Найти в Дзене

— Иногда, — произнёс он, — любовь становится проклятием...

Оглавление

Рассказ | Украденное счастье |

Глава 1. Начало конца

Бывают взгляды, которые меняют судьбу. В тот новогодний вечер я посмотрела в глаза жениха моей сестры и поняла: иногда любовь становится проклятием ещё до первого слова. Особенно если эта любовь – преступление против родной крови.

Тридцать первое декабря. Старинные часы в гостиной бьют шесть вечера, за окном кружится снег, в духовке томится мамин фирменный гусь, а я верчусь перед зеркалом, примеряя новое платье. Зелёный шёлк струится по фигуре, оттеняя рыжину волос — цвет, который мы с Олей унаследовали от бабушки.

— Катюш! — голос сестры раздаётся снизу. — Спускайся, они приехали!

Сердце ёкает от предвкушения. Наконец-то мы увидим этого загадочного Андрея, о котором Ольга твердит уже полгода. "Умный, красивый, успешный" — стандартный набор достоинств, которыми старшая сестра мерит всех мужчин.

Я сбегаю по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и замираю на последней. В прихожей, среди запахов хвои и корицы, стоит высокий мужчина в тёмном пальто. Он поворачивает голову на звук моих шагов, и время останавливается.

Карие глаза смотрят внимательно, словно видят насквозь. В уголках губ прячется едва заметная улыбка. А в руках — букет белых роз, любимых цветов Ольги.

— Знакомьтесь, — щебечет сестра, сияя от счастья. — Это Андрей, мой жених. А это Катя, моя младшая сестрёнка.

Он протягивает руку:

— Очень приятно.

От его прикосновения по коже бегут мурашки. Ладонь тёплая и сухая, рукопожатие крепкое. А глаза... глаза смотрят так, словно видят что-то важное, скрытое от остальных.

— Катюша у нас художница, — с гордостью говорит мама, забирая у Андрея пальто. — В училище учится. Очень талантливая.

— Правда? — он улыбается шире. — Обожаю живопись. Особенно импрессионистов.

— Прекрасно, — Ольга обвивает его руку своей. — Значит, будет о чём поговорить. Только давайте сначала поможем маме с салатами.

Я смотрю, как они уходят на кухню — идеальная пара. Она в элегантном сером платье, он в безупречно сидящем костюме. Успешный юрист и перспективный архитектор. Красивая история со счастливым концом.

Только почему тогда так больно дышать?

Глава 2. Запретные чувства

Новогодняя ночь растянулась как резиновая. Я сидела напротив них за праздничным столом и не могла отвести взгляд от его рук — длинные пальцы, аккуратные ногти, тонкий шрам на указательном пальце левой руки. Эти руки создавали здания, чертили планы, меняли городские пейзажи. А сейчас они нежно накрывали ладонь моей сестры, и от этого зрелища к горлу подкатывала тошнота.

— Расскажите о вашей первой встрече, — попросила мама, разливая шампанское.

Ольга просияла:

— О, это было так романтично! Помнишь, Андрей?

Он улыбнулся, но я заметила, как что-то промелькнуло в его глазах — словно тень сомнения:

— Конечно. Суд по делу о наследстве. Ты представляла интересы истца...

— А ты защищал ответчика и выиграл, — рассмеялась Оля. — Я так злилась! А потом ты пригласил меня на кофе.

"В качестве утешительного приза?" — чуть не вырвалось у меня. Я прикусила язык и залпом выпила шампанское. Пузырьки ударили в нос, защипало глаза.

— Катя, ты что-то притихла, — отец посмотрел обеспокоенно. — Нездоровится?

— Нет-нет, — я заставила себя улыбнуться. — Просто задумалась о дипломной работе.

— О, точно! — Андрей оживился. — Вы же говорили, что пишете серию картин. О чём они?

Его искренний интерес был осязаемым, как тёплый луч солнца в морозный день. Это так тронуло, что я, воодушевившись, рассказала о своём проекте. В планах несколько историй о запретной любви в разных культурах. Ромео и Джульетта, Орфей и Эвридика...

— Какая тяжёлая тема, — поморщилась Ольга. — Не могла выбрать что-нибудь повеселее?

— Искусство не должно быть "причёсанным" и милым, — возразил Андрей. — оно ещё должно быть честным.

Наши взгляды встретились через стол, и что-то электрическое проскочило между нами. Я почувствовала, как краска заливает щёки.

