Среди столпившихся во дворе роддома уже слышались слова о том, что Зинаида «что-то не то вколола» Тосе, поэтому она и умерла. И как водится, припомнили Зинаиде все: и как делала уколы тем, кому назначали районные доктора, но обязательно брала и яйца, и сметану, а то и курочку за это. И никто не вспоминал, что она-то ничего не просила, сами предлагали, а она просто не отказывалась. И как требовала приходить на уколы в амбулаторию, а по домам ходила только к старым и больным.
- Ползу, бывало, по грязи непролазной к ней, а она в халатике белом встречает, да еще и требует, чтоб разувались у порога, а то, мол, грязь несете, - возмущалась Нина Скобцева. – А я до нее иду почти час, да от нее столько же, а укол – две минуты. Она мне тогда глюкозу колола. Отдохнуть не успеваю после дороги. А нет бы попросить бедарку в колхозе, да и проехать по людям, чтобы всем уколы сделать!
- Ну чего ты, Нинка, ругаешься? У нее есть рабочее место, а тогда, ты ж помнишь, она одна у нас была, как же ей уходить их амбулатории? А пока до каждого доехала бы, так и день кончился б. А к лежачим она всегда ходила – не бери грех на душу, в любую погоду шла, хоть к старому, хоть к малому, – защищала Зинаиду Настя, у которой было пятеро детей. – Она к моему Вовке, когда он корью заболел, по три раза на дню ходила.
- А коня было выпросить в колхозе – это все равно что снега в мае, - добавила Нюра Евсеева, - так что ты поубавь злости!
Нина обиженно поджала губы и замолчала, не найдя поддержки у односельчан.
В это время из дверей дома вышли милиционер, мужчина с чемоданчиком и Зинаида. На ней не было лица. Толпа замолчала. И вдруг кто-то громко сказал:
- Что ж ты ей уколола, что она померла?
Зинаида остановилась, будто ее ударили, вскинула голову. В глазах были слезы, была огромная боль. Она ничего не успела сказать, когда милиционер обратился к стоявшим во дворе:
- Успокойтесь, граждане! Следствие во всем разберется, вот специалист сейчас все выяснит.
- А что толку, что выяснит? Молодой женщины нет! – послышались голоса.
- И уже не вернешь ее!
- Расходитесь, граждане! – продолжал настаивать милиционер.
- Ладно, вы езжайте по своим делам, а мы тут уж без вас как-нибудь сообразим, что делать, - провожали его женщины.
В это время подъехала машина «Скорой помощи», из которой вышли водитель и санитар с носилками. Через некоторое время крики в доме усилились, и в дверях показались носилки с накрытым простынкой телом. За ними шла поддерживаемая Василием и Женей Ольга. Женщины во дворе заголосили.
Машина уехала, из дверей вышла растерянная акушерка. Взоры всех обратились к ней. Она остановилась, потом быстро сошла со ступенек и быстро по улице.
Евдокия пришла домой заплаканная, грустная. Зоя смотрела на нее, ничего не спрашивая.
- Увезли Тосю, в район. Говорят, что будут делать вскрытие, чтобы узнать, что ж с ней случилось. И Зину забрали, - сказала Евдокия, понимая, что Зоя ждет ее слов.
Зоя вспомнила, как ее встретила ворона, сидевшая на столбе – видишь, накаркала такое несчастье. Ей вдруг стало не по себе, откуда-то возник страх, который разлился по всему телу, даже дыхание перехватило: а вдруг и с нею так? Ведь Тося не жаловалась ни на что, она даже моложе Зои была. Была – какое страшное слово!
Евдокия увидела, что происходит с невесткой и поспешила успокоить ее:
- Ну, чего ты всполошилась? Тебе рожать еще не скоро, и мы отправим тебя в район.
Ночью Зоя, прижавшись к мужу, шептала:
- Я так боюсь, Петя! А если и я?..
Петр, прижимая ее к себе, целуя в макушку, говорил:
- Дурочка ты! Неужели я тебя отпущу?
- А Женька тоже не хотел отпускать Тосю... Как же теперь девочка?
- Ну, девочка одна не останется – и бабушка есть, и дедушка, и отец...
- А мамы нет, - проговорила Зоя и всхлипнула.
Через несколько дней Зинаида вышла на работу. У Тоси нашли аневризму головного мозга. Ей нельзя было рожать – нужно было делать кесарево сечение. Но кто ж знал? А голова у нее болела еще почти с детства. Ольга, бывало, даже ворчала на нее:
- С чего ей болеть-то, голове твоей? Выпей таблетку, да и все!
Ольга на работу не ходила: внучку оставить было не с кем, да Ольга и не оставила бы ее ни с кем. Василий часто сидел за столом, молчал, иногда плакал, чтоб не видела Ольга. Она тоже мало разговаривала с ним. После похорон дочки она сказала:
- Теперь доволен? А если б уехала в город, глядишь, и спасли бы Тосечку. А ты оставил ее тут в деревне!
Василий, казалось, задохнулся от возмущения, но не сказал ничего, только махнул рукой. Что ей объяснять? Врач сказал, что это не лечится ни в городе, ни в деревне. Иногда он подходил к внучке, смотрел на нее, находя в ее маленьком личике черты дочки. Иногда у него возникала мысль сообщить Ивану и о рождении дочки, и о смерти Тоси, но он не знал, как это сделать. Хотел спросить адрес у Зои, но подумал, что она-то откуда может знать его?
Январь пришел с морозами, но почти без ветра. Дни стояли солнечные, яркие, слепящие сверкающей белизной снега. На речке каждый день катались дети – кто-то на коньках, кто-то на подошве. Детские голоса оттуда слышались до позднего вечера, когда уже темнело. А ночи были просто прекрасными: на огромной высоте на темном небе сияла луна в окружении звезд, таких же ярких, сверкающих. Кажется, что вся земля спала в полной тишине и спокойствии. Чистый воздух был таким густым, что казалось, будто тоже скрипит, как и снег под ногами.
Василий должен был ехать в больницу, куда он ездил систематически после нападения на него. Выйдя от врача, он вдруг подумал, что адрес Ивана может быть в милиции, ведь следователь наверняка записывал все о нем, когда вел следствие по его избиению. Недолго думая, он направился туда. Там его не сразу поняли, но потом следователь вошел в его положение и адрес Ивана дал ему, хотя предупредил, что тот мог сменить его.