65,9 тыс подписчиков

Нагадай мне, чтоб кони стремились этой ночью в счастливый полёт... (Часть 31)

24 апреля 202324 апр 2023

5765

7 мин

Сергей не отпускал Сашину ладошку. Не только оттого, что… вдруг вспыхнул от желания ласкать её пальчики, – ему казалось, если он ладонь её отпустит, то Александра тут же поднимется и уйдёт, уедет в какое-то придуманное ею далеко… И там непременно найдётся некая Катерина-знахарка, что даст ей отвар… и ребёночек не родится. Серёжка прикрыл глаза: Мария Александровна убаюкивала малютку – крошечного мальчишечку Сергия, ласково склонялась к нему…

Сергей пока не знал, что ему надо сделать. Задача потруднее, чем те, которые ему, будущему горному инженеру, встречались во время практики в шахте, – когда на своих плечах удержал обвалившуюся глыбу породы… или нашёл решение, как остановить воду, что безудержным потоком прорвалась в забой. Сейчас он знал лишь одно: Саша тоже должна убаюкивать малютку. Прикрыл её ладонь другой своей рукою:

- Я тебя никуда не отпущу. Это нельзя, – что ты надумала.

Александра Григорьевна подняла глаза. Вот тебе и мамкина юбка… От изумления не сразу нашла слова:

- А… тебе откуда про то известно, – что я надумала?..

- Известно, значит.

Сашина ладошка пойманной птицею забилась в его сильных руках. Сквозь гнев рвалось в голосе отчаяние:

- Отпусти!.. Что ты можешь знать об этом!.. И… не твоё это дело!.. Тебе… тебе с девками только… только целоваться учиться, а ты… со своими советами! Отпусти!

Но – куда её маленькой ладони против Серёгиной силы немеряной!.. Он улыбнулся, – застенчиво, но всё ж и чуть нахально, – по-мальчишески:

- Угу. Ты много умеешь… целоваться-то. Научить?..

Саша на миг замерла. Потом задохнулась:

- Беесстыдник!.. Каакой беесстыыдник! Отпусти!..

А Сергей не отпускал, чуть сжимал её пальчики...Краснел… и улыбался:

-Я же вижу, что люб тебе.

Пташкиным крылышком снова затрепетала маленькая ладошечка в его сильных руках… И беспомощно притихла. Саша заплакала:

- Люб… Ох, как же ты люб мне!.. Увидела тебя, – забыла обо всём… Только уж поздно было… Я к Парамону Тихоновичу пришла, чтоб… Да разве же там должна была я увидеть тебя!..

Сергей молчал, а сердце холодело… Поздно?..

Непостижимо, но Саша откликнулась на его безмолвный вопрос – горьким вздохом-всхлипом:

-Поздно… – Горестно улыбнулась: – Увидела тебя –впервые… А сердце отчего-то взлетело, – счастливо так… Словно знала я тебя раньше… или дыхание твоё слышала, или стук сердца… Давно-давно. А ровно помню, как хорошо было, – когда слышала, как ты дышишь… и как сердце твоё рядом с моим стучит. А потом увидела тебя… у Парамона Тихоновича… ты смотрел на меня, и мне так же хорошо было… Только поздно.

У Серёжки потемнело в глазах… Что-то сдавило виски, – так было, когда впервые спустился в шахтную глубину… Саша сказала о том, что он и сам неясно чувствовал, – будто слышал когда-то её дыхание, и как сердце её стучит, слышал… Поздно?.. Поднёс к губам её ладошку – не поцеловал, лишь чуть прикоснулся. А сказал строго:

- Ты это, Александра. Ты никуда не уезжай, – ребят вот учи. И не смей к Парамону Тихоновичу идти. И о глупостях всяких думать тоже не смей: грех это. А мне завтра надо на рудник съездить, в Лисью Балку. Иван Савельевич… инженер Антипов с завода, велел: взять пробы кокса и заодно на стройке побывать, – там, на южном склоне, начали новую шахту строить. Дня через три вернусь. Мы встретимся с тобою. А я там, в Лисьей Балке, за эти дни подумаю, как нам дальше быть. Идём, – домой провожу тебя: мать, поди, тревожится, что всякий день поздно возвращаешься.

И, как в прежние дни, лишь дошли до Каменного Брода, Александра сказала:

- Дальше я сама.

И снова тревога всколыхнулась в её глазах – как, бывает, на чистую синь ясного небушка понадвинется с того края степи грозовая туча… За тревогу эту неизбывную пожалел Сергей Сашу, не стал настаивать. Ещё раз осторожно сжал ей руку:

- Вернусь, – встретимся. Я приду к тебе в школу, – после уроков.