— А, по-моему, честность переоценивают, — фыркнула Ольга. — Иногда ложь во спасение гораздо милосерднее.

Если бы она знала, насколько пророческими окажутся эти слова...

После полуночи все разбрелись по дому. Родители ушли спать, Ольга засела за ноутбук — срочное дело не ждало даже в праздник. А я вышла на заснеженную террасу подышать морозным воздухом.

— Можно? — его голос за спиной заставил вздрогнуть.

Андрей стоял в дверях, держа две чашки с глинтвейном. От пряного аромата кружилась голова. Или не только от аромата?

— Я посмотрел ваши работы на сайте училища, — сказал он, протягивая мне чашку. — Потрясающая техника. И такая... пронзительная искренность.

Его пальцы случайно коснулись моих. По телу пробежала дрожь, и я едва не выронила чашку.

— Спасибо, — прошептала я. — Просто пытаюсь быть честной. В искусстве и в жизни.

— Честность, — он усмехнулся горько. — Знаете, Катя... иногда самая страшная ложь — это ложь самому себе.

В этот момент на террасу ворвалась Ольга:

— Вот вы где! А я ищу-ищу... Андрей, милый, поможешь мне кое с чем?

Он кивнул, но прежде чем уйти, посмотрел на меня долгим, нечитаемым взглядом. И в этом взгляде было столько невысказанного, что перехватило дыхание.

Я стояла на морозе, пока не застыли пальцы, а глинтвейн не превратился в ледяную бурду. В голове крутилась одна мысль: "Господи, за что? Почему он? Почему сейчас? Почему я?"

Глава 3. Тонкий лёд

Январь выдался морозным и бесконечным. Я пыталась утонуть в учёбе, писала картины до рези в глазах, но каждый вечер Ольга звонила рассказать о подготовке к свадьбе, и каждый раз имя её жениха обжигало сердце.

— Представляешь, Андрей настаивает на камерной церемонии, — щебетала сестра. — А я хочу пышное торжество! Ты же поможешь с организацией?

"Конечно, — думала я, размазывая по холсту тёмно-синюю краску. — Помогу выбрать платье, в котором ты выйдешь за любовь всей моей жизни. Напишу слёзное поздравление. А потом повешусь на фате."

— Катюш, ты меня слушаешь?

— Прости, задумалась, — я пыталась, чтобы голос звучал нормально. — Много работы с дипломом.

— Кстати об этом! — Оля оживилась. — Андрей так интересно говорил о твоих картинах. Может, покажешь ему мастерскую? Он разбирается в искусстве лучше меня.

Сердце пропустило удар. Видеть его? Наедине? Это или подарок судьбы, или изощрённая пытка.

— Не думаю, что это хорошая идея...

— Глупости! Он заедет завтра в три. Я бы сама, но у меня слушания в суде.

Отказаться не вышло. А может, я и не хотела.

Мастерская встретила его запахом масляных красок и февральским солнцем. Андрей остановился на пороге, жадно вглядываясь в картины.

— Потрясающе, — выдохнул он. — Особенно вот эта...

Он подошёл к центральному холсту. Две фигуры, тянущиеся друг к другу через разлом в земле. Я писала её ночами, захлёбываясь слезами и виной.

— Что это за история? — спросил он тихо.

— Орфей и Эвридика, — мой голос дрожал. — Момент, когда он оборачивается. Когда любовь становится проклятием.

Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела. От него пахло морозом, кофе и чем-то древесным — наверное, одеколоном.

— Иногда, — произнёс он, не отрывая взгляда от картины, — любовь становится проклятием.

— Андрей...

— Я должен был сказать сразу, — он резко повернулся ко мне. — Там на террасе. Или ещё раньше, когда увидел тебя на лестнице. Но я промолчал. Струсил.

— Не надо, — я отступила на шаг. — Мы не можем...

— Знаю, — он горько усмехнулся. — Чёрт возьми, конечно, знаю! Ольга не заслужила такого. Она хорошая, добрая, любит меня. А я... я встречаю её сестру и понимаю, что всё это время ждал не её.

Я зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы:

— Уходи. Пожалуйста.

Вместо этого он сделал шаг вперёд. Его пальцы осторожно коснулись моей щеки, стирая непрошеную слезу.

— Посмотри на меня, Катя.

