнем врага много размышляют, спорят — им сейчас (завтра для них может и не наступить) нужно понять, во имя чего живут они на пределе человеческих сил, какой будет жизнь, во имя которой не щадят они себя.
Вопросы совсем не простые, Все достаточно ясно, когда герои романа сталкиваются с человеконенавистническими идеями фашизма: даже философствующему гестаповцу Лиссу не под силу доказать, что национал-социалисты закладывают на немецкой земле основы народного государства. Куда труднее понять — и это мучит многих героев романа,— почему во имя торжества высоких идей, которые святы для советского человека, оказываются вычеркнутыми из жизни многие честные, преданные этим идеям люди, почему все более сгущается в стране атмосфера всеобщего недоверия, подозрительности. В справедливость именно такого хода вещей почти до конца смог уверовать в романе комиссар Крымов: лишь сам оказавшись жертвой нелепого и страшного обвинения в предательстве, он на себе сполна испытал бессмысленную жестокость, столь характерную для эпохи сталинского самовластия.
Написанный почти три десятилетия назад роман В. Гроссмана прочитывается как книга удивительно современная. Тут открывается правда, к которой способна прорваться лишь безудержно смелая мысль.
Особенно важна для нас сегодня столь сильно выраженная в романе убежденность в том, что по-настоящему сильным может быть лишь свободный человек. Тот, кто живет и идет на смертный бой,— повинуясь не приказу или угрозам, но — велению собственного сердца. Насилие над человеческой личностью — гнет его не перестают ощущать герои романа — подавляет человека, лишает его смелости, инициативности, превращая лишь в исполнителя. А это оборачивается бедою не только для него самого, но — для человечества. Именно так, потому что в романе рассказывается о битве с фашизмом, угрожавшим существованию человека на Земле.
Не случайно при чтении романа В. Гроссмана вспоминается гениальная толстовская эпопея «Война и мир». Речь не о масштабах дарования, но прежде всего — о стремлении советского писателя подхватить глубоко гуманистическую мысль о бесчеловечности войны, противопоставить ее жестокому напору неистребимую силу жизни. Силу, которую питает убежденность в своей правоте, способность и под сокрушительным огнем сохранить в себе человека: способность размышлять о законах мироустройства, думать о том, как будут жить люди после войны, наконец, способность любить оставаться милосердным и в условиях кровавых боев. Запоминается возникающая «среди развалин, под вой немецких пикировщиков» вечная история влюбленных Дафниса и Хлои. Но запоминается и то, как в одной воронке оказываются застигнутые бомбардировкой советский и немецкий солдаты. Руки их — грубые рабочие руки — соединяются по ошибке, но и, поняв ее, одетые в военную форму люди уже не могут поднять оружия друг на друга: ощущение общей беспомощности перед обрушивающимся с неба огненным шквалом внезапно — пусть всего лишь на миг — соединяет их.
И еще об одной давней традиции русской литературы, связывающейся для нас прежде всего с именем Л. Толстого, напоминает роман В. Гроссмана. Здесь воссоздается единый при всем своем многообразии облик мира. Война проникает во все его поры, определяя судьбу, жизненное поведение каждого из персонажей романа. Но и под сокрушительным огнем врага продолжается жизнь, где есть место и высоким помыслам, и мелочным заботам. Поток жизни льется в романе В. Гроссмана широко, свободно. Писатель вовсе не стремится развязать непременно все завязывающиеся здесь сюжетные узлы, не стремится завершать рассказ о судьбе каждого из персонажей книги.
Именно книги, ибо содержание написанного В. Гроссманом не укладывается в рамки привычных представлений о романе, где в центре — жизнь отдельного человека. Здесь повествуется о судьбе народной, к которой в сущности и восходит судьба каждого из персонажей.
Они находятся во власти сил, тяжесть которых безмерно велика и до жестокости сурова. Но люди, о которых рассказывает В. Гроссман, вовсе не склонны подчиняться судьбе — в схватке с нею побеждает жизнь. Побеждает желание противостоять бесчеловечности, сохранить в себе — а стало быть, сохранить для людей — веру в торжество добра. (Анатолий КАРПОВ. Доктор филологических наук).
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом Президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "ПРАВДА". Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
