На этот раз не стану рассказывать о своих дурацких приключениях. Ибо не попадал я в них ни в одиночку, ни в компании с Фёдором. После той злополучной истории с потерей телефона и долгим возвращением домой, жизнь вернулась в мирное русло. И сей факт меня несказанно радует.
Впрочем, не верьте. Утверждение «несказанно радует» является лицемерным враньём. Тут я уподобляюсь алкоголику, которого под страшными угрозами заставили закодироваться. Вслух он говорит правильные слова о трезвом образе жизни и одновременно мечтает упиться в хлам. Короче говоря, нам с Фёдором от долгого спокойствия тошно становится, а потому мы вольно иль невольно ищем приключений на известные места. И давеча предприняли очередную попытку.
Несколько дней назад умерла Антонина Матвеевна, тётя Фёдора, о которой я рассказывал. Жила она, в общем-то, неплохо, но доживала ужасно. Шутка ли, онкология четвёртой стадии, да ещё в сочетании с болезнью Альцгеймера. Смерть в данном случае явилась не безжалостным врагом, а доброй спасительницей. Поэтому вместо безутешного горя была лишь тихая печаль.
На поминках, как водится, говорили хорошие слова об усопшей, перемежая их со всякими банальностями, типа «Был человек и нет человека». Затем принялись брюзжать на тему ненатуральности продуктов:
– Чем мы питаемся? Дрянью химической, – констатировала Евгения Васильевна. – Ещё бы не болеть после этого.
– Да уж, – согласилась Ирина. – Называется «Колбаса телячья», а состав прочитаешь – жуть берёт, какой только дряни не намешано. Даже натуральное, дорогое, всё равно не то. Как будто из пластика, ни вкуса, ни запаха.
– А какую воду пьём? – вставил я свои пять копеек. – Кипяти – не кипяти, без фильтра не обойдёшься. Сейчас, кстати, сезон берёзового сока…
– Я читал, что кленовый сок вкусней, в нём сахара больше, – сказал Фёдор.
– Да, только у клёнов сокодвижение раньше кончается, чем у берёз, – заметил я. – Кстати, у нас в лесу есть клёны, как с шоссе входишь и сразу направо, через заросли.
– Говорят у людей целый бизнес на берёзовом соке, – сказал Фёдор. – Сейчас как раз самое время.
– Бог с ним, с этим бизнесом, – ответил я. – А просто для себя набрать было б хорошо. Ведь сок можно и впрок заготовить. Федь, поехали завтра?
– Нема базара, Иваныч! Поехали! – с радостью подхватил идею Фёдор. – Кстати, бери металлоискатель! Пока сок набирается, мы с тобой кладов нароем!
– Точно!
Однако наши жёны выдали такую реакцию, будто мы зверское душегубство замыслили:
– Чевооо? И даже не думайте! – категорично заявила Евгения Васильевна.
– Однозначно нет! – поддержала её Ирина. – Были б вы нормальными людьми, вам бы и слова никто не сказал, езжайте, куда хотите.
– А в чём мы ненормальные? – изумился Фёдор.
– Вы на старости лет как два клоуна себя ведёте, – объяснила Ирина. – С маленькими детьми меньше проблем. Хотя бы нас пожалейте, хватит уже нервы мотать! Мы ведь тоже не девочки, здоровье и так не железное.
– Вот откроем дачный сезон, тогда и начнёте свои походы, – сказала Евгения Васильевна, закрыв тему.
В общем жёны на корню загубили наши замыслы. Хотя, знаете, женская интуиция развита лучше, поэтому вполне возможно они уберегли нас от некой грозной опасности.
***
Погода продолжает радовать: тепло, на кристально-чистом голубом небосводе солнышко сияет. Всё бы хорошо, только безводье тревожит. Зимой снег был в дефиците, сейчас – дожди. Если и дальше так пойдёт, земля быстро пересохнет. Насчёт огорода я не волнуюсь, главное поливать и какой-никакой урожай вырастет. А вот от иссохшего леса ждать нечего. Ладно, поживём – увидим, ни к чему печалиться раньше времени.
У крыльца медицинского корпуса общались коллеги из прежней смены.
– Это <попа>! – смачно и задорно произнёс молодой врач Цветков.
– Не поминай всуе <Попу>, великую и ужасную, а то прилетит и накроет! – назидательно сказал я.
– Это я так удивление выражаю, – пояснил он. – Сейчас на таком прикольном вызове были…
– Ага, очень прикольно! – прервала фельдшер Савина, – Я там чуть не родила, хоть и небеременная!
– Дали уличный, мужик без сознания, вроде как умер, – стал рассказывать Цветков. – Приехали на <Название улицы в частном секторе>, смотрим, точно лежит в канаве у дороги. По виду прям настоящий труп, лицо бледно-серое, рот открыт, дыхания незаметно. Я одежду на нём только задрал кверху, а Светка как заорёт!
– Конечно! Он меня по ноге стукнул!
– Значит живым оказался? – уточнил я.
– Да, живой, просто ужратый, – ответил Цветков. – Внешне без повреждений, только сильно замёрз, когда очухался, начал дрожать.
– А как там оказался, не сказал?
– Не, он вообще в непонятках. Кстати, не бомж, работает, семья есть. Все вещи <прогребал>, телефон, сумку с документами, деньги…
– Ну и куда вы его дели?
– В «шестёрку» с переохлаждением увезли.
Повезло товарищу, что нашёлся кто-то неравнодушный, вызвал «скорую», а то бы окочурился и привет. Ведь умереть от переохлаждения можно и при плюсовой температуре. Для этого трескучий мороз совсем необязателен.
А ещё такой случай чётко показывает, насколько внимательно и ответственно следует подходить к констатации смерти. Проверка жизненных функций должна выполняться самым тщательным образом, включая ЭКГ. Если же законстатированный «труп» потом оживёт, это будет не приколом, а свидетельством профнепригодности медика. Хотя, справедливости ради скажу, с подобными инцидентами сталкиваться не приходилось и надеюсь не придётся.
Да, констатация разгильдяйства не терпит. Однако нельзя впадать и в другую крайность под названием «дуболомство». К примеру, если имеются явные гнилостные изменения или тело разрушено, то откуда там жизненные функции и зачем их искать? Совсем ни к чему проверять реакцию зрачков на свет у одиноко лежащей головы и делать ЭКГ разлучённому с ней телу. Одним словом, разумный подход всегда, везде и во всём, никто покамест не отменял.
На конференции старший врач рассказал об очередной вопиюще глупой трагедии. Двое совсем молодых парней на дорогой иномарке врезались в бетонное ограждение. То бишь, в буквальном смысле убились об стену. Бешеная скорость не оставила им ни малейшего шанса, парни в месиво превратились.
В соцсетях частенько встречаются те, кто с пеной у рта оправдывает безрассудный риск. Дескать молодость требует драйва, стремительности, скорости, нет тут ничего плохого. А всех возражающих презрительно обзывают «душнилами» и «тошнотиками». Лично мне нестерпимо хочется привести этих романтиков в морг и натыкать физиономиями в тела, привезённые с ДТП. Чтоб навсегда запомнили простую до безобразия истину: смерть не бывает красивой.
После доклада старшего врача, конференция пошла нестандартно, без споров, возмущений и нервозности. Главный врач душевно, без напыщенности, поздравил со вступлением в брак молодых фельдшеров Марию и Александра, вручил им подарок. Затем начмед Надежда Юрьевна зачитала благодарности от пациентов. Причём одна из них касалась не только медиков, но и водителя.
К огромному сожалению, наши водители для вызывающих являются человеками-невидимками. Вроде они есть, а вроде нет, поди разбери. Совершенно незаслуженным является такое отношение. Потому как мы, медработники «скорой», без водителей абсолютно бесполезны. В общем хорошо прошла конференция, не оставила противного осадка, а наоборот подняла настроение.
Первый вызов прилетел около десяти, когда все остальные давно разъехались. Отправили нас в гараж городского коммунального хозяйства к мужчине сорока одного года. Психозничал он, видимо употребив некое интересное вещество.
Встретили нас двое серьёзных мужчин в спецодежде:
– Слесарь у нас то ли накуренный, то ли нанюханный, то ли …рен его знает, – объяснил один из них.
– Что с ним происходит? – спросил я.
– Да вообще никакой, зомби, блин. Только орёт и всё.
– А раньше ничего такого не было? – спросил фельдшер Герман.
– Он только устроился, ещё недели не прошло. Вообще какой-то непонятный.
– Так наверно он справки приносил от нарколога, психиатра? – предположил я.
– Не знаю, мы этого не касаемся.
В боксе, а может и цехе, не знаю, как называется, шло зажигательное сольное представление. Худой, коротко стриженный мужик с выпученными глазами, издавал необычные звуки. При этом он норовил бухнуться на пол, но его удерживали двое молодых парней.
– Уважаемый, как себя чувствуешь? – спросил я.
– Ооо, эээ, чевооо! – ответил он.
– Как тебя зовут, мамина радость? – спросил Герман.
– Чевооо? Уууу! – было ответом.
– Чего употреблял? – подключился к допросу медбрат Виталий.
Завывая, болезный стал повторять на все лады неприличное трёхбуквенное слово и взывать к общеизвестной матери. Как ни странно, сие исполнение звучало весьма оригинально, слух не резало. Это было нечто среднее между выступлением группы «Ленинград» и ритуальными песнопениями жрецов племени Мумба-Юмба.
В таких случаях тактика должна основываться на принципе «Как бы чего не вышло». То есть, первым делом необходимо исключить опасную патологию, маскирующуюся под действие психоактивных веществ. В частности, инсульт, гипогликемию, черепно-мозговую травму. И только после этого можно со спокойной душой можно ставить острое психотическое расстройство соответствующей природы.
Что-то участились «наркотические» вызовы, в последнее время ни одна смена без них не обходится. Выводы из этого я делал многократно и больше не имею желания их повторять, впустую сотрясая воздух. Скажу лишь одно: очень радует, что болезный не водитель. Иначе страшно представить, каких бед мог натворить наркот, управлявший спецтехникой.
Освободившись, поехали к психически больному сорока четырёх лет с неправильным поведением. В дополнительных сведениях было написано: «Застывает на месте, не разговаривает». Этот больной – старый знакомый, страдающий шизофренией давным-давно, причём болезнь его злая, мало поддающаяся лечению. Вроде бы раньше я рассказывал о нём. Как ни странно, в своё время он был женат, правда, недолго. Не выдержала супруга, иссякла, выдохлась. Лично у меня не повернётся язык её осуждать. Ведь жить с таким больным, мягко сказать, сложно. Далеко не у всех найдутся для этого силы.
Мама его, некогда боевая, шустрая, заметно состарилась и поникла. Во взгляде не было ничего, кроме безмерной усталости.
– Здравствуйте! Всё то же самое. Как неживой, второй день молчит, не шевелится, – привычно рассказала она.
– В больнице давно был? – спросил я.
– Нет, месяца не прошло, как выписался. Три месяца отлежал и ничего…
– Дома лечился?
– Сначала лечился, потом перестал. Я заставляла, уговаривала, а у него только один ответ: «Пошла <на фиг>!». Нет уж, его ничем не вылечишь…
Больной стоял с бессмысленным выражением лица, упершись руками в обеденный стол. При нашем появлении он не шелохнулся, не выразил никаких эмоций.
– Здравствуй, Андрей Михайлович! Слышь меня? – громко и отчётливо спросил я.
Молчание.
– Андрей Михайлович, ты меня слышишь?
Слегка кивнул.
– Разговаривать, значит, не можешь?
Отрицательно мотнул головой.
– Из-за голосов, что ли?
Утвердительно кивнул.
– Они тебе запрещают?
Молчание.
– Идём на диван, присядь.
На это предложение он никак не отреагировал, но и не упирался, когда мои парни его усаживали. Затем, когда все необходимые формальности были выполнены, пошли в машину. И опять же он никак не противодействовал, только шёл медленно, семенящими шажками.
У Андрея Михайловича кататоническая шизофрения. Фирменная черта этой болезни – психомоторные расстройства. Проще говоря, болезненно изменённая психика вызывает двигательные нарушения, от ступора до возбуждения. Ошибочно думать, будто пациент, застывший на месте, отупел и в голове его пусто. На самом же деле внутри его зачастую свирепствует психотическая буря. Он пребывает во власти галлюцинаций, иногда являющих собой отдельный мир, придумать который не по силам даже сверхталантливому фантасту. Похоже, что Андрей Михайлович находился под влиянием «голосов», не позволявших ему взаимодействовать с окружающей реальностью.
Такие пациенты нуждаются в экстренной госпитализации, поскольку опасны и для себя, и для окружающих. Из-за полной беспомощности человек либо с голоду умрёт, либо от соматических болезней. А кроме того, ступор может внезапно смениться психомоторным возбуждением и тогда никому мало не покажется.
К счастью, кататоническая форма шизофрении сейчас редко встречается, да и протекает не так ярко, как раньше. Причина заключается в применении антипсихотиков или по-другому нейролептиков. В пятидесятые годы прошлого века эти препараты, а также антидепрессанты совершили настоящую революцию в психиатрии. Да, болезни никуда не делись, но их течение значительно изменилось в лучшую сторону. А главное, стало возможным добиваться стойкой ремиссии.
Освободившись, получили вызов к женщине тридцати девяти лет, которой было плохо от какой-то психотравмирующей ситуации. Удивляют меня такие формулировки. Раньше писали просто: «Трясёт» или «Расстроилась». Теперь же вона как культурно и заковыристо!
В просторной квартире, безукоризненно чистой и со вкусом обставленной, нас встретила заплаканная женщина. Вид она имела такой, словно произошло нечто катастрофическое и жизнь больше никогда не станет прежней.
– Здравствуйте, что стряслось? – спросил я.
– Всё из-за внука, уже не знаем, как с ним справиться. Живём в сплошном кошмаре…
– Ничего не понял, – признался я. – Вы нас к кому вызвали?
– К матери моей… Тьфу, к моей дочери, его матери. Он её до нервного срыва довёл!
В спальне, молодая, внешне очень приятная ухоженная женщина сидела на расхристанной кровати, заливаясь слезами.
– Что вас беспокоит? – спросил я.
– Вы понимаете, у меня сын…
– Извините, стоп! Про сына потом. Что вас беспокоит, в смысле здоровья?
– Давление поднялось, сердце колотится, всю трясёт.
– Какое давление намерили?
– Сто тридцать, это для меня очень много, я – гипотоник. В глазах темнеет, как будто сейчас сознание потеряю…
Давление оказалось прекрасным, как и сатурация. На ЭКГ ничего настораживающего, частота сердечных сокращений в пределах нормы.
– Всё у вас хорошо, – сказал я. – Нужно просто успокоиться.
– А как успокоиться? Как? – с надрывом спросила больная. – Может сделаете мне успокоительное?
– Нет, колоть мы вас не будем, это ни к чему. А вот таблетку дадим.
– Какую, г…цин, что ли? У меня его навалом, какой от него толк?
– Нет, нашу фирменную, у вас таких точно нет. Что же такое ваш сын натворил?
– Пока я в больнице лежала, он вразнос пошёл… Где-то болтался, возвращался поздно… Мама сказал, что вином не пахло, а глаза шальные… Она в его комнате вейп нашла, видно забыл спрятать.
– А сколько же ему лет?
– Тринадцать всего!
– Ну а сам он что говорит?
– Ничего, от всего отпирается, типа бабушка дура… Строит из себя паиньку, сидит в своей комнате, притих. Я не знаю, что делать, даже не представляю, тупик какой-то… Может его к психологу сводить?
– Да, это можно. Только психологов сейчас куда ни плюнь, все кому не лень себя психологами называют. Поэтому идите в официальный медицинский центр, а не к какому-то частнопрактикующему.
Если всё рассказанное о поведении мальчика является правдой, то безусловно оно не является нормальным. Мама и бабушка заслуживают понимания. Но от копания в случившемся воздержусь, поскольку нет у меня объективной информации. Как-то не хочется уподобляться бабкам-сплетницам, готовым перемывать кости всем без разбора.
Вывод сделаю совсем другой. Этот явно необоснованный. «Скорая» в разных государствах называется по-разному, но занимается одним и тем же: оказывает экстренную помощь при угрожающих заболеваниях, состояниях и травмах. По сути спасает жизни людей. И только у нас в России, а также в некоторых странах бывшего СССР, служба скорой медицинской помощи является круглосуточным бюро добрых услуг. Хочется, чтоб тебя подбодрили, дали совет? А может внимания и общения захотелось? Да без проблем, вызывай в любое время дня и ночи!
Значение психологической поддержки я ничуть не умаляю. Наверное, каждый хотя бы раз испытывал потребность выплеснуть наболевшее и быть услышанным. В этом нет ничего ненормального. Только есть один единственный нюанс: пока бригада «скорой» утешает одного расстроенного, другой в это время умирает.
Следующий вызов был к женщине шестидесяти двух лет с кровоточащей раной лица.
Открывший нам немолодой мужчина с лысиной, проорал срывающимся голосом:
– Где вы, <распутная женщина>, катаетесь?! Она уже сознание потеряла!
От красочных подробностей воздержусь и ограничусь избитым штампом: кровь была повсюду. Пострадавшая лежала на полу в позе мирно спящего человека, то есть уютно повернувшись на бочок и слегка подведя колени к животу.
Когда её перевернули, на лице, справа от подбородка, увидели аккуратную рану с идеально ровными краями, длиной сантиметров пять-шесть. Напоминала она профессиональный разрез безумного хирурга. Почему безумного? Да потому что ветвь лицевой артерии оказалась пересечённой, что и повлекло фатальное кровотечение. Никаких других повреждений мы не обнаружили.
Пострадавшая была мертва и проведение реанимационных мероприятий абсолютно не имело смысла. Кровь вылилась вся, а пустое сердце не запустишь, как ни старайся. И всё-таки мы сделали вид, что пытаемся спасти, выполнив так называемую «социальную реанимацию». Нужно было помочь супругу осознать свой новый статус вдовца. Когда тот более-менее успокоился, я разузнал об обстоятельствах случившегося:
– Как же так получилось?
– На нож упала, – сухо ответил он.
– Хм, прямо лицом, что ли?
– Она на кухне готовила, видно запнулась за что-то…
– А нож где был?
– В руке держала и прямо на него… Мы растерялись, не знали, что делать. Так всё быстро… Вы её в какой морг повезёте?
– Ни в какой, сейчас полиция приедет и у них узнаете.
– Всё ясно, – сказал он и помрачнел ещё больше.
Очень уж мутная история. Если бы пострадавшая действительно упала лицом на нож, то возникла бы колото-резаная рана. Но она была именно резаной, словно кто-то со стороны быстрым движением полоснул лезвием ножа. Разумеется, это всего лишь предположения диванного сыщика, коим является ваш покорный слуга. А точки над «i» расставит следствие.
Дальше были обед и отдых. Правда, недолго мы побездельничали, не более получаса. Вызов был наш, профильный, который никому другому не спихнёшь. У молодого человека двадцати пяти лет психоз случился. Причём такой, что даже полиция приехала. Видать не смогли удержаться от участия в столь фееричном действе.
Время от времени меня укоряют, мол, повторяетесь вы, одни и те истории рассказываете. Причина заключается в том, что большинство случаев, отличающихся в деталях, имеют один общий каркас. В частности, невозможно сосчитать, сколько раз я писал: «Когда мы прибыли на вызов, нас встретила целая делегация возмущённых соседей». Но такое действительно регулярно происходит. Как не сказать? Из песни слов не выкинешь. Короче говоря, у подъезда нас встретили возмущённые соседи:
– Вы психбригада? – строго спросила пожилая женщина в очках.
– Да, она самая, – ответил я. – Что тут случилось?
– В нашем доме поселился замечательный сосед, – мрачно сказала женщина средних лет. – Скоро и дом взорвёт, и всех нас поубивает.
– Что он натворил? – спросил Герман.
– Двери <калом> измазал, ломился ко всем, угрожал, в подъезде выдрал интернет кабель. Этого достаточно?
– Он психически больной?
– Ну, наверно. Нормальный человек такого не сделает.
– То есть беспричинно?
– Конечно.
– Никаких конфликтов не было?
– Нет, какие конфликты? Мы вообще его не касались.
– Может он по пьянке нахулиганил?
– Нет, не похож он на пьяного. Просто дурак.
– Давно он здесь живёт?
– Примерно год, но раньше был тихий-спокойный.
– Один живёт?
– Да, всегда один.
В однокомнатной квартире обстановка не отличалась чем-то особенным. Только сильно воняло антиподом изысканного парфюма. На диване, под присмотром трёх полицейских, сидел молодой коротко стриженный мужчина в камуфляжной футболке и шортах.
– Здравствуйте! Вас как зовут? – обратился я к нему.
– <Фамилия, имя, отчество>.
– Что случилось, Антон? Чем вам соседи не угодили?
– Это вы у них спросите, – спокойно ответил он. – Я не знаю, что они от меня хотят.
– Но у вас же с ними конфликт был?
– Нет, конфликт – это когда друг с другом ругаются, все виноваты. Ну типа какие-то трения между собой. А эти уроды сами ко мне лезут. Я что, должен ждать, когда меня убьют?
– Как именно они к вам лезут? Что делают?
– Следят, оскорбляют. Всем мои мысли объявляют.
– Следят каким образом?
– Моими глазами.
– То есть ваши глаза как видеокамера?
– Они моим взглядом управляют, я не могу смотреть куда хочу.
– А как оскорбляют? Лично?
– Ну да, я в голове слышу.
– Слышите внутри головы?
– Я не знаю, как объяснить. Сразу со всех сторон слышу.
– Давно такое творится?
– Месяц, наверное. Я сначала не обращал внимания, думал отстанут.
– Вы у психиатра наблюдаетесь?
– Нет, зачем он мне нужен? Я не псих.
– Чем вы занимаетесь? Работаете, учитесь?
– Пока не работаю.
– А раньше?
– Курьером, грузчиком был.
– Кто вы по образованию?
– Я в <Название колледжа> учился на землеустройстве, отчислился с третьего курса.
– Не секрет, по какой причине?
– Не знаю, как сказать… Просто не моё и всё.
– В армии служили?
– Нет, у меня больной позвоночник, перелом был.
– Вы один живёте?
– Да, квартиру снимаю.
– А родители, родственники есть?
– Они в <Название райцентра в нашей области>.
– Отношения с ними поддерживаете?
– Ну так, не особо…
– Антон, нужно поехать в больницу, обследоваться.
– Проверить, дурак я или нет?
– В психиатрии нет понятия «дурак». Собирайтесь и поехали.
– А если не поеду?
В конечном итоге уговорили мы Антона, и госпитализация прошла без проблем. Выставил я ему острое полиморфное психотическое расстройство с симптомами шизофрении. Этот диагноз сугубо предварительный. Во что он трансформируется, каким будет исход, станет известно лишь спустя время, после лечения и наблюдения.
Сразу после освобождения дали дежурство на пожаре в многоквартирном доме. Адрес находился поблизости, поэтому меньше, чем за пять минут доехали.
Во дворе «хрущёвки» было людно, собрался народ. Пожарные к работе приступили быстро. А вот признаков горения вообще не наблюдалось. В машине сидеть скучно, поэтому мы вышли размяться, а заодно и узнать, что случилось.
– У бабки чего-то горит, – охотно пояснил мужчина, сам-то отнюдь не первой молодости. – Дымище по всему подъезду. Наверно всё, задохнулась.
– А она точно дома? – спросил Виталий.
– Точно, мы с ней на одной площадке живём. Обычно, когда она уходит, дверью хлопает, а тут вообще тишина. Нет-нет, наверно уже мёртвая. Может сердечко прихватило, отключилась, дымом надышалась и привет.
К нашей огромной радости, предсказания соседа не сбылись. В квартире никого не оказалось, а источником дыма и вони явилась забытая на плите еда. Со слов пожарного, открытого горения не возникло и большого материального не образовалось. Хотя если бы он и был, то чёрт с ним. Ведь человеческая жизнь куда важнее.
Затем поехали к мужчине двадцати девяти лет с огнестрельным ранением головы. Этот вызов напрочь испортил настроение и привёл в замешательство. Огнестрел сам по себе не шутка, а уж головы и тем более. Этим должна заниматься реанимационная или битовская бригада, но никак не психиатрическая. Обнадёживало лишь то, что пострадавший находился в сознании, по крайней мере так было написано.
Местом вызова было общежитие. Воображение рисовало картину криминальных разборок в притоне, но всё оказалось совсем не так. Комната, пусть и со спартанской обстановкой, ничуть не походила на притон. Обычное холостяцкое жилище. Находились там трое молодых выпивших мужчин, при этом не похожих на алкашей-дегенератов.
– Кто тут раненый? – спросил я, ободрённый тем, что умирающих не наблюдалось.
– Я! – ответил один из них. – У меня пуля в мозгах!
– Какие мозги? – делано удивился другой из компании. – Там опилки, она в них застряла.
– Да блин, вот ни фига не смешно! – сказал третий, судя по унылому виду, бывший виновником происшествия.
– Так, господа, нам некогда прикалываться. Что случилось? – спросил я.
– Саня поставил на голову пепельницу, а я в неё выстрелил, – пояснил виновник.
– Из чего выстрелил? – нетерпеливо спросил Герман.
– Из пневматического пистолета, железным шариком.
– Зачем, а главное <нафига>? – задал Виталий интересующий всех нас вопрос.
– Ну просто… Из пневматики же легче попасть, отдачи нет.
В верхней части затылка располагалось входное отверстие неправильной формы, около семи миллиметров в поперечнике. Чуть выше над ним, в мягких тканях пальпировалось твёрдое сферическое образование. Проще говоря, пуля застряла под кожей и ранение не было проникающим. Хорошо, что снайпер сзади стрелял, иначе мог товарища зрения лишить.
Увезли мы болезного в нейрохирургию. Пусть ничего серьёзного не наблюдалось, но всё-таки лучше перестраховаться. Мало ли какая бяка вылезет. А о случившемся я сообщил в полицию, ибо так положено.
Здесь надо бы сказать нечто глубокомысленное, порассуждать о глупости и безрассудстве. Только не имею на это морального права. Ведь мы с Фёдором недалеко от них ушли. Друг в друга, конечно, не стреляем, да и вообще не стреляем, но творим порой такое, от чего сами приходим в состояние изумления и, культурно говоря, безграничного офигевания. Бесспорно, лучше наблюдать со стороны за чужими приключениями, чем самим в них участвовать. Однако так получается не всегда. Судьба, бывает, по-другому распоряжается. И никуда от этого не деться.
Все имена и фамилии изменены