Я подняла глаза и утонула. Снова, как в первый раз. В его взгляде плескалась такая же боль, такое же отчаяние, такая же обречённая любовь.

А потом он поцеловал меня. И мир взорвался.

Глава 4. Осколки

После того поцелуя всё покатилось под откос. Я избегала семейных ужинов, придумывала отговорки, пряталась за дипломом. Ольга обижалась, звонила всё реже. А Андрей... он присылал короткие сообщения: "Прости", "Не могу забыть", "Что нам делать?"

Я не отвечала. Сжигала себя работой, писала новые картины — теперь все они были о боли, вине и запретной любви. Преподаватели восхищались глубиной эмоций, не подозревая, что каждый мазок — кровь из разорванного сердца.

— Что с тобой происходит? — спросила как-то Анна Сергеевна, моя любимая учительница живописи. — Ты словно горишь изнутри.

Мы сидели в пустой мастерской. За окном догорал март, с крыш капала капель, а на мольберте сохла новая работа — двое влюблённых, разделённых зеркальной стеной.

— Помните легенду о Нарциссе? — я невесело усмехнулась. — Иногда любовь так же невозможна, как попытка поцеловать собственное отражение.

Она внимательно посмотрела на меня:

— Запретная любовь?

Я кивнула, не в силах произнести это вслух.

— Знаешь, — она погладила меня по плечу, — в юности я тоже влюбилась в жениха своей сестры. Думала, умру от боли и стыда.

— И что случилось?

— Ничего. Он женился на ней, я вышла замуж за другого. Сейчас у обеих семьи, дети... Иногда так бывает, Катя. Нужно просто перетерпеть.

— А если не получается? — мой голос сорвался. — Если каждый раз, когда видишь их вместе, хочется умереть? Если знаешь, что он чувствует то же самое?

Она побледнела:

— Он тоже?..

В этот момент зазвонил телефон. Ольга.

— Катюш, ты можешь приехать? — голос сестры дрожал. — Срочно нужна твоя помощь с платьем. Последняя примерка.

Я закрыла глаза. Свадьба через неделю. Сестра сияет от счастья. А я... я должна улыбаться, помогать, радоваться за неё. Даже если внутри всё умирает.

— Конечно, — солгала я. — Буду через час.

Свадебный салон встретил меня звоном колокольчика и шорохом белого шёлка. Ольга стояла перед зеркалом — прекрасная, как принцесса из сказки. Платье струилось по фигуре, фата облаком окутывала плечи.

— Ну как? — она покружилась. — Андрею понравится?

Его имя ударило под дых. Перед глазами всплыло его лицо, когда он целовал меня в мастерской — отчаянно, жадно, словно в последний раз.

— Красиво, — выдавила я.

— Врёшь, — вдруг сказала Ольга. — Я же вижу. Что происходит, Катя? Почему ты избегаешь нас? Почему Андрей каждый раз напрягается, когда я говорю о тебе?

— Оля, не надо...

— Надо! — она схватила меня за руку. — Думаешь, я слепая? Думаешь, не вижу, как вы смотрите друг на друга?

В её глазах стояли слёзы. Таких же зелёных, как у меня. Мы всегда были похожи: две капли воды, две сестры, две соперницы...

— Прости, — прошептала я. — Я не хотела... Мы не хотели...

Звук пощёчины эхом разнёсся по салону. Щека горела огнём, но больнее всего было видеть выражение лица сестры — смесь боли, ярости и отвращения.

— Шлюха, — процедила она. — Родная сестра, а туда же... Убирайся. Чтобы ноги твоей не было на свадьбе.

Я выбежала на улицу, глотая слёзы. Телефон разрывался от звонков — Андрей. Я сбросила. Потом ещё раз. И ещё.

А вечером он появился у моей мастерской.

Глава 5. Точка невозврата

— Я всё отменил, — сказал он вместо приветствия. — Свадьбу, помолвку, всё.

За окном лил дождь, превращая мартовский вечер в размытую акварель. Я стояла у мольберта, не в силах повернуться. На холсте темнели два силуэта — мужской и женский, тянущиеся друг к другу через бездну.

— Как она? — мой голос звучал хрипло.

— Плачет. Кричит. Грозится подать в суд за моральный ущерб, — он невесело усмехнулся. — Твои родители... они в ярости. Отец обещал убить меня, если увидит рядом с тобой.

