Аннотация: Рассматриваются проблемы методики и методологии археологического изучения погребений Южного Урала эпохи бронзы со следами установки колёс (на оси). Подчёркивается необходимость научно-достоверной археологической интерпретации синташтинско-петровско-алакульских погребений с колёсами как важнейшего предварительного этапа подлинно-научной реконструкции использовавшихся транспортных средств и источника для историко-социологических обобщений. Выявляется псевдонаучный характер колесничного мифа в истории Южного Урала эпохи бронзы. Доказывается псевдонаучность лингвистической карты Южного Урала эпохи бронзы.
Ключевые слова: Южный Урал, эпоха бронзы, псевдоколесницы, псевдореконструкции, псевдонаука, псевдолингвистика.
Semenenko A. A. On the scientific dishonesty of the authors of a collective monograph on the history of the Southern Urals of the Bronze Age. Book Review: The Southern Urals’ Region in the palaeometal epoch. The Bronze Age / A. V. Epimahov et al. // The history of the Southern Urals’ Region: in 8 volumes. — V. 2. — Chelyabinsk: SUSU Publishing Centre, 2019. — 432 p.
Annotation: The problems of the methodology of the archaeological investigation of the burials of the Southern Urals of the Bronze Age with traces of the installation of wheels (on the axis) are considered. The necessity of carrying out a scientifically reliable archaeological interpretation of the Sintashta-Petrovka-Alakul burials with wheels is emphasized as the most important preliminary stage of a truly scientific reconstruction of the vehicles used and a source for historical and sociological generalizations. The pseudoscientific character of the chariot myth in the history of the Southern Urals of the Bronze Age is revealed. The pseudoscientific nature of the linguistic map of the Southern Urals of the Bronze Age is demonstrated.
Key words: the Southern Urals’ Region, Bronze Age, pseudochariots, pseudoreconstructions, pseudoscience, pseudolinguistics.
Во 2 томе «Истории Южного Урала» (печатается по решению Учёного совета Южно-Уральского государственного университета) содержатся разделы «Культуры бронзового века Южного Урала (археологические источники)» (автор — А. В. Епимахов), «Жизнь день за днём» (автор — А. В. Епимахов) «Транспорт бронзового века» (авторы — А. В. Епимахов и И. В. Чечушков), «Война и военное дело» (автор — И. А. Семьян), «Мир мужчин и мир женщин в погребальных обрядах и ритуалах эпохи бронзы» (автор — Е. В. Куприянова) и «Мир детства бронзового века» (автор — Н. А. Берсенева), в которых неоднократно говорится об изобретении, сооружении и использовании населением этого региона в бронзовом веке колесниц, колесничного комплекса и колесничных могил (стр. 67, 87, 97, 100–101, 194, 216, 263, 265–266, 268–270, 276, 290–292, 299, 307–308, 311–313, 317, 343, 358).
А. В. Епимахов и И. В. Чечушков категорически и безапелляционно утверждают, что «реальность существования степных колесниц не должна подвергаться сомнению» (стр. 270). Однако в науке сомнению может и должно подвергаться всё.
Колесница — это запряжённая (взнузданными) тягловыми животными (быками или эквидами), дышловая, снабжённая двумя (спицевыми или дисковыми) колёсами повозка с открытым (сзади) трёхбортным кузовом и/или перилами и/или специальной опорой/стойкой/поручнем, при этом бортики и/или кузов и/или перила и/или опора/стойка/поручень должны иметь высоту и прочность, достаточные для того, чтобы служить средством сохранения равновесия стоящего колесничего при движении и/или повороте/остановке колесницы. В древнейшую эпоху в колесничных упряжках также использовали козлов и оленей.
Погребение может/должно быть охарактеризовано как колесничное только при обязательном наличии в нём достоверных остатков или чётко и однозначно фиксируемых следов наличия трёх главных элементов колесницы — пары колёс (со спицами или дисковых), открытого сзади для восхождения на колесницу возницы кузова и/или перил/стойки/поручня достаточной высоты и дышла.
При отсутствии в погребении (следов/остатков) деревянных элементов колесницы оно может быть охарактеризовано как колесничное при условии сохранения металлических деталей и обкладок деревянных элементов повозки (обода, оси, ступицы, спиц, кузова, перил, поручня, дышла, ярма).
