С вдохновением знакомы практически все люди, какие бы отчёты они о том ни давали. Так или иначе, более или менее, но что-то похожее на безудержный полёт мыслей, чувств и образов, испытывали многие и не раз. И искренне удивлялись потом плодотворности этого события! Это состояние «полёта» и называют «вдохновением». Казалось бы, уж коли вдохновение так хорошо знакомо, то и знание о нём должно быть чётким и ясным. И, всё же, это не так, что-то явно мешает пониманию! - вопрос о сущности вдохновения остаётся предметом острых и яростных споров. Бывает, что и с «переходом на личности». То есть, объём «информационного мусора» чрезвычайно велик. Откуда он вообще берётся, из какого неиссякаемого источника? Рассмотрим.
Мнений о природе вдохновения высказано уже много, - слишком много! – и они продолжают высказываться, чаще в режиме «с ходу»: услышал вопрос – сказал что думал (в данный момент). И потому, конечно, сплошь и рядом - мимо истины и сути. Такова эта тема: она не терпит суеты и поспешности в суждениях. Мало указать, что вдохновение это «полёт», мало. Ведь это всего лишь метафора, не более. Мало указать, что вдохновение – «подъём»; никакого особого знания это утверждение не несёт. Мы и без всякой связи с вдохновением знаем состояния «подъёма» и «упадка»; «бодрости» и «вялости»; «силы» и «бессилия». Причём, как физического свойства, так и духовного. Тем более, они ещё и тесно увязаны друг с другом. Поди тут разберись, с ходу…
К сожалению, и объясняющих, толковых текстов создано явно маловато. Преимущественно – описательных. Но, даже и тут уже нужно быть очень внимательным к каждому слову, тщательно «прокатать его по извилинам», потому как нечто чрезвычайно ценное такие описания, несомненно, содержат! Вот, к примеру, Януш Корчак замечательно и точно писал о нём:
«Вдохновение - это когда трудная работа становится вдруг легкой. Всё тогда удаётся, а ты даже и сам не знаешь, как ты это делаешь. Словно всё само собой делается, словно кто-то за тебя работает, а ты только смотришь. А когда кончишь, удивляешься - точно это не твоя работа» (1).
Рассмотрение вдохновения неплохо начать именно этими словами, - словами умного, наблюдательного собеседника, который знаком с явлением из собственного опыта, не понаслышке, не из «умных книг по психологии творчества». Он указал главное, кратко и верно. Ключевые тезисы: «сам не знаешь, как это делаешь»; «кто-то за тебя работает»; «ты здесь – наблюдатель». Можно сказать – «потребитель» или «пользователь», как бы некрасиво это ни звучало.
Достаточно ценное описание приводит и Александр Грин в романе «Блистающий мир». Уже на первых страницах романа, два персонажа ведут разговор о необычной способности одного из них (он умеет летать):
«Я спросил – что он знает и думает о себе как о небывалом, дивном феномене. Он пожал плечами. – «Об этом я знаю не больше вашего; вероятно не больше того, что знают некоторые сочинители о своих сюжетах и темах: они являются. Так это является у меня». Более он не объяснил ничего. Я был потрясён» (2).
Беллетристика – беллетристикой, но чувствуется, что и писатель приводит здесь точные личные наблюдения, хорошо знакомые ему из собственного опыта. Оставим в покое «способность летать», А. Грин уравнивает «это» с сочинением сюжетов и тем. И здесь он поведал о работе сочинителя то же, что и Я. Корчак:
- человек не знает, как это происходит;
- человек понимает, что работает не он, а «кто-то» или «это»;
- человек не автор, человек здесь – наблюдатель;
- человек понимает, что случившееся у него «внутри» пришло туда «извне».
В этом последнем пункте А. Грин существенно дополняет свидетельства Я. Корчака. Пришло извне, стало быть, это не твоё? Тем не менее, можешь использовать «как своё», разрешено! Как интересно вдруг начинает выглядеть «авторское право». И ведь именно так всё во вдохновенном творчестве и происходит! И. А. Гончаров, которого трудно уличить в склонности к взбалмошности, как-то поделился сокровенным: « … подле меня кто-то невидимо сидел и говорил мне, что писать» (3). И если бы он один давал такой отчёт! А. С. Пушкин, в приступах вдохновения, был лично знаком с целым «коллективом» невидимых советчиков: И тут ко мне идёт незримый рой гостей/Знакомцы давние, плоды мечты моей. Более того, без такого вдохновения и творчества-то не бывает…
Это могут подтвердить многие-многие творческие люди, и нет нужды увеличивать количество ссылок на такие свидетельства, - они будут говорить нам о том же. Их количество легко довести до двадцати, что в сборе научного материала считается «достаточным»; а можно и до сотни или двух сотен – «более, чем достаточно». Приведённые выше «основные моменты» будут наблюдаться везде, и по-научному их можно назвать «устойчивыми закономерностями». Ведь всё это отмечено людьми очень разными, жившими в разные времена, и занимавшихся творчеством очень разным. Только отчёты у них – одинаковые!