Я, наконец, обернулась. Андрей стоял у двери — промокший, осунувшийся, с кругами под глазами. Но взгляд... взгляд был живой, яркий, словно груз упал с плеч.

— Зачем ты пришёл?

— За тобой, — он сделал шаг вперёд. — К чёрту всё, Катя. Репутацию, приличия, чужое мнение. Я люблю тебя. Только тебя. Всегда любил, просто не знал об этом, пока не встретил.

— А как же Оля? — я отступила. — Она моя сестра. Я не могу...

— Можешь, — он преодолел разделяющее нас расстояние в два шага. — Потому что иначе мы оба будем несчастны. Я — в браке с женщиной, которую не люблю. Ты — в одиночестве с этой болью. Разве так правильно?

От него пахло дождём и отчаянием. Его руки дрожали, когда он обхватил моё лицо ладонями:

— Посмотри мне в глаза и скажи, что не любишь меня. Скажи — и я уйду.

Я смотрела в эти карие глаза и тонула, тонула, тонула...

— Люблю, — прошептала я. — Господи, как же я тебя люблю...

Его поцелуй был солёным от слёз — моих или его, уже не разобрать. Мы целовались как в последний раз, как перед казнью, как перед концом света.

А потом в мастерскую ворвалась Ольга.

— Я так и знала, — её голос дрожал от ярости. — Не теряете времени, голубки?

Она была страшна в своей боли — растрёпанная, с размазанной тушью, в свадебном платье, которое не сняла после примерки.

— Оля... — я шагнула к ней.

— Не смей! — она выставила руку. — Не смей меня жалеть, дрянь! Я тебе всё отдавала — любовь, заботу, защиту. А ты... ты украла у меня самое дорогое!

— Ольга, — Андрей встал между нами. — Прости. Я виноват. Нужно было сразу сказать...

— Заткнись! — она истерически рассмеялась. — Знаешь, что самое смешное? Я ведь чувствовала, что ты не мой. Всегда чувствовала. Но, думала, стерпится — слюбится... А ты, — она посмотрела на меня с такой ненавистью, что я физически ощутила её боль, — ты теперь не сестра мне. Умерла, слышишь? Умерла!

Она выбежала, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла. А мы остались — два человека, разрушившие чужое счастье в погоне за своим.

— Что теперь? — спросила я в пустоту.

Андрей обнял меня сзади, уткнулся носом в макушку:

— Жить дальше. Вместе. Несмотря ни на что.

За окном продолжал лить дождь, смывая старый мир и рождая новый — наш, выстраданный, вымоленный, купленный чужими слезами.

Глава 6. Цена счастья

Следующие месяцы превратились в хождение по минному полю. Город оказался удивительно тесным — мы постоянно натыкались на знакомых, которые демонстративно переходили на другую сторону улицы. В кафе нам отказывали в обслуживании. В галереях, узнав мою фамилию, вежливо возвращали картины.

— Потаскуха, — шептали за спиной. — Увела жениха у родной сестры.

— А он хорош, — вторили другие. — Поматросил старшую, переключился на младшенькую.

Андрей держался стоически. Его архитектурное бюро потеряло несколько крупных заказов — Ольга работала с серьёзными людьми, её связи имели вес. Но он только крепче сжимал мою руку, когда мы шли по улице.

— Переживём, — говорил он. — Главное, мы вместе.

А по ночам я просыпалась от его кошмаров. Он звал Олю, просил прощения, метался по кровати. Я гладила его по мокрым от пота волосам и ненавидела себя за то, что причинила столько боли любимой сестре.

Родители перестали отвечать на звонки. Мама только раз прислала сообщение: "Как ты могла? Она же твоя сестра." От этих слов до сих пор жгло глаза.

— Знаешь, что самое паршивое? — сказала я однажды вечером, когда мы сидели на балконе нашей съёмной квартиры. — Я не жалею. Ненавижу себя за это, но не жалею ни о чём.

Андрей поцеловал мои пальцы:

— Я тоже. И от этого ещё больнее, правда?

С Ольгой мы столкнулись в супермаркете. Она похудела, осунулась, но держалась прямо как струна. На безымянном пальце блестело новое кольцо.

— Выхожу замуж, — сказала она, глядя сквозь меня. — За Олега Савина, помнишь его? Он давно звал. Вот, решилась.

Я помнила Олега — угрюмый тип с замашками собственника. Ольга всегда его недолюбливала.