Отсутствие (следов/остатков/деталей) борт(ик)ов и/или перил/поручня кузова в погребении является принципиальным обстоятельством, исключающим возможность идентификации его как колесничного с объективно-научной точки зрения. При отсутствии (следов/остатков/деталей) борт(ик)ов и/или перил/поручней кузова с абсолютно равнозначной вероятностью остатки/следы колёс со спицами и ступицей и оси могут считаться принадлежащими не (боевой/гоночной/ритуальной/статусной) колеснице, а двухколёсной повозке сидячего или лежачего типа.
Наличие в погребении только следов/остатков колёс и дышла с объективно-научной точки зрения не является достаточным критерием для идентификации транспортного средства как колесницы — без (деталей) бортов кузова или заменяющих их перил/стоек/опоры/поручня стоячей колесницы нет. Т.е. только следы/остатки колёс, оси и дышла могут интерпретироваться как свидетельство помещения в могильную яму безбортовой двухколёсной повозки или двухколёсной повозки с бортами/перилами, не являющейся колесницей.
Археология восточно-европейских и урало-казахстанских (лесо)степей эпохи бронзы не располагает никакими неопровержимыми либо достоверными данными о (символическом/временном) помещении носителями культур катакомбной культурно-исторической общности, потаповской, абашевской и срубных археологических культур и синташты-петровки-алакуля не просто двухколёсных повозок либо даже только пары колёс (на оси), а именно колесниц в свои погребения.
Мы наблюдаем двойную системную подмену научных понятий в работах представителей данной школы археологов — псалии, колёсные ямки и следы оси/ступиц(ы) трактуются как колесничные, гипотетически реконструируемые на этом основании двухколёсные повозки — исключительно как колесницы (и это при отсутствии следов/остатков/деталей дышла и бортиков/перил/поручня кузова вообще!).
Предложенные нами уточнённое определение колесницы и понятие эталонного колесничного погребения показывают и доказывают, что ни одно из найденных на момент написания этого отзыва погребений (лесо)степей Евразии бронзового века со следами (временного/символического) размещения в них колёс (на оси) не является колесничным.
Простая, но принципиально строгая научная объективность требует от учёных осторожности в суждениях, интерпретациях и реконструкциях при неимении достаточно надёжных данных. Однако в работах представителей колесничной школы археологии (лесо)степей Восточной Европы, Приуралья и Казахстана эпохи бронзы и в частности сотрудников Южно-Уральского государственного университета мы видим нечто совершенно противоположное.
Вместо археологического факта фабрикуется псевдоархеологический (потому что не (достаточно достоверно) обоснованный научными данными) ментальный конструкт, который в дальнейшем используется как подлинный археологический факт. Урало-казахстанские реконструкторы–бронзовики и их восточно-европейские коллеги соревнуются в изобретении всё новых и новых моделей фантомных колесниц своих регионов бронзового века, переходя от графических чертежей и компьютерных реконструкций (стр. 268) к их физическому воплощению (стр. 290, 299). Вся эта псевдонаучная псевдореконструкторская пирамида основывается на крайне ненадёжном и явно недостаточном для неё фундаменте (где колесница «воссоздаётся» по колесу, его отпечатку или псалиям (со следами сработанности в результате применения в упряжке неизвестного типа повозки)) и рассыпается при простом обращении к принципам научной объективности и достоверности данных.
Игнорируя и замалчивая объективную трудность в виде археологического факта отсутствия такого принципиального элемента колесницы как кузов или его функциональный заменитель (перила/стойка/поручень) высотой, достаточной для того, чтобы служить опорой стоящему вознице/колесничему, псевдореконструкторы (к числу которых относятся (со)авторы разделов рецензируемой монографии И. В. Чечушков и И. А. Семьян) вопреки азам научной объективности и достоверной доказательности «видят» и «реконструируют» «колесницу» там, где её нет.
Даже в эталонных древнекитайских, лчашенских и этрусских погребениях с двухколёсными повозками на конной тяге, не идущих ни в какое сравнение с откровенно убогими с колесничной точки зрения могильными ямами синташты-петровки-алакуля, выявление подлинных колесниц сопряжено с большими трудностями, поскольку важнейшим обстоятельством здесь является чёткая фиксация наличия/отсутствия достаточной высоты кузова/перил/поручня/стойки для опоры едущего в положении стоя возницы/колесничего.