Александра чуть склонила голову. И, как всегда, торопливо ушла…

Сергей смотрел ей вслед. С удивлением прислушался к неясной тоске, что вдруг невесть откуда нахлынула холодной волною: Александру Григорьевну… Сашу он увидит теперь не прежде, чем из Лисьей Балки вернётся. Три предстоящих дня вдруг показались ему вечностью…

Ласково вздохнула Луганка, задышала в лицо свежестью талого льда, горьковатой нежностью вербовых веток. Каменный Брод – по левому, высокому берегу, и Луганка течёт здесь привольно, каждую свою светлую капельку бережно несёт Северскому Донцу, чтоб слиться с ним воедино, и так катиться к батюшке Дону. Среди сухой полыни и донника Сергей рассмотрел неприметную тропинку, что спускалась к берегу. Может, разбавит Луганка дыханием своим неожиданную тоску…

Уже около самого берега лицом к лицу столкнулся… с Агатой Ермолаевной. Впрочем, что удивительного: гадалка держала в руках плетеную ивовую корзину. А в корзине – Сергей усмехнулся – как и положено: какие-то веточки, корешки, что, по-видимому, служат Агате Ермолаевне в её таинственном ремесле, помогают угадать-разгадать…нагадать желанное для кого-то счастье.

Агата усмехнулась:

- Кружишь вокруг дома моего… Что ж не зайдёшь никогда? Либо одному, без друзей, боязно в избу ко мне зайти? Знаю: глыбою легла на сердце печаль. Скажи, – может, пособлю словом каким.

- Так ты ж гадалка, – усмехнулся Сергей. – Ну, и угадай, – про тоску мою.

Агата тоже усмехнулась, в глаза взглянула… А показалось – в самую душу:

- И угадывать нечего… Не твои глаза были, – те, что полюбил. Небось, – кареглазою была… любовь-то? Ну, куда ж к твоим тёмно-серым тучам – огонь, даже тихий и мягкий? Тебе надо, чтоб глаза твои в синь смотрелись, – вот тогда легко будет… и счастливо. Я ж тебя ещё прошлой весною упреждала: не счастье встретишь, а лишь горюшко за счастье примешь.

Сергей признался:

- Не отпускает она меня… любовь эта. Знаю, что горем стала, – не для меня одного. А… не отпускает. Снится… а порою и наяву мелькнёт перед глазами, – счастьем своим… без меня.

- И без тебя, и с тобою… Так уж выпало вам с нею.

Сергей свёл брови:

- Ты снова – за своё! Как это: и без меня, и со мною? Что это за счастье такое? Разве бывает так?

- Бывает, – сухо и скупо ответила Агата. – Ежели захочешь, – дорогу ко мне найдёшь.

- Вот этого мне ещё недоставало, – гаданий твоих. Я на рудник завтра уезжаю.

Агата помолчала, снова в глаза Серёгины взглянула. Чуть приметно усмехнулась, кивнула:

- Уезжаешь. С глыбою этой в груди. А там, на руднике, сдвинется она. Почувствуешь, – таять начнёт.

Агата Ермолаевна пошла по тропинке наверх. Сергей догнал её, за локоть придержал:

- Скользко. Провожу Вас.

Синей молнией, что вдруг показалась Серёжке знакомой, вспыхнуло в Агатиных глазах удивление. Но гадалка благодарно склонила голову, оперлась на сильную руку Сергея. А когда поднялись, горестно в лицо его всмотрелась. Спросила – не его, себя будто:

- Кто же ты?..

Сергей улыбнулся:

- Сергей я. Сергей Михайлович Туроверов. Будущий горный инженер.

- Да знаю я, что Сергей. И про горного инженера уж не впервые слышу, – словно в какой-то досаде махнула рукою Агата Ермолаевна.

И не могла ему объяснить… Что будто вину свою чувствует перед ним… И радость какая-то, – самая большая и светлая, – связана с этим красивым и рослым сероглазым парнем.

… Надумал я… – Степан Панкратович потёр рукою лоб, тяжело поднял глаза на жену: – Надумал я, Нюра… Чтоб, значит… чтоб завод кирпичный, ну, и капитал весь… Сергею передать. Чтоб, значит, он – как наследник… единственный… вёл теперь все дела на заводе. Чтоб всё в свои руки взял.

Нюра обминала тесто. Переспросила, – вроде бы и без удивления, просто – ради любопытства:

- Кому, Степан Панкратович, завод и капитал передать, говоришь?

- Сергею. Внуку. У меня уж силы не те. А ему – в самый раз будет.

Нюра прикрыла тесто чистым полотенцем. Понимающе головой кивнула, уважительно протянула:

- Внууку. Вон оно как. Понятно: так все делают. Да только где ж он у нас, внук-то.

За деланым гневом в глазах Атарщикова – беспомощная, жалкая даже растерянность:

- Будто не знаешь, о ком я речь веду!

Нюра присела рядом:

- А чтоб, Степан Панкратович, внук был, прежде надо, чтоб дочка была. Дочку ты проклял, – оттого, что деньги Евлампия Лыкова к твоим не добавились. А внука своего… нашего внука, сыночка Аксюткиного, ты велел в сиротский приют при монастыре отдать. Ездила я потом туда, – о здравии твоём помолиться… А послушница Епистимия и рассказала мне, что ребёночка Аксиньюшкиного, сыночка её… уж утром должны были отдать каким-то приехавшим издалека людям, – бездетным мужу с женою. Сговорено всё уже было… И деньги большие люди эти готовы были пожертвовать монастырю, – только бы усыновить мальчонку. И усыновили будто бы, – говорила Епистимия, – только другого, не Аксюткиного. Бог управил, – сумели Михаил с Аксиньей в ту ночь забрать мальчишечку своего. Сумели забрать, – прежде, чем успели отдать его чужим людям… Вот я и спрашиваю, Степан Панкратович: где ж он у нас, внук-то…