— Оля...

— Не смей, — она дёрнулась, как от удара. — Не смей делать вид, что тебе не всё равно. Ты сделала свой выбор.

— Я люблю его, — слова вырвались сами собой.

— А я любила тебя, — она, наконец, посмотрела мне в глаза. — Ты была моей младшей сестрёнкой, моей гордостью, моей радостью. А теперь... теперь ты никто.

Она ушла, цокая каблуками по кафельному полу. А я осталась стоять, прижимая к груди пакет с продуктами, чувствуя, как внутри что-то окончательно ломается.

Вечером мы сидели в нашей маленькой кухне. За окном догорал август, пахло грозой и спелыми яблоками с соседнего двора.

— Она выходит за Савина, — сказала я, помешивая остывший чай. — Назло всем. Назло себе.

Андрей молчал, глядя в окно. Потом тихо произнёс:

— Мы сломали ей жизнь, да?

— Мы сломали всё, — я горько усмехнулась. — Семью, репутацию, отношения. Но знаешь что? Я бы снова так поступила. Потому что эта любовь... она стоит всего.

Он притянул меня к себе, уткнулся носом в макушку:

— Стоит. Даже если весь мир против нас.

По карнизу забарабанил дождь. Где-то вдалеке громыхнуло. Начиналась гроза — такая же, как в тот вечер в мастерской, когда мы решили быть вместе, несмотря ни на что.

Глава 7. Искупление

Свадьба Ольги была похожа на поминки. Белое платье казалось траурным на её тонкой фигуре, улыбка застыла маской, а в глазах плескалась такая тоска, что гости старались не смотреть на невесту. Я наблюдала за церемонией издалека, спрятавшись за деревьями церковного сада. Андрей был против, но я должна была увидеть, во что превратила жизнь сестры.

Олег Савин, её новый муж, держался как победитель — самодовольная ухмылка не сходила с его холёного лица. Он собственнически обнимал Ольгу за талию, а она... она словно не замечала этих прикосновений, глядя куда-то поверх голов гостей.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — раздался за спиной злой шёпот. Я обернулась — мама. Постаревшая, с новыми морщинами вокруг рта, с седыми прядями в когда-то рыжих волосах.

— Я должна была...

— Что? — она схватила меня за локоть, впиваясь ногтями. — Убедиться, что окончательно разрушила её жизнь? Позлорадствовать?

В её глазах стояли слёзы. Таких же зелёных, как у нас с Олей — фамильная черта, доставшаяся от бабушки. Раньше нас называли тремя грациями — мама и две дочери, очень похожие внешне.

— Мама, пожалуйста...

— Я больше не твоя мать, — она разжала пальцы. — Моя младшая дочь умерла в тот день, когда предала сестру. Уходи. И не смей больше появляться рядом с нами.

Я побрела прочь, спотыкаясь на высоких каблуках. В ушах звенели церковные колокола, в горле стоял ком. За спиной раздавались восторженные крики гостей — видимо, молодожёны вышли из церкви.

Добралась до ближайшей лавочки в парке. Села, вцепившись в сумочку побелевшими пальцами. Небо кружилось над головой, размытое слезами.

— Я знала, что найду тебя здесь, — этот голос я узнала бы из тысячи. Ольга. Стоит передо мной в свадебном платье, с букетом белых лилий. Красивая, чужая, бесконечно усталая.

— Поздравляю, — слова царапали горло.

— Врёшь, — она села рядом, расправляя пышную юбку. — Ты же знаешь, что я его не люблю. Что выхожу назло — тебе, ему, себе. Знаешь, и всё равно поздравляешь.

От неё пахло любимыми духами, шампанским и отчаянием. Я помнила этот запах — она пользовалась ими с университета.

— Зачем ты здесь, Оля?

— Хотела посмотреть тебе в глаза. Понять... — она замолчала, теребя кружево на рукаве. — Понять, стоило ли оно того? Ваша великая любовь, ради которой ты растоптала нашу семью?

— Я не хотела...

— Но сделала, — она горько усмехнулась. — Знаешь, что самое страшное? Я ведь до сих пор люблю тебя. Ненавижу всей душой, но люблю. Ты же моя младшая сестрёнка. Моя... была моей.

По её щеке скатилась слеза, размазывая тушь. Я машинально протянула руку, чтобы стереть — как делала тысячу раз раньше. Она дёрнулась, словно от удара.

— Не надо этого! — её голос сорвался. — Ты выбрала его. Выбрала, когда знала, как я его люблю. Когда знала, что это убьёт меня.

В этот момент на дорожке появился Олег. Его лицо исказилось от ярости:

— Вот ты где! А я-то думал... — он осёкся, увидев меня. — Ты?! Какого хрена ты делаешь рядом с моей женой?

Глава 8. Новый рассвет

Прошло пять лет. Жизнь, как река после шторма, постепенно вошла в новое русло. Мы с Андреем переехали в Питер — здесь никто не знал нашей истории, не шептался за спиной, не тыкал пальцем. Он открыл собственное архитектурное бюро, я начала выставляться в галереях. Говорят, в моих картинах появился свет — словно боль отпустила кисть.

Новость о разводе Ольги пришла неожиданно. Таня, единственная подруга, не отвернувшаяся от меня, написала: "Олег избил её. Она в больнице. Савина арестовали."

Я примчалась в Москву первым же поездом. Больничный коридор пах хлоркой и отчаянием. У палаты дежурила мама — осунувшаяся, с новыми морщинами, но всё такая же несгибаемая.

— Зачем приехала? — спросила устало.

— Она моя сестра.

— А ты помнила об этом, когда...

— Мама, — я перебила её впервые в жизни. — Я любила его. Люблю до сих пор. Но Оля... она всегда будет моей сестрой. Даже если ненавидит меня.

Она долго смотрела мне в глаза — зелёные, как у неё, как у Оли, как у бабушки. Потом тихо сказала:

— Она не спит. Входи.

Сестра лежала, отвернувшись к окну. Под больничной рубашкой угадывались повязки, на запястье темнел синяк.

— Привет, — я остановилась у порога.

— Зачем? — её голос звучал глухо.

— Потому что ты моя сестра. И я люблю тебя.

Она повернулась. На бледном лице цвели синяки, под глазом — свежий шрам.

— Любишь? — горько усмехнулась она. — А мне кажется, мы обе разучились любить. Я вышла замуж назло всем и получила... это. Ты украла чужое счастье и живёшь с этой виной. Какая же это любовь, Катя?

Я подошла ближе, села на край кровати:

— Помнишь, что ты говорила в детстве? "Даже когда ругаемся, всё равно любим. Потому что мы сёстры."

Она закрыла глаза. По щеке скатилась слеза.

— Я устала, — прошептала она. — Устала ненавидеть, устала помнить, устала притворяться, что мне всё равно.

— Тогда перестань.

Я осторожно взяла её за руку — впервые за пять лет. Она не отдёрнулась.

Три месяца спустя Ольга приехала к нам в Питер. Стояла золотая осень, Нева искрилась под солнцем, листья в Летнем саду горели огнём.

— Красиво тут, — сказала она, глядя на закат с нашего балкона.

Андрей в тот вечер ушёл ночевать к другу. Мы сидели на кухне, пили вино, говорили обо всём и ни о чём. Как раньше, до того новогоднего вечера, перевернувшего наши жизни.

— Знаешь, — она вдруг улыбнулась — впервые за долгое время по-настоящему, — я встретила человека. Хорошего. Который знает всю историю и всё равно смотрит на меня как на чудо.

— Я рада за тебя.

— Правда? — она внимательно посмотрела мне в глаза.

— Правда, — я накрыла её руку своей. — Потому что ты заслуживаешь счастья. Настоящего, не назло кому-то.

Она переплела наши пальцы:

— Мы все его заслуживаем, Катюш. Просто иногда приходится заплатить слишком высокую цену, чтобы это понять.

За окном догорал день. Где-то в соседнем дворе играла музыка. А мы сидели, держась за руки, две сестры, потерявшие и вновь нашедшие друг друга. И впервые за долгое время на душе было спокойно.

Говорят, время лечит любые раны. Неправда. Лечит не время, а любовь — разная, сложная, иногда запретная, иногда выстраданная. Но всегда — настоящая.

__________

Эта история всегда вызывала много споров, а вы на чьей стороне? Рады, что Катюша с сестрой помирились? Или не простили бы никогда? Если история вам понравилась, не стесняйтесь поделиться ею с друзьями. И помните, ваши лайки очень радуют меня.

Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить следующие рассказы - они уже на кончике пера и скоро будут опубликованы.