Даже эталонные погребения с тремя чётко фиксируемыми принципиальными элементами колесницы — парой колёс на оси, кузовом/перилами и дышлом далеко не всегда могут быть охарактеризованы как подлинно колесничные, если в них недостаточна высота кузова/перил и (при этом) нет поручня/стойки/опоры для стоящего возницы/колесничего. В таких случаях следует говорить не о стоячих колесницах, а о сидячих прогулочных/ритуальных/военно-транспортных/парадных двухколёсных повозках на конной тяге или лежачих двухколёсных платформах на конно-эквидной тяге для транспортировки мертвеца (в загробном мире).
Все эти моменты совершенно никак не учитываются сторонниками колесничной интерпретации погребений со всего лишь элементами колёс/оси/ступицы/днища в катакомбных и синташтинско-петровско-алакульских могильниках эпохи бронзы. Налицо крайне низкий уровень подобных построений с объективно-научной и методико-методологической точек зрения. Удивительным является то, что десятки профессиональных археологов–бронзовиков–колесничников, включая и реконструкторов, на протяжении более четырёх десятилетий не соблюдают элементарные методологические правила археологической интерпретации и археологической реконструкции.
Без резкого качественного улучшения объективной фактологической базы — достоверно зафиксированных принципиальных элементов настоящей колесницы, позволяющей отличить её от повозки (речь идёт прежде всего о кузове или заменяющих его перилах/поручне/стойке/опоре для удержания равновесия стоящего колесничего при движении/поворотах/остановке транспортного средства) — вся эта грандиозная псевдонаучная конструкция восточно-европейской и урало-казахстанской (лесо)степной археологии бронзового века по-прежнему будет оставаться колоссом на глиняных ногах и фантомным пузырём, существование которого будет «доказываться» исключительно косвенными «аргументами» (такими как псалии с одинаковыми следами стёртости при использовании лошадей в упряжке стоячих и сидячих двухколёсных повозок, парное погребение лошадей рядом с каменным ящиком, оружие, недатируемые наскальные изображения других регионов и изображения на сосудах, необоснованно проводимые аналогии с другими культурами) и верой и следованием авторитетам и/или историографической традиции и корпоративной/профессиональной солидарности.
Необоснованными аналогии являются потому, что анализ лчашенских, китайских и этрусских эталонных погребений с повозками показывает, что носители одних и тех же археологических культур могли одновременно использовать (и помещать в могилы) как настоящие стоячие (конные) колесницы, так и сидячие двухколёсные повозки на конной тяге. С другой стороны, носители двух смежных культур могли синхронно (как в исторически засвидетельствованной и материально задокументированной (настенными рельефами) битве при Тиль-Туба на р. Улаи ок. 653 BCE) пользоваться разными типами двухколёсных повозок со спицевыми колёсами на конной тяге — стоячими боевыми колесницами (Ассирия) и сидячими безбортовыми военно-транспортными повозками с боковыми предохранительными перилами у колёс для лучников (Элам). Но и те, и другие при размещении в могильных ямах оставили бы при условии полного и бесследного разложения кузова и дышла одинаковые колёсные ямки (со следами спиц, оси, ступицы и шин).
Действительно зафиксированные в ряде погребений синташты-петровки-алакуля и некоторых восточно-европейских археологических культур степной бронзы следы (временной/символической) установки колёс (на оси) объективно указывают лишь на то, что эти создатели этих могильников были знакомы с неизвестным(и) типом/типами двухколёсной повозки на конной тяге, которая использовалась не только воинами, но представителями других профессий и социальных прослоек/групп.
Достоверно доказательно и объективно она применялась как ритуально-обрядовый инструмент для транспортировки умершего в загробный мир. Любые другие функции — военная, (военно-)транспортная, парадно-прогулочная, статусная — лишь возможны, но недостаточно достоверно доказательно и объективно обоснованы.
Достоверно доказательно и объективно многие погребения синташты-петровки-алакуля содержали лишь следы двух колёс (на оси), что позволяет обоснованно утверждать, что именно их — пару колёс (на оси) — и помещали в них (временно) с ритуально-символической целью.
Все выходящие за пределы этого очерченного вышеизложенными определениями круга «интерпретации», лжереконструкции и фантазийные построения относятся к сфере псевдонаучной псевдоколесничной псевдоархеологической псевдореконструкции и должны быть отброшены как псевдоисторический миф.
Из вышеизложенного очевидно, что вышеперечисленные авторы коллективной монографии по истории Южного Урала эпохи бронзы, являющиеся сотрудниками Южно-Уральского государственного университета, нарушают фундаментальные принципы научной добросовестности и продолжают при поддержке руководства своего учебного заведения (см. предваряющее рецензируемый том обращение Президента Южно-Уральского государственного университета, члена-корреспондента Российской академии наук Г. П. Вяткина) ретранслировать и распространять в отечественной и мировой исторической науке псевдонаучный миф о том, что погребения синташты-петровки-алакуля эпохи бронзы со следами ((временной) установки в них) двухколёсных повозок неизвестного типа являются колесничными (стр. 87, 97, 101, 265, 290, 307, 311, 313, 317, 358), выстраивая на этом ложном и бездоказательном основании грандиозную псевдонаучную конструкцию под названием «колесничный комплекс степной Евразии» (стр. 67, 97, 100, 263, 265, 269, 291–292, 308) со всеми вытекающими из неё псевдоисторическими построениями относительно приоритета южно-уральского очага возникновения колесничества (стр. 263, 266, 269, 290–291), горизонта колесничных культур (лесо)степи, существования у их носителей прослойки воинской колесничной аристократии (стр. 270, 291, 308) и воинских колесничных кланов и таких же «мужских профессиональных сообществ» (стр. 308, 312) «степных (прото)ариев» (стр. 372–385 в разделе «Лингвистическая карта Южного Урала эпохи бронзы» (автор — А. А. Воронков)) «с мужской субкультурой… агрессивного военизированного общества» (стр. 313), миграции их (стр. 269–270) в Китай, в Эгеиду в виде будущих древних греков и в Сирию, Восточную Анатолию и Верхнюю Месопотамию, Иран и на Индостан в виде (будущих) ариев-создателей Ригведы (стр. 218–219) и т.д.
Деконструкции этого псевдонаучного мифа на основании объективных археологических данных в значительной степени и посвящён наш отзыв.
Из частных вопросов, возникающих к авторам коллективной монографии по истории Южного Урала эпохи бронзы, следует отметить противоречивость и несогласованность их утверждений относительно мифических «колесниц» синташты-петровки-алакуля.
Так, И. А. Семьян полагает, что эти «лёгкие повозки позволяли воинам-пастухам быстро перемещаться вместе со скарбом и оружием вслед за стадом» (стр. 290), тогда как А. В. Епимахов и И. В. Чечушков подчёркивают, что «для перемещения грузов эти экипажи не слишком годились, даже второму человеку разместиться в кузове было затруднительно. Грузоподъёмность четырехколёсных телег, запряжённых волами, заведомо больше, и управлять ими проще» (стр. 270). О каком скарбе воинов-пастухов, якобы перевозившемся на колесницах вслед за стадами, в таком случае говорит И. А. Семьян?
Кроме того, сопровождение боевыми по А. В. Епимахову и И. В. Чечушкову (стр. 270) и тому же И. А. Семьяну (стр. 290–291) колесницами синташтинцев стад скота, отар овец и табунов лошадей по пастбищному бездорожью представляется не только нереалистичным, но и излишним — Е. В. Куприянова указывает на «отсутствие очевидного врага у жителей укреплённых поселений, а также отсутствие следов реальных воинских конфликтов» (стр. 313).
И. А. Семьян утверждает, что «в схватке колесница давала воину огромные преимущества. Он перемещался быстрее любого пехотинца, в него было трудно попасть, сам же он мог нести большое количество оружия (стрел и копий) и стремительно поражать неприятеля. Таким образом, колесница представляла собой мобильную боевую платформу… Картина боя в синташтинское и петровское время могла быть весьма разнообразной… колесничие могли обстреливать врага из усиленных луков на существенном расстоянии — как минимум 150 метров. Колесница стремительно проносилась вдоль вражеского войска, осыпая его стрелами и дротиками» (стр. 290–291). Но буквально тут же И. А. Семьян говорит нечто совершенно противоположное: «В «Илиаде» Гомера есть описание колесницы как первой боевой десантной машины. Возница доставлял воина к театру боевых действий, где тот спешивался и вступал в сражение. В тех случаях, когда у воина возникали проблемы (отступление, ранение, потеря оружия), возница мог его стремительно эвакуировать» (стр. 290).
Тут возникает сразу несколько вопросов. Если, по А. В. Епимахову и И. В. Чечушкову, «для перемещения грузов эти экипажи не слишком годились, даже второму человеку разместиться в кузове было затруднительно» (стр. 270), то откуда у И. А. Семьяна появляется возница? Если возницы не было, то кто привозил воина к полю боя и увозил с него в случае ранения? Была ли мифическая синташтинская «колесница» всё-таки боевой или только десантной машиной? Ну и опять-таки замечание Е. В. Куприяновой об «отсутствии очевидного врага у жителей укреплённых поселений, а также отсутствии следов реальных воинских конфликтов» (стр. 313) — где те живописуемые И. А. Семьяном вражеские войска, вдоль строя которых якобы проносились «колесницы»? Если, по А. В. Епимахову и И. В. Чечушкову (стр. 270) и тому же И. А. Семьяну (стр. 290–291) «колесницы» были именно боевыми, то для войн с кем они были якобы изобретены и созданы? Ведь и сам А. В. Епимахов восклицает: «В Зауралье настоящих противников, видимо, просто не было!» (стр. 225) И, наконец, и И. А. Семьян признаёт, что «крепости синташтинской культуры не несут признаков боевых действий, фиксируются лишь следы пожаров, не сопровождающиеся признаками военных катастроф. Поселения возведены без учёта оборонительных возможностей рельефа» (стр. 282).
Вообще следует отметить, что раздел «Война и военное дело» (автор — И. А. Семьян) является одним из самых слабых в книге. В главу по оружию, вооружению и конфликтам Южного Урала эпохи бронзы инкорпорированы многочисленные не относящиеся к делу вставки (с иллюстрациями) о военном (стр. 277) и осадном деле (стр. 283) Древнего Египта, о Пепкинском кургане абашевской культуры в Поволжье с воинским погребением (стр. 277), о некрополе Ольмо Ди Нагара на севере Италии с погребениями мечников (стр. 278 — отметим, что синташтинцы-петровцы-алакульцы мечами не пользовались), о коллективном погребении в местечке Сунд (Западная Норвегия) (стр. 278), о месте сражения бронзового века у реки Толлензе в Западной Померании (Германия) (стр. 278–279), об укреплённом поселении Провадия-Солницата варненской культуры Болгарии позднего энеолита (4400–4100 гг. до н. э.) (стр. 280), об оборонительных укреплениях в Польше у деревни Мешковице (стр. 280) и Ливенцовско-Каратаевской крепости на Дону (стр. 280), об аристократическом бое Эгеиды и Ближнего Востока (стр. 286), о реконструкции древнеегипетской боевой колесницы и меча эпохи бронзы из Великобритании (стр. 286), о вооружении и военном деле Центральной и Северной Европы бронзового века (стр. 287), об укреплённом поселении абашевской культуры Малокизильское селище и Верхне-Кизильском кладе медных и бронзовых изделий (стр. 280–281, 287), о клинковом оружии бронзового века, сейминско-турбинской традиции производства вооружения и Бородинском кладе на территории современной Одесской области Украины (стр. 291), о древнейших мечах Северной Европы, шлеме из Хайдубёсёрмень (Венгрия) и микенских доспехах из Дендры (стр. 294), о жертвоприношениях оружия в Западной Европе эпохи бронзы (стр. 295) и о методе эксперимента в археологии (стр. 294–298). И. А. Семьян допускает в своём разделе и откровенные ошибки — так, он утверждает, что «появившись в Европе, клинковое вооружение бронзового века вскоре было заимствовано на Ближнем Востоке» (стр. 291). На самом деле всё было с точностью до наоборот — первые настоящие (и сразу серийные) бронзовые мечи (в т.ч. со следами от ударов на лезвиях) зафиксированы пока именно в Азии — в Юго-Восточной Анатолии в горах Тавра в дворцово-храмовом комплексе и царской гробнице Арслантепе и в Тюлинтепе в 80 км к северо-востоку от Арслантепе. Датируются они 3400–2900 гг. до н.э.
Два уникальных меча из бронзы майкопской археологической культуры 3500–3300 гг. до н.э. из урочища Клады и Майкопского кургана в Адыгее явно являлись результатом импорта закавказских традиций изготовления оружия либо единичных экспериментов и ни на Северном Кавказе, ни тем более в Восточной Европе продолжения в бронзовом веке не имели.
Здесь, конечно, налицо недосмотр основного автора тома — А. В. Епимахова: работу своего аспиранта для такого претендующего на академичность издания ему следовало подвергнуть более тщательной правке.