То есть, именно отсюда можно двигаться дальше. Исходные позиции определены; опоры для размышления – даны. И сразу вырисовывается довольно таинственная картина, достойная самого пристального внимания…
Тысяча и одно предупреждение от науки (последнее)
Надо сразу отметить, что предложенный путь тернист, и поддержки в академической среде не получит. Общественное мнение, в целом воспитанное в «вопросах вдохновения» на «данных науки», поддержки и одобрения также не выкажет. Дело в том, что наука психология, разрабатывая «проблемы вдохновения», решительно не идёт дальше поверхностного описания самого события. Не идёт столь решительно, будто и нет в её планах действительно выяснить, узнать и понять. Почему? Думаю, что действительно «нет в планах», ибо тема настолько «опасная», что от научного мировоззрения останутся лишь рожки да ножки. Но, тогда какая же тут может быть «разработка проблемы»? А вот какая: не вникая в исходные данные, не углубляясь в них, только и остаётся, что сразу приступить к классификации «видов» и «типов» вдохновения. А далее – к «функциональным связям» вдохновения с «интеллектом» и «эмоционально-чувственной сферой». Неплохо ещё и порассуждать о связи вдохновения с «динамикой когнитивных процессов», о его месте в «структуре высших психических функций». И прочая, прочая, будто это и есть «самое главное». Вся совокупность таких «научных данных» и есть, собственно «информационный мусор», успешно уводящий внимание и мысль далеко в сторону от истины. Упомянутый выше А. И. Гончаров написал три романа на букву «О», - «Обыкновенная история», «Обломов» и «Обрыв». Психология же, словно в качестве злой шутки, по теме «вдохновение» написала роман на ту же букву - «Отстой». Кто это сидел подле Гончарова и подсказывал, что ему писать? Может, Гончаров вовсе болен?
«От кого пришло», и «откуда пришло», уж коли «пришло извне», - это вопросы, которые наука не ставит вообще. Общественное мнение их тоже не любит. Могут и пальцем у виска покрутить. Но, ведь, не сквозняком же затянуло «гостей» к Александру Сергеевичу?!
Как бы то ни было, психология лишь «дополняет» слова великих мастеров литературы и искусства высказываниями самих психологов, - так начинаются «рассуждения о рассуждениях». Всё происходит и выглядит так, будто психологи знают о вдохновении «лучше и больше» самих вдохновенных творцов человеческой культуры. А это, конечно, не так: кто лично не пережил опыт вдохновения, тот ничего не может о нём рассказать! По высказываниям и формулировкам психологов, хорошо видно и ясно чувствуется: сплошь и рядом эти деятели с вдохновением не знакомы. А если и знакомы, то очень поверхностно, и при этом крайне ограничены в описании своего личного знания: интроспекция (субъективное самонаблюдение) в науке вообще-то не приветствуется – в зачёт идут лишь объективные данные! Да вот только, исследуя вдохновение, где же они их возьмут, - «товарищи учёные, доценты с кандидатами»? В их распоряжении только слова-отчёты. Субъективные? – субъективнее не бывает. Волей-неволей их подают как «квази-объективные» данные, нуждающиеся в «дополнении», «конкретизации» и «развитии».
То есть, простое, ясное и чёткое представление – данное в точных отчётах великих мастеров творчества – обволакивается крайне туманной «терминологией», призванной «конкретизировать и уточнить». Так на страницах научных изданий появляются «непроизвольные креативы», «автономные творческие комплексы», «бессознательная деятельность мозга», «ген гениальности» и прочая научная фантастика. Вначале она обставляется деликатными замечаниями типа «можно предположить» или «есть некоторые основания полагать». Через парочку страниц про оговорки начисто забывают, и естественнонаучные фантазии по умолчанию обретают статус «установленного факта». Правда, практического толка с этих «фактов» - ноль.
Интересно, ухватывают ли сами психологи, хоть краешком сознания, что естественнонаучная теория психики не нуждается в таком структурном элементе как «вдохновение»? В самом деле, никакая «теория психики» не может обойтись без понятий памяти, восприятия, мышления и тому подобного. А без вдохновения – может! При этом функции будут функционировать, а структуры – структурироваться. Вполне! Зачем человеку эта «мутная субстанция», вдохновение? Вопрос, между прочим, из разряда главных: здесь прорисовывается некое иное «устройство человека», чем это принято понимать в науке.
Правда ещё и в том, что пытливые учёные умы тут же находят в «установленном ими факте» массу противоречий! Так разгораются нешуточные «споры» и «дискуссии», в сухом остатке которых видна всё та же исходная «проблема вдохновения» - ничуть не решённая, и в таком виде творческим людям даром ненужная.
Такова генеральная диспозиция. Либо я человек творческий, и знаю, как это «мне Бог на ушко нашептал»… Либо я человек учёный и «глупостями» не занимаюсь: у меня есть рефлекс, его структура и функция, и вдохновение мне совершенно ни к чему. На всё есть чёткие «механизмы осуществления». Их можно тренировать, рационально «повышая эффективность». Без всякого вдохновения. А кто это мне нашептал? – не ваше дело... Идите, книги читайте, - так склонен буркнуть себе под нос учёный деятель.
Экскурс в этимологию
Русский язык, как обычно, бесконечно умнее всех спорщиков «о проблеме вдохновения» вместе взятых, невзирая на их учёные степени. Вот с него, с самого слова – его этимологии и точного значения – и следует начинать всякое исследование «проблемы». Забавно и то, что у русского языка с вдохновением «нет проблем», совсем нет. Проблемы есть в науке, она без них не живёт.
Итак, «вдохновение», - смотрим.
Приставка «в-» обозначает здесь «движение внутрь». «Извне», естественно.
Корень «дох» - то же, что и корень «дух» с изменённой огласовкой. То же, что и корень «дых» с дальнейшим изменением огласовки. То же, что и корень «душ», уже с изменением и огласовки, и костяка согласных. Так всегда видоизменяется корень, порождая смысловые оттенки слова в пределах корневого куста, и сохраняя при этом единый смысловой стержень.
