Работа с первичными документами (с теми, которые еще не «подчищены»), сродни работе со взрывчаткой, занятие это нервное. Вроде 80 лет прошло, а, многие детали «цепляют», а потому, отвлечемся немного от немецких документов. (Сделаем это, дабы немного остыть, и вернуть «непредвзятость» восприятия. Ибо ненависть – состояние тупое, лишающее человека разума). Про «подчистку» напишу, как-нибудь потом, сейчас пока не время.
Решил, ради разнообразия почитать «наши» воспоминания. Слово «наши» умышленно взял в кавычки, ибо они совсем не наши, ибо в очередной раз наткнулся на псевдовоспоминания, после которых хочется помыть руки с хлоркой.
Таких воспоминаний появилось очень много. Зачем пишут такие… (не буду выражаться) ? Не знаю, может, это нужно для диссера, а, может просто «исследовательской сенсации» захотелось. На этот вопрос лучше ответят профи, связанные с этой темой, может они знают, какие «плюшки» это приносит. Я работаю для себя, и у меня мотивация отсутствует.
Просто факт есть факт: вместе с огромным количеством реальных свидетельств, в сети живут и такие… произведения. Я преклоняюсь, перед трудом тех людей, которые нашли и опубликовали множество воспоминаний, низкий поклон за издание воспоминаний ветеранов Севастополя: Б.Кубарского, Д.Пискунова. Пусть даже Пискунов во многом неправ, пусть его воспоминания написаны в 1962 году, но это воспоминания подлинные, настоящие. Но, есть и другие…
Их отличить-то несложно (ну, если хорошо знать события, и знать как, и о чем писали обычно ветераны в своих воспоминаниях).
Выбор «произведения» был неслучаен, сие «произведение» выложено историком, замеченным в недобросовестном отношении к материалу, а, в свое время им бурно восторгался человек, доказавший свою непорядочность во всех вопросах (в том числе и в исторических). Я просто решил посмотреть, чем так бурно восторгаются эти люди. Итак, «воспоминания» А.С.Пантюшенко…
Я не буду цепляться за мелочи, хотя, первые же слова:
«Душное утро. Окраина Симферополя. Дождь». Данные метеостанции говорят о другом, но, ладно, человек ошибся, оставим в стороне прочие мелочи. Якобы житель Симферополя пишет: «Это было 22 июня 1941 года. Говорят, что у комфлота в эту ночь был бал, как в 1904 г. у Стесселя». Уже сомнительная фраза, но, чтобы понять причину сомнений, нужно вжиться в то время, понять, как бы написал человек. О «бале у Стесселя» написал бы только современный человек.
Я не буду грузить лингвистическим анализом, это вопрос сложный (хотя почти все идиомы, использованные в тексте, возникли не ранее 70-х годов ХХ века, хоть и используются по сию пору).
Детали, указанные в тексте псевдоисторические, но «чернушные».
«Изнуряет ежедневное рытье противотанковых рвов после рабочего дня. Бесит, что и тут хитрят ловчилы — рвы не роют парторги и прочее «начальство». Не роют рвы и <…> (все они либо «больные», либо — начальники). Как будто они чувствуют, что роют себе братские могилы. Угнетает бесполезность работы. Гитлер шагает безостановочно по Европе, а симферопольские рвы как будто могут служить ему препятствием.
Исчезли все продукты. За всем бесконечные очереди днем и ночью. Ропот и физическое перенапряжение народа в полной мере властвуют с первых дней войны. Явные признаки голодовки, которая, впрочем, перешла с «малой» (финской) войны в Великую Отечественную.
Что раньше всего делать: работать до упаду, рыть рвы до обморока или стоять в очередях за хлебом до потери сознания? А над всем господствуют драконовские законы: расстрел, расстрел, расстрел…»
Расстрел? Серьезно? Нет продуктов? В Крыму? Правда? Или вот еще:
«Во всем чувствуется неподготовленность к войне, неорганизованность. Негде париться. Низка пропускная способность бань. Каждую ночь прилетают фрицы. Не бомбят, а пугают. Бросаемся врассыпную по Ушаковской балке и по уши вымазываемся в своем же говне. Уборных нет, днем гадим, где придется, а ночью все прилипает к нам. Бомбили днем. А. со страха нырнул в школьную «щель-бомбоубежище», а оттуда вышел весь в говне, даже и уши, и лицо («щель» превратили в уборную). Впервые увидели никчемность нашей зенитной артиллерии (тысяча снарядов на 1 самолет) и полную неуязвимость немецких самолетов».
Немцы бомбят Севастополь каждый день? В августе 1941 года? Серьезно? Тысяча выстрелов на самолет, это норма, но, информация об открытии огня зенитной артиллерией вся есть. Огонь открывался достаточно редко. Да, и… Зенитная артиллерия работает чуть иначе. Дерьмо в Ушаковой балке? Правда?
В воспоминаниях морячки, работая в Военно-морском госпитале II разряда, на Максимовой даче заходят выпить на расположенный рядом винзавод. Ну, во-первых, на Максимовой даче до отправки на «Армении», располагался не госпиталь II разряда, а, САНАТОРИЙ ЧФ, да и с «винзаводом» автор «воспоминаний» явно погорячился, винно-соковый завод появился здесь уже ПОСЛЕ войны. Оп-с...
Читаем еще:
«Все от усталости валятся с ног. В Севастополе паника. Горят склады. Идет грабеж. Идут открытые разговоры об эвакуации (сдаче) Севастополя. Первыми бежало флотское начальство на кораблях. Раненых не успевали возить на теплоходе «Армения». Там их полно, не принимают». Мне просто интересно, какие склады горели в Севастополе в начале ноября 1941 года.
Чтобы понять, что это вранье, нужно очень хорошо знать ситуацию в Крыму и Севастополе в 1941 году. Это тоже сложно.
Давайте посмотрим принципиальные моменты:
