Иоганн хмурился. Стал таким серьёзным, что Гриша даже испугался малость.
— У тебя один путь, — Григорий решил развеять все сомнения немца. — Если ты соглашаешься, долг твой будет списан, если откажешься, то списан будет твой жизненный путь.
Немец продолжал хмуриться.
— А зачем тогда ты даёшь мне на выбор два пути? Думаешь, я такой трус, да? Думаешь, что мне лучше лишиться жизни? Не для этого я пришёл на эту землю.
"По дороге с ветром" 84 / 83 / 1 (синий текст, это ссылки на соответствующие главы)
— Тем более! — воскликнул Григорий. — У тебя есть в этой жизни цель. И вот теперь она такая. На тебя никто не подумает. Совершенно чистыми будут документы и имя.
Ты забудешь отца и мать. У тебя они будут другими. Учи. Мать Лола. Чистокровная полячка. Отец Петер. Промышленник, скотовод. Уехал после твоего рождения в Канаду. Ты никогда не видел отца. Мать вернулась из Берлина в Польшу, оставив тебя на воспитание сестре Петера.
Дальше ты можешь сказать, что тётка вела аморальный образ жизни и пропала однажды. Её нашли и похоронили. Сначала ты поедешь в Берлин и найдёшь могилу тётки. У могилы в три часа дня каждую среду тебя будет ждать человек. Связь только с ним.
Иоганн слушал внимательно.
— Я надеюсь, у тебя не хватит смелости посетить родителей. С этой минуты ты другой человек. Имя тебе решили оставить. Всё понятно?
Немец кивнул.
— Можно мне взять с собой Машу? — спросил он и так наивно посмотрел на Гришу, что тот стал сомневаться в правильности своего выбора.
— Конечно, можно взять и Машу, и Глашу, и Наташу. И Абеля возьми. Этот малолетний самодyp уж точно поможет тебе выполнить всё, что на тебя возложено.
Иоганн даже засмеялся. Смех его был истеричным.
Григорий вытащил из кармана револьвер, покрутил перед лицом немца и произнёс:
— Ну что ты выбрал?
— Жизнь, — обречённо вздохнул Иоганн.
— Маша ничего не должна знать. Ни-че-го! Ты можешь попрощаться с ней. Можешь сказать, что твои родители больны и вызывают к себе.
Марийка сразу почувствовала неладное.
Обычно Иоганн был добродушен, весел, много шутил. А сейчас он просто смотрел в одну точку, монотонно качаясь и помешивая ложечкой чай.
Уже полчаса он был в таком ступоре.
Потом поднял голову и сказал так просто и легко, как будто говорил это часто:
— Маша, я очень сильно люблю тебя.
Марийка покраснела. Какими странными и одновременно желанными были для неё эти слова. Сколько раз она слышала это от мужчин! Сколько раз эти слова превращались в пыль. Она больше не хотела этих слов. И сейчас готова была защищаться, отталкивать от себя эти нахлынувшие чувства.
Иоганн наконец-то оставил ложечку в покое. Положил её на стол. Подошёл к Марийке.
Ей было стыдно за свои алые щёки.
— Не отвечай мне, Маша! Скажешь ответ, если увидимся вновь. Если ты ответишь мне сейчас, я могу умереть. Просто так умру, лишь бы не расставаться с тобой. Просто знай, что я питаю к тебе чувства. Остальное потом.
Марийка молчала. Она не понимала, что происходит. Не могла добраться до сути сказанного. В голове было только признание Иоганна.
Немец взял руку Марийки в свою, нежно коснулся губами каждого пальчика.
Дрожь, пробежавшая по телу обоих, была ожидаемой.
Жаркие объятия, слёзы, поцелуи, признания — всё смешалось и стало густым облаком, сквозь которое не было видно ничего. А всё же было… Глаза друг друга.
Никогда ранее Марийка не чувствовала такого блаженства. Каждую секунду ей думалось, что она умрёт, если Иоганн перестанет её целовать.
Когда на следующий день пришёл Гриша, Марийка всё поняла.
Не скрывал Григорий своей причастности к исчезновению немца.
— Куда ты его дел? — спросила Марийка.
— А он разве не сказал? Он поехал к родителям. Они его ждут.
— Ты врёшь! Ты всё врёшь, Гриша! Как только я начинаю быть счастливой, тут же появляешься ты! Я ненавижу тебя! Ненавижу!
— Ой, Маш, — Григорий махнул рукой, — опять та же песня. Ты рыдала и по Климу, и по Льву, и по своему венгру. А тут немец. Подумаешь, ещё один любвеобильный кoбeль, который унюхал одинокую бабу. Займись сыном, Маша! Иначе он станет преступником.
— Ненавижу тебя! — повторила Марийка. — Говори, куда ты дел Иоганна?
— Уже сказано тебе. Он поехал к родителям. Забыла?
Слёзы влюблённой и опять оставшейся одинокой Марийки вытирал теперь Гершон.
Он жалел сестру. Вместе с ней за глаза ненавидел Григория, хотя любил его.
Марийка осунулась, похудела. Поняв, что беременна, поначалу расстроилась. Потом приняла своё состояние. Было трудно и одиноко.
Вскоре Лидия слегла. Она перестала ходить. И встречи с Гершоном прекратились на долгое время. А навещать его у Лидии дома Марийка не могла. Слишком сильна была обида.
Работа успокаивала, несмотря на шушуканье женщин.
— Это кто у нас там в животике? — посмеивались многие.
Марийка держалась от всех отстранённо.
В конце июня 1940 года она родила дочь. Назвала её Варварой.
Гершон обрадовался, что в семье опять есть Варя.
Вскоре после рождения дочери Марийка обнаружила в почтовом ящике письмо. На нём не было никаких опознавательных знаков.
В изрядно потрёпанном и засаленном конверте лежало свёрнутое послание:
— Дорогая Маша! Ты снишься мне каждый день. Ангел мой, я буду хранить тебя всегда. Даже если умру, я останусь твоим защитником. Прости, что я ушёл вот так неожиданно. В этой жизни у нас есть обязанности. И не от всех можно откреститься. Помни, я буду ждать от тебя тех самых слов. Только ты сама дождись меня, Маша! Твой И…
Марийка рыдала над письмом, качая на ногах новорожденную дочь.
Её сын отнёсся к сестре довольно холодно.
— Ты и раньше меня не любила, а теперь и подавно, — пробормотал он.
Марийка тревожилась и за Иоганна, и за сына, который считал, что она его не любит.
Никому не хотелось доказывать обратное. Сын ей не верил. Ему, тринадцатилетнему подростку, казалось, что весь мир против него. Он обвинял Марийку в отсутствии в его жизни отца. Он прикипал к людям, которых считал авторитетами. Таким был и отец одного из его друзей.
Как оказалось, этот взрослый мужчина был главарём банды, промышляющей кражами.
Абель никогда не просил у матери денег. Одно время, когда Марийка только родила, отдавал заработанное ей. Через полгода перестал.
Марийка смотрела на сына как на чужого человека. А он и был таким. Она не верила, что именно его родила. Всё вспоминала, в какой момент его могли подменить.
С Варей было легко. Девочка была до того спокойной, что Марийка со страхом прислушивалась к дыханию и улыбалась, когда едва улавливала сопение маленького носика.
Как сильно ей хотелось поделиться этим счастьем с Иоганном, как сильно она винила себя за то, что не сказала ему тех важных слов. Она помнила, что немец просил оттянуть этот момент. Но сейчас сердце переполнялось такой любовью, такой нежностью, что хотелось кричать на весь мир, что любит, что не может без него жить.
А ведь жила… Сжимала до боли кулаки, прятала в них чувства. Смотрела на людей пустым, равнодушным взглядом и любила только одного его… Своего Иоганна…
Вoйнa всех застала врасплох. А она и не могла застать иначе.
Ошарашенный новостями Гершон прибежал к Марийке вечером 22 июня 1941 года.
Он тараторил о том, что чувствует большую беду, что его семье нужно что-то делать для того, чтобы выжить.
— Они не оставят нас в живых! — у Гершона была истерика.
Марийка еле успокоила его. Он обезумел. Он вроде бы смотрел на сестру, но глаза его были обращены куда-то в сторону.
Уложив брата спать, Марийка переступила через себя и пошла предупредить Лидию о том, что её муж плохо себя чувствует.
Марийку встретила Лена. Глаза девочки были полны слезами.
— Мамы Лиды больше нет…
Продолжение тут
Все главы "По дороге с ветром" тут (синий текст — это ссылка на путеводитель по книге)
Я дома! Ура!