«Новение» это три суффикса, – «н»; «ов»; «ен», - плюс окончание «ие». Случайно созвучно, но никак не связано ни с «новизной», ни с «новинкой». Как и в слове дуновение.
То есть, слово могло бы звучать как «в-дух-новение». Или «в-дых-ание». Или «во-о-душ-евление». Последнее, кстати, и упоминают, говоря: «вдохновение есть ярко выраженное творческое воодушевление».
Да, слово «вдохновение» - из одного корневого куста со словами «дух», «душа», «дыхание». «Одухотворение» и «одушевление», само собой, отсюда же. Безусловно, родственно также словам «дуновение» и даже «воздух». В составе того же корневого куста и «от-дохновение», как завершение «в-дохновения». Здесь же «отдых» как необходимость «отдышаться» после трудного дела.
Конечно, тут можно и «похохмить», сегодня люди любят это делать. «Вдохновение», мол, из того же корневого куста, что и слова «сдох», «издох», «сдохнуть». Ну, конечно! «Вдох – сдох» и «вдохнуть - сдохнуть» - хорошие, выразительные противопоставления! Той же конструкции, что «надуться – сдуться»; «вдуть – сдуть». Случай воздушного шарика, понятно, банален и неинтересен. А вот **два противоположных направления духовного движения** куда как интереснее: кто никогда ничего не вдохнул, - в «процессе вдохновения»! - тот не «издох» ли уже вполне? Хотя и думает, надо полагать, что «живёт» достаточно «полноценной жизнью»?
Хорошо, скажет любитель «приколов», а как быть со словом «задушить» или «придушить»? Они же тоже родственны «душе» и «вдохновению»?!
Ну, прежде всего, родственны именно «дыханию»; «задушить» - это насильственное прекращение дыхания. До того состояния, когда «дух – вон!», то есть, когда человек уже умер. Этимологически эта связь прослеживается совершенно чётко: «задушить происходит от приставки за- + гл. душить, далее от праслав. *duxъ, от кот. в числе прочего произошли: ст.-слав. дѹхъ». Да, это факт: действия «придушения» и «удушения», – несимпатичные соседи «духа» и «души» по общему для них корневому кусту. Неплохо было бы это тщательно продумать и усвоить, - это так! Говорят же ещё, угрожая: «я из тебя душу вытрясу!». Здесь просто наглядно подано, как в руках душегуба остаётся неодушевлённое тело, а некое живое существо – «душа» - «вытряхивается» вон.
Такова смысловая структура русского языка, чётко фиксирующая совершенно определённое знание: **«духовная сфера» человека представлена совокупностью «духовных существ»**. Вот, этот духовный состав согласно традиционному мировоззрению русского народа: помимо «Я» и «личности» в человеке присутствуют – живут и трудятся! – ещё и «дух» и «душа». Человек не воспринимает их как «Я», более того, - чётко отличает! И только в этом смысле они - «посторонние». Но, с ними есть контакт! Бывает, нередко, они сами на него идут. Так, «душа», - она же «сердце», как вместилище души, - периодически «вещует», то есть, попросту «подсказывает». И это – ух, как человека воодушевляет! Ещё бы, некие труднейшие задачи он без подсказки и не решил бы никак. Вот же, Анна Ахматова прямо свидетельствует: Я говорю сейчас словами теми,/ Что только раз рождаются в душе.
Замечу, не «в головном мозгу» они у неё рождаются, - в душе! Психолог, конечно, Анну Андреевну поправил бы, - ну, он же «лучше» знает, «как там всё работает». Вот, только великих стихов он почему-то не пишет… Что-то там в его голове попросту не работает.
О том «как там всё работает». Русский народ (это не население мегаполисов, боже упаси!) извлекает из семантики русского языка нечто другое. Именно разумное духовное существо и работает в паре с сочинителем, вызывая потом его искреннее изумление: «Ну, это же не я сделал!»; «Да это вовсе не моё достижение!»; «Оно само ко мне пришло в готовом виде!». Частным порядком, в частных беседах, - где можно не опасаться за свою репутацию, - творческие люди нередко признают это пикантное обстоятельство. Меня совершенно не смущает то обстоятельство, что такое признание иногда приходится «клещами вытягивать»: творческие люди ревнуют себя к самим себе...
Духовное существо, таким образом, и является собственно автором вдохновенного произведения. Тот же, кто единолично зовётся у нас «автором» - всего лишь соавтор. Тоже немало, но, всё же, – соавтор! Конечно, нередко он ещё и «продюсер», «режиссёр», «оператор». А также «критик», «цензор» и «редактор» - пожалуйста, сколько угодно! И это же обстоятельство решительно отрицает естественная наука, - ведь ничего духовного в человеке нет! Да ну? Ну, да… Наука потому и зовётся Естественной, что полагает, будто всё происходящее происходит «само собой» без вмешательства «особых сил». Их ещё называют «потусторонними». Это чтобы нам стало страшно, наверное… «Потустороннее», оно же – «загробное»? Чур меня!
Только, вот, что тогда делать с этимологией и смысловыми переплетениями слов корневого куста? Их можно «не замечать», - эффективность такого подхода доказана! Вот уж, «учёные доказали», что это не они вчера, пьяные, гоняли на мотоцикле по центру города. В этом анекдоте хорошо показано, как можно «работать с фактами».
Но, главное в другом, подчёркиваю: это не я придумал, - только что, «с ходу», - так говорит смысловая структура русского языка. Это – **знание, зафиксированное в языке**. Непривычно, конечно…
Вдохновение и погребальный курган информационного мусора
В общем, как всякое великое русское слово, «вдохновение», сама его суть, понимается современными русскими людьми весьма расплывчато и приблизительно. А смысловые связи с родственными словами-понятиями – зачастую вообще никак.
В основном «вдохновение» откликается образом «человека с горящими глазами», возбуждённого и отстранённого от бытовой действительности. Это верно, так он и выглядит, этот «чудак», которого посетило таинственное «нечто». Но, дальше и глубже проникновение в суть происходящего обычно не идёт.
В Сети довольно много наукообразных текстов, посвящённых теме вдохновения, но «много» ещё не значит «хорошо»: до сути дела мало кто добирается, безнадёжно утопая в информационном мусоре. Вот, к примеру, стандартное освещение темы согласно установкам естественной науки:
«По этимологии своей слово «вдохновение» (inspiratio) указывает на первоначальное представление о причине этого явления. А именно, предполагалось, что в человека входит постороннее духовное существо и более или менее полно овладевает его [душевными] способностями, возвышая и усиливая их» (4).
Я выбрал этот текст по причине простой и ясной: в нём представлена вся совокупность мнений и идей, уводящих нормальное представление о вдохновении в дебри выдумок и фантазий. Ценный текст!
«Inspiratio» здесь - чисто «информационный мусор» и есть! - обязательный реверанс «наукообразности», не имеющий никакого отношения к этимологии. Более того, «вдохновение», получается, само по себе «не самодостаточный термин». Так сказать, «пониженной смысловой значимости». Как в целом и весь родной нам русский язык. Другое дело, «inspiratio», - так «лучше»? Так становится «солиднее»! Это – важная особенность нынешнего состояния умов в России. Она весьма бесцеремонно высвечивает, кто именно царствует в наших просвещённых умах. Ведь естественная наука дитя западной Европы… Как же тут обойтись без «специальных терминов»? Только, какой же он, в данном случае, «специальный»? Импортное inspiratio - копия родного вдохновения! Но (!), привносит некий неопределённый «шарм». И вообще, закладывает вкус на неопределённость. Можно сказать и более точно: инспирацио – семантический ярлык, «бейджик»; по-русски – смысловая пустышка. В самом деле, на западе никто не ассоциирует inspiratio со словами spirit, spiritus и уж тем более со spiritus vini. А ведь должны были ассоциировать - приведённые слова прошиты единым смыслом! Однако, даже западная академическая мысль не поддерживает «методику» наркотического «расширения сознания» путём наведения «изменённого состояния». Зато, на уровне творческого простонародья, «обратная мысль» чрезвычайно популярна! И мы знаем, как прочно эта «мысль» и практика укоренилась и у нас. Здесь нам тоже не помешает «импортозамещение», - срочное и последовательное. Вдохновение и наркотическая «дурь» (дух вина) - две вещи несовместные!
Далее, что надо здесь отметить как содержимое «мусорного бака». Знание предков сегодня подаётся как предположение, - они, дескать, «предполагали»! А вдруг наши далёкие предки не «предполагали», а точно знали? Нет, ну это уж слишком (так считается)! Откуда они могли тогда вообще что-либо об этом знать? Разве что веровали (так считается)! Именно так сегодня привычно рассуждают об умственном уровне наших предков: если мы живём позже них, то непременно мы умнее их. Таков, мол, «исторический ход познания». Гипноз научной терминологии, - так об этом говорил Святитель Лука, - он же выдающийся хирург и анестезиолог В. Ф. Войно-Ясенецкий.
Поразительно, но гипноз научной терминологии обволакивает не только сознание простого читателя, но и мысль научных деятелей тоже. Исследователь будто не слышит, что импортное inspiratio ничем не лучше, не глубже, не точнее родного русского вдохновения, - в точности то же самое. В дальнейшем эта «глухота на слова» сыграет свою злую шутку, и спровоцирует на «умную ахинею», - вот так и напишут далее: «вдохновение инспирируется необычными состояниями сознания». Конечно же, «вдохновение вдохновляется», если перевести на точный русский, - так исследователь начинает мыслить и понимать на смеси двух языков. Понимает ли, вообще, о чём говорит? Разве что верует! Но, подаёт дело так, будто знает. Ну, как же, термином-то «блеснул»!
Ну, так что же нам делать с этим «первоначальным представлением»? Увы, с ним ничего не делают, его не используют в качестве знания! Хотя, вычитанное из таких отрывков настойчиво указывает именно на что-то странное и необычное:
«Даже беглое изучение литературы по психологии творчества показывает, что истинное вдохновение инспирируется необычными состояниями сознания и приходит из трансперсональных источников» (4).
Ах, вот оно что, - из трансперсональных… То есть, приходит не от человеческого «Я», не от его «персоны»? Конечно! Об этом каждый творческий человек по собственному опыту знает! Писатели же, которым не свойственно косноязычие поэтов, художников и музыкантов, ещё и очень точно формулируют! Что ж, хотят того или нет, но так прописывают саму суть происходящего: в человека входит постороннее духовное существо! Так-таки входит?
А как же: без этого, то есть «от себя», собственно и сказать-то нечего. Отмечу только, что это духовное существо не столь уж и «постороннее». Оно пребывает в составе человека с самого рождения, а не «входит в него» в моменты вдохновения. Разве что, оно - «стороннее» относительно человеческого «Я»! Оно - не человеческая «персона»! По полному незнанию именно это существо теперь называют «альтер эго» или «другое Я». Очередная выдумка, лохматая в своей дикости: у человека «Я» - в количестве двух штук?! Раньше это существо не путали с человечьим «Я», и называли Человеческой Душой.
Изложение этого момента современными исследователями сопряжено с неимоверными трудностями по части соблюдения научной корректности! И, вроде, надо как-то указать, что пришло не от «Я», но при этом нельзя назвать от кого. Дело доходит до откровенных нелепостей:
«Тот факт, что концепция художественного произведения и связанное с этим состояние душевного подъема исходит не из сознания, подтверждается всеми без исключения, кто имел возможность сделать какие-либо относящиеся сюда наблюдения» (4).
Ах, вот оно что, - не из сознания… А, откуда же?! Откуда человеческое «Я» может что-либо вообще получить, кроме как не из сознания? Если человек пребывает в состоянии «без сознания», то кто может говорить о каком-либо проявлении «Я»? Или мы всё же допустим тогда, что в момент вдохновенного творчества человек пребывает в «бессознательном состоянии»? Я, например, не согласен: в моменты творчества я одинаково успешно осознаю как самого себя, так и влияние вдохновения извне. То есть, я сам в сознании, и творческий продукт созидается там же – в сознании! Однако, упомянутые «все без исключения» давно уже твёрдо обучены «подтверждать», - «не из сознания»! Интересные дела: сначала наука подсадила такое понимание в массовое сознание; в дальнейшем сама же наука опирается на эти данные, как на «сбор научного материала».
В общем, как не крути, суть вопроса сводится всё к тому же: от кого этот образ пришёл в сознание? И снова деликатное обстоятельство, - именно этот момент надлежит тщательно скрывать:
«Психологии уже давно пришлось привлечь для объяснения этого явления представление о бессознательном и подсознательном» (4).
Да, привлекла, действительно уже давно, - с начала прошлого века… И бог с ней. С этого момента, в частности, психология перестаёт быть наукой, так, впрочем, и не став ею в этом вопросе. Ведь «подсознание» и всё что с ним связано – своеобразный естественнонаучный «андеграунд». Причём, для «особо продвинутых» и со странными вкусами в познании. Никто же не сможет объяснить, как «подсознательное», а тем более «бессознательное», порождает осмысленное и содержательное!
Но, куда важнее проблески возникающего здесь «ненаучного» понимания, - они имеют чрезвычайное значение и смысл! **Сознание человека соприкасается не только с его «Я»**; с сознанием вступают в отношения ещё и иные сущности духовного состава человека. Оно, **сознание, – «база общего пользования», совместное знание** одно на всех… Что, собственно, бесхитростно звучит в самом слове: со-Знание.
Здесь надо сразу оговорить возможные обвинения автора в «лютой антинаучности». Не потому, что автор «боится», а потому, что в этом вопросе не надо бы оставаться только на базовых положениях своей «образованности» и «просвещённости», впитанных нами ещё со школы. И далее возведённых в ранг «сакрального знания» и не дающих ответа ни на один из «вечных вопросов». Очень немногие замечают странность монопольного присвоения психологией единоличного права на «разработку проблемы сознания». Выдающийся психолог В. П. Зинченко, к примеру, это «право» за психологией (и философией тоже) не признавал. И прямо постулировал, что «сфера сознания, подобно ноосфере, духосфере … не имеет собственника, она – ничья» (В. П. Зинченко. Сознание и творческий акт. Интернет-публикация).
То есть, «проблематика сознания» может серьёзно и дотошно разрабатываться культурологией, принимая форму упомянутой В. П. Зинченко духосферы. Ибо чем, как не «динамикой духовности» занята культурология?
«Проблематика сознания» может разрабатываться и широко понимаемой антропологией, выстраивая, быть может впервые, конкретные контуры ноосферы. Ибо чем, как не разумом выделяется человек из лона биосферы?
Наконец, «проблематика сознания» может всерьёз разрабатываться и на основе традиционных воззрений русского народа, коренящихся в смысловой структуре русского языка.
Во всех этих случаях перед нами будет совершенно «другое сознание» без каких-либо «совпадений» и «согласований» с положениями общей психологии. И львиная доля всех «проблем» в такой «проблематике» отвалится за ненадобностью. Пресловутые «проблемы» потому и существуют в естественнонаучной психологии, что её данные крайне плохо совмещаются, к примеру, с данными социодинамики культуры, с наблюдениями за «процессом творчества» и анализом «механизма вдохновения».
Хуже другое: смысловую инфляцию психология успешно экспортирует в прочие разделы человекознания, прямо препятствуя их развитию. И совсем плохо, что нынешняя психология выступает в роли «гегемона», устанавливая «методологические правила» любых исследований человека. И кто же отважится на «бунт»?
Таких людей, естественно, вообще единицы. Все прочие дружно и некритично усваивают данные психологии о сознании как о «продукте деятельности мозга», где существование каких-либо духовных сущностей попросту не предусмотрено «в виду их отсутствия». Однако, данные самонаблюдения (столь нелюбимой в психологии интроспекции) упорно выстраивают совершенно иную картину творческих событий во внутреннем мире человека.
Данные этих «антинаучных» наблюдений предъявляют нам хоть и совершенно иную, но именно психологию, с важнейшей поправкой на то, что «психе-» здесь всё же «душа», а не экстравагантная приставка к слову «-логия». «Со-знание» - совместное знание; в сознании орудуют разные духовные сущности, не только человеческое «Я»! И не одно только «Я» имеет там «право голоса». Очень хорошо и совершенно «поневоле» в этом разбираются этнографы, по совместительству становясь ещё и филологами. Так понимал дело и русский народ, оснащённый великим и могучим русским языком, который сам по себе является источником знания.
Вот откуда все эти подсказки, наитие, озарение, когда в сознании вдруг появляется нечто, придуманное совсем не человеческим «Я». И человек, естественно имеющий доступ к своему сознанию, может использовать это для дела, как готовый материал. И ничего страшного нет в том, что материал подготовлен не умственными усилиями его «Я». Это ведь всё безвозмездно и в дар! К тому же, здесь нет ничего чрезвычайного, - это самый что ни на есть обыденный акт сознательного жития. Пользуйся, Человек! Теперь ты уже из разряда «одарённых»… И отпадает всякая необходимость в дискуссиях «о природе одарённости».
Что здесь более всего беспокоит? Что здесь вообще может беспокоить? О! - здесь усматривают нечто «оскорбительное» для человека, нечто «принижающее его достоинство». Такова степень выраженности чувства «цивилизационного умственного превосходства» современных исследователей:
«Наиболее яркое и грубое выражение этого реально-мистического взгляда на вдохновение мы находим, с одной стороны, у диких и полудиких народов - например, у наших сибирских инородцев, у которых их вдохновенные пророки и чародеи, шаманы, представляются пассивными орудиями разных входящих в них духов» (4).
Вот так, народы, которым было точно известно, с чем они имеют дело в явлении вдохновения, называют «дикими» и «полудикими». Что касается нашей цивилизации, то «дикой» её, конечно, не назвать. Но, «туповатой» - вполне можно. Ведь «пассивное орудие», - камлающий шаман, к примеру, - предпринимает активные, совершенно осмысленные действия для достижения такого состояния!
И, для сравнения: в нашей творческой среде хорошо знают, как долго и уныло вдохновения приходится ждать, словно капризную даму, которая может и не прийти, хоть и обещала. В то время как у «диких» и «полудиких» народов вдохновение активно создают, а не ждут, словно у моря погоды. Кто же тут более «дикий»?
Это обычно опускается, это не нужно, это – лишнее… Лучше вспомнить Гегеля, который тоже связывал вдохновение с действием человеческого Духа, но при этом отмечал, что «это действие ощущается самим субъектом как чужая сила». И добавлял, уж коли так: «вдохновение есть состояние несвободное». Интересно, сам товарищ Гегель, - Георг Вильгельм Фридрих наш, - когда-нибудь испытывал вдохновение? Если да, то не по его ли личному запросу «чужая сила» похозяйничала в его сознании? Человек, знакомый с творчеством, подтвердит: без яростного запроса с его стороны, то есть без спроса, «чужая сила» палец о палец не ударит, - кувыркайся сам. Так что, насчёт «несвободы» великий Гегель, пожалуй, перегнул. Или не додумал…
Да, заметно: явление вдохновения в нашей культуре, конечно, уважают, но в научно-исследовательском сообществе как-то не очень любят. И даже явно опасаются. И потому, в конечном счёте, всё сваливают в большую помойную яму «проблемы психопатологии»:
«Гораздо более плодотворными следует признать наблюдения новейших психопатологов, подтверждающих старинное мнение Аристотеля о сродстве высшей духовной деятельности с помешательством. Можно считать установленным фактом, что особенная способность к вдохновенным действиям и произведениям (гениальность) и многие формы душевных болезней развиваются на общей почве невропатической и психопатической конституции» (4).
Аристотель, этот Всезнающий Стагирит, и тут успел отметиться! Сам-то он, как известно, скульптуры не ваял, стихи не писал, песен не сочинял. Зато в избытке имел возможность вести беседы о природе искусства с окружающими его поэтами, музыкантами и ваятелями. Так пишут о нём и Древней Греции тех времён. Возможно, в этих беседах и подметил он стандартный образ состояния вдохновения: бородатый мужик, с нездоровым блеском в глазах, нелепо размахивая атлетичными ручищами, горячо и сумбурно излагал, как приходят к нему стихи… И нёс, по сути, «чистую ахинею». Ну, чем не помешательство? Психи, бывает, выглядят так же!
Авторитет Стагирита столь велик до сих пор, что именно такими «пугалками» человека и вынуждают оставаться незнающим и неведающим. В этом вся суть «плодотворности» таких идей.
Но, всё же, как реагировать творческому человеку на утверждения, что его способности сродни выходкам психов? Ибо и те, и другие, реализуются, дескать, на общей почве невропатической и психопатической конституции?
Художники и психи… Я бы добавил в эту компанию ещё и представителей преступной среды, - они тоже, те ещё «художники». И представителей руководящего состава всех уровней, частенько страдающих клинически выраженным «комплексом власти», - эти, как известно, те ещё «артисты». В то время как любое общество, - формально функционирующая машина, делающая людей сугубо функциональными винтиками «механизма общественной жизни». Излишней художественности и артистизма она не предполагает!
Нормальный член общества не должен слишком многого хотеть, не должен слишком многого знать. Только – в рамках предписанного! Это необходимо для выживаемости общества, так как «слишком знающие» частенько впадают в искушение отвергать предписанное, - в точности по формуле «учёных много, умных мало». Известно же, как этим искушением поголовно мается наша «либеральная тусовка», буквально «балдея» от диковатых «элитарных закидонов». Вот уж, кто «знает» и как страну развивать, и куда искусство двигать! Жаль только, что дальше дерзкой болтовни и глупых пьянок дело как-то не идёт. Конечно, учёные – это другое, не путать с «продвинутыми»!
Но ему же, обществу, необходимо и духовное развитие, - для той же выживаемости. Вот тут и проявляется двоякое значение творческого художника: именно он способствует духовному развитию, и он же расшатывает устои общественной жизни. Ему же подражают! А он желает «сверх нормы», он знает «слишком много». Он если и «винтик», то совсем другого уровня бытия. Он тот «сверчок», который не желает знать отведённый ему в обществе «свой шесток». А надо бы знать… Иначе свобода приведёт к порабощению, - такая, вот, диалектика. Да уж, «это могут не только лишь все», как сказал бы незабвенный и неповторимый Виталий Кличко* (недруг, мэр града Ки́ïв).
Общество и превозносит художника, и жёстко бьёт! И легко доводит болезного до состояния невроза. Его поведение приобретает черты «антиобщественного». С этого момента художник становится совсем уж неудобной фигурой: - ах, он ещё и голоса слышит?! У него и видения бывают?! Эти нормальные явления духовной жизни не свойственны «нормальному члену общества». Приехали.
Психопатологии слишком хорошо знакомо явление «голосов» и «видений», галлюцинаций и псевдогаллюцинаций, когда «другое Я» буквально царствует в сознании больного человека. Его собственное «Я» при этом настолько подавлено, что исключается всякая возможность самоконтроля и управления собой. Вот тут бы и поговорить о гранях и различии между вдохновением, где «Я» наслаждается, а личность торжествует; и помешательством, - где «Я» раздавлено или мучительно страдает, а личность вовсе разрушена. Это очень важное различие, в нём – вся суть происходящего.
Я лишь отмечу общую черту современных исследователей психопатологии: они не склонны зарываться в глубину изучаемого явления. Доходя до некоторого, им хорошо известного и чётко ощущаемого предела (читай «запрета»), они перестают задавать вопрос «что это?». Я ни разу не встречал в литературе этот вопрос относительно «голосов» и «видений» у психически больных. Явление есть, вопроса – нет. Наверное, психопатологам здесь настолько «всё ясно», что ответ-то всегда только один: «это – бред». Вместо углубления они склонны к азартному расширению («экстраполяции», как у них говорят) имеющихся у них представлений на проявления творчества, предвидения, наития и озарения. Ну, художник же «видит»? А композитор или поэт – ведь «слышит»? Ой-ой-ой… Реальность и фантазии «перестают различаться»?! Лечить!
Да, они склонны трактовать эти явления как «дебют клинически выраженного психического расстройства». Они пишут об этом статьи, - исключительно «для целей ранней диагностики». Если творческий человек как-нибудь набредёт на эти тексты, у него волосы встанут дыбом от неподдельного ужаса. Вот, для любителей покопаться в психопатологии творческих людей: Литвинцев С. В. «Синдром «патологического предвидения» и его место в дебюте параноидной шизофрении» (Обозрение психиатрии и медицинской психологии № 1, 2016, стр. 49-52).
Корректная и типовая научная работа, описывающая общение психиатра и человека, обратившегося за консультацией по поводу голосов и видений, предвосхищавших последующие события в его жизни. Одного живо интересовало предвидение как явление ему свойственное, другой – энергично подгонял происходящее под диагноз. «Пациент» так и не заболел, от рекомендованного обследования и лечения отказывался, в быту и на производстве проявлял полную адекватность без каких-либо нарушений адаптации к общественной жизни. Но, само наличие у него голосов и видений трактуется как психотическое расстройство шизофренического регистра, констатируется неадекватность познания и глубокие изменения, происходящие во «внутреннем Я».
Вот уж, воистину, «человек либо гений, либо болен». А если и «гений», то, всё же, «не совсем нормален». Кого-то надо высечь на конюшне? - ох, надо…
Вот, «как-то так». Обратись к специалисту-душеведу Менделеев со своим сном «про таблицу», или Кекуле со своим сном «про формулу бензола», уж им бы рассказали, как надо правильно мыслить, - лечиться надо, допреж всего!
Я уж молчу о Ги де Мопассане, к которому воочию и наяву явился его «двойник», уселся рядышком за тот же стол, что и сам писатель, и давай тому диктовать, - Мопассан только записывать успевал, удивляться ему было некогда. Ну, так пишут про него, читали же.
Может, всё это легенда и выдумки? Может! Но, для меня важно, что здесь присутствует само упоминание такого явления. Я предпочитаю смотреть именно в эту точку события: если и фантазируют рассказчики, то преувеличение деталей не особо важно. Важно, что само явление, описанное множеством творческих людей, – вполне возможно и действительно происходит. Автор, творящий вдохновенное произведение – всегда со-автор!
Однако, отмечу в этой связи, что грань и различие между вдохновением и помешательством совершенно не внятны естественной науке. То есть «вообще никак». Зато, наука явно не прочь попугать творческий народ и психически неординарных людей. Вполне успешно, ведь науке верят: вдохновение-то, оно вон какое, без него, «такого», как-то спокойнее…
А в заключение или «по ходу дел» ещё и ляпнут традиционное: «истинно-научная теория вдохновения принадлежит к задачам будущего» (4).
Можно подумать, наука действительно настолько озадачена «проблемой вдохновения», что вот-вот всё бросит и кинется её решать.
Краткое заключение
Вдохновение – состояние исключительное по переживаемому наслаждению! Во вдохновении человек непосредственно прикасается воистину к Вышнему. Состояние очень похожее по описанию на получение «благодати». Её, «благодать», трактуют в православии как внешнюю силу, приносящую человеку глубокую светлую радость. Верующему понятно, что сила эта – божественного происхождения. Разумеется, атеистически образованный человек склонен категорически отвергать такие свидетельства о природе вдохновения. Он и за свидетельства-то их не принимает, считая их продуктом «религиозного отравления сознания». Да и ладно, Гарсиа Лорка, не страдавший религиозным фанатизмом, свидетельствовал о том же:
«… вдохновение – дар свыше, неизречённая благодать» (Ф. Г. Лорка. Воображение, вдохновение, освобождение. Сборник «Об искусстве». Изд-во «Искусство». Москва, 1971). Лорка – поэт; он здесь - не учёный деятель, не исследователь «проблемы»; думаю, он просто лично знает о чём говорит.
В. Ф. Войно-Ясенецкий указывает, что события эти разворачиваются не где-либо «в теле», а очень конкретно в сердце, - главном органе чувственного познания и предвидения. Сердце по его определению – «престол благодати» (В. Ф. Войно-Ясенецкий. О духе, душе и теле. Изд-во «Жизнь с Богом». Брюссель, 1978). Сердце – особый «духовный орган», своеобразная призма, расщепляющая свет озарения на составляющие его высшие чувства. «Где-то в груди, - не в голове, - что-то тихонько поёт»… Состояние хорошо знакомое сочинителю музыки. Есть от чего возбудиться, есть! То есть, взойти к пробуждению, «уйдя в отрыв» от сонного морока «подлой обыкновенности»! Это не spiritus-inspiratio; это – духовное.
Вдохновение имеет и ещё один явственно ощущаемый момент: это способность человека видеть и слышать нечто настолько глубокое, и, одновременно, тонкое, что обычно проходит мимо внимания всех остальных. Так что «дар» - не только отданная в авторскую собственность «вещь». «Дар», и связанная с ним «одарённость», ещё и способность человека вдохновляться. Сама «способность» говорит о способе и пособлении… Ну и, конечно, о таинственном пособнике! Вот он-то, способ, и интересует, прежде всего, всех охотников за духовными сокровищами… Владеешь способом, так, стало быть, - «способный»? Да.
С этим можно именно работать, приложить к самому себе и своей творческой деятельности. Создал мотив, - любой, случайный, - и… слушай… что там дальше? И будь уверен: если действительно вознамерился создать нечто хотя бы только похожее на произведение искусства, то непременно услышишь. И будешь очень удивлён, впадёшь в глубокую неговорливую задумчивость. И много узнаешь о себе, - о своей слабости, к примеру… И о гигантских возможностях некой пришлой силы тоже узнаешь.
Что, всё действительно так просто? Да если бы… Например, я хочу создать не произведение настоящего искусства, как я заявляю об этом друзьям и знакомым, а захотел просто «повыпендриваться»… Да, глубоко-глубоко внутри уж я-то знаю: вот, чего я хочу, посмотрите каков я, - а?! Вообще-то, неосуждаемое желание из разряда «мелких грешков» сродни «баловству», но, вдохновение, конечно, промолчит, «выпендриваться» - занятие не духовного плана. И, потому, тщеславное стремление закономерно выдаёт либо убогий плагиат, либо вульгарную «попсу», - для целей «повыпендриваться» самое то! Или вообще ничего не даёт.
Теперь можно порассуждать и о том, кто же такой «Я»… Вроде простой вопрос, разрешаемый простым ответом: «Я» это, конечно же, я. Вот с этим мы и живём с детских лет, полагая, что полностью знаем себя как существо. Однако, творчество, как выясняется, неизбежно запускает самопознание, - причём, не на материале прочитанных книг, прослушанных лекций и просмотренных видеороликов, а на материале реальных внутренних событий. И первый же шажок в самопознании открывает нечто ошеломляющее: «Я» - только лишь некая малая часть моего человеческого существа, определяющая моё бытие далеко не в полном объёме.
Сознание никуда не девается в творчестве, человек в творчестве – вполне в сознании! Но, как видно, не один только «Я» использую моё сознание… Там, внутри, есть что-то ещё… Или же кто-то. Неуютно как-то становится… Непривычно и даже тревожно. Ещё бы, ведь нам, «просвещённым», об этом никогда не рассказывали!
Самопознание, как видно, штука не развлекательная и уж совсем не забавляющая. Но, об этом как-нибудь в другой раз…
Мне могут сказать, и обязательно скажут: это же мистика! Ну, главное, что не дуристика от «научной психологии творчества»…
Также на личном опыте мне известно: «когнитивный шок» штука пренеприятнейшая! Теперь очередь защищаться за несогласным читателем. Соболезную. Здесь каждый выздоравливает сам, только сам… Без докторов. Прогноз – неопределённый… Ещё бы, - тут «мистикой» запахло!
Русский язык, - великий, могучий, глубокий и точный, - он просто и бесхитростно рассказывает о «страшных тайнах» устройства человеческого существа. «Тайны», собственно, и вовсе не тайны. Просто в стандартных философских рассуждениях всё так запутано! - без русского языка и не распутать. Нет слов! Одни только «термины»… Смысловые пустышки.
Источники
1. Корчак Я. Как любить ребенка. М., 1990. С. 321
2. Грин А. С. Алые паруса; Блистающий мир; Золотая цепь; Рассказы. – М.: Худож. лит., 1986. – 512 с.
3. Пономарев Я. А. Психология творчества. - М.: Наука, 1976. - 135 с.
4. Автор неизвестен (мне). Дипломная работа по психологии «Соотношение вдохновения и других психических процессов в художественном творчестве». Интернет-публикация.