Несколько слов о попытке А. А. Воронкова составить «Лингвистическую карту Южного Урала эпохи бронзы».
Само название данного раздела ненаучно, ибо лингвистическая карта может быть составлена только на основании изучения языков/говоров носителей живых (пусть даже и реликтовых) диалектов определённой местности (например, лингвистическая карта Северного Кавказа, лингвистическая карта Восточной Европы) либо, если речь идёт о таком отдалённом прошлом как вторая половина III– первая половина IIтыс. до н.э., на основании изучения древних диалектов какой-либо местности, сохранившихся до наших дней в результате фиксации текстов на данных диалектах на предметах материальной культуры из этой местности, датируемых тем же периодом времени (например, шумерские и аккадские тексты на глиняных табличках с вкраплениями индоевропейской и индоарийской лексики 3000–2000 до н.э. свидетельствуют о присутствии в Южной Месопотамии III тыс. до н.э. не только шумеров и аккадцев, но и индоевропейцев и в частности индоариев). Ни одного реального слова ни из одного диалекта населения бронзового века Южного Урала лингвистической и исторической науке неизвестно.
Изучение отсутствующих объективных языковых или текстуальных данных А. А. Воронков подменяет откровенно псевдонаучным «анализом» возможной этимологии ряда гидронимов и топонимов Южного Урала и оказывается, что все они выводятся из арийских или иных индоевропейских языков на их древней стадии развития. Так у А. А. Воронкова появляется ни много ни мало целая серия «географических реалий бронзового века» Южного Урала (стр. 376–384), таких как Рипейские (Рифейские) горы, «Синие горы» — Меру, Гора Иремель — «Гора ветров», Аджигардак — «Пещерная гора», Зильмердак — «Вязовые горы», Маярдак — «Многоверхие вершины», Авдардак — «Благие горы», Кумардак — «Мачтовые вершины», Ардви — река Молочная (Белая), Даик — река Пригодная (Урал), Река Родниковая глубь — река Утяганка, Река Многоводная глубь — приток Тобола река Убаган, Река Чистоводная глубь — приток Урала река Большая Караганка, «Спокойная, тихая река» — правый приток Большой Караганки река Мандесарка, «Бессточная река» — приток Большой Караганки река Амамбайка, «Река Рассветной стороны» (*Sindh-áushati) — река Синташта, «Длинная-длинная река» — Тобол.
Подобные построения являются результатом подгонки, гадательной подборки корней индоевропейских языков к этимологии указанных топонимов и гидронимов. Никаких доказательств того, что такие индоевропейские (арийские, тохарские, албанские, дакийские, фракийские и т.д.) названия эти горы и реки Южного Урала носили в бронзовом веке А. А. Воронков, естественно, не приводит и привести не может. Поэтому всё это откровенно псевдонаучное предприятие очень сильно напоминает (если не является по сути тождественным) создание списка гидронимов Русского Севера с «санскритскими» корнями С. В. Жарниковой и Н. Р. Гусевой — сторонниками (при)полярной «теории» прародины «индославов».
Для придания видимости научности своей «Лингвистической карте Южного Урала эпохи бронзы» А. А. Воронков предваряет её изложение обобщением данных о заимствовании арийской лексики в финно-угорские языки (стр. 372–376), как если бы был научно доказан факт её передачи именно в регионе Южного Урала, а не, скажем, в Средней Азии, юг которой наряду с Восточным Ираном и Северо-Западным Индостаном является частью древнейшего (пра)исторически зафиксированного очага индоиранского этногенеза.
Подводя итоги, отметим, что в целом изданный Южно-Уральским государственным университетом том коллективной монографии по истории Южного Урала эпохи бронзы характеризуется досадным смешением системного сообщения ценной объективной археологической и антропологической информации и изложения субъективных псевдонаучных интерпретаций (речь идёт о продолжении тиражирования и ретрансляции в исторической науке и лингвистике мифа об «арийских» «колесницах» синташты-петровки-алакуля).
Библиографический список:
Авгиевы конюшни, миазмы и пароксизмы агонизирующей (около)научной псевдоколесничной археологии России: непридуманные истории (составление, корректура, редактирование, предисловие, сноски и приложения Семененко А. А.) / А. А. Семененко, Ф. Р. Балонов, И. В. Горащук, А. В. Епимахов, П. Ф. Кузнецов, М. Родин, Е. Трофимова, А. А. Чубур, Е. Яковлева, др. участники обсуждений. — Воронеж: Электронная монография на правах рукописи, 2021. — 740 с., 524 илл. — ISBN 978-5-6043336-3-1 // URL: https://www.academia.edu/46891332/ (дата обращения 17.09.2021).
Жарникова С. В., Гусева Н. Р. Опыт расшифровки через санскрит названий водоёмов Русского Севера // Гусева Н. Р. Славяне и арьи. Путь богов и слов. — М.: Фаир-Пресс, 2002. — С. 312–323.
Жарникова С. В., Гусева Н. Р. Реки — хранилища памяти // Гусева Н. Р. Русский Север — прародина индославов. — М.: Вече, 2010. — С. 237–239.
Семененко А. А. Значение раскопок в Санаули для индоевропеистики // Общество и власть: века минувшие и день сегодняшний. Материалы Четырнадцатой региональной научной конференции (г. Воронеж, 4 февраля 2020) / под общ. ред. В. Н. Глазьева. — Воронеж: Издательский дом ВГУ, 2020. — С. 234–240.
Семененко А. А. Лернейская гидра: псевдонаучная псевдоколесничная псевдоархеологическая псевдореконструкция СНГ и данные объективного исследования. — Воронеж: Электронная монография на правах рукописи, 2021. — 608 с., 65 + 487 илл. — ISBN 978-5-6043336-4-8 // URL: https://www.academia.edu/49046598/ (дата обращения 17.09.2021).
Семененко А. А. О возможности размещения первичного очага носителей индоевропейских языков в пограничье Ирана, Афганистана, Средней Азии и Индостана // Труды Маргианской археологической экспедиции. Том 7. Исследования Гонур-депе 2014-2015 гг. / Ред. Н. А. Дубова (отв. ред.), Е. В. Антонова, Р. Г. Мурадов, Р. М. Сатаев, А. А. Тишкин. — Москва: Старый сад, 2018. — С. 202–220.
Семененко А. А. О прародине индоиранцев (ариев) // Власть и общество: история взаимоотношений. Материалы Десятой региональной научной конференции (г. Воронеж, 19 марта 2016 г.) / под общ. ред. В. Н. Глазьева. — Воронеж: "Истоки", 2016. — С. 339–343.
Семененко А. А. Эталон колесничного погребения или Почему урало-казахстанские погребения с повозками эпохи бронзы не являются колесничными? — Воронеж: Электронная монография на правах рукописи, 2020. — 677 с. + 575 илл. — ISBN 978-5-6043336-1-7 // URL: https://www.academia.edu/43462159/ (дата обращения 17.09.2021).
Семененко А. А., Тоноян-Беляев И. А. О некоторых возможных лексических параллелях между древнеиндоарийским и шумерским языками (в свете вероятной индоарийской атрибуции Хараппской цивилизации) // Научные ведомости Белгородского университета. Серия: История. Политология. — №13 (210). — Выпуск 35. — Сентябрь 2015. — С. 5–11.
Южный Урал в начале эпохи металлов. Бронзовый век / А. В. Епимахов и др. // История Южного Урала: в 8 т. — Т. 2. — Челябинск: Издательский центр ЮУрГУ, 2019. — 432 с.
Semenenko, Aleksandr Andreyevich. The absence of the sword from Rigveda and Atharvaveda and the problem of Indo-Aryans’ origin // Bulletin Social-Economic and Humanitarian Research. — № 1(3). — 2019. — e-ISSN 2658-5561. — P. 83–96.
Материал опубликован как: Семененко А. А. О научной недобросовестности авторов коллективной монографии по истории Южного Урала эпохи бронзы. Отзыв на книгу: Южный Урал в начале эпохи металлов. Бронзовый век / А. В. Епимахов и др. // История Южного Урала: В 8 т. — Т. 2. — Челябинск: Издательский центр ЮУРГУ, 2019. — 432 с. // История. Общество. Политика / РИО ФГБОУ ВО «Брянский государственный университет имени академика И. Г. Петровского». — №3(19). — 2021. — С. 163–170.
Автор публикации и статьи — дипломированный историк со специализацией по кафедре археологии и истории Древнего Мира и степенью кандидата исторических наук.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 1.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 2.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 3.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 4.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 5.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 6.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 7.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 8.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 9.
Фабрика фейков Аркаим-Синташта. Эпизод 10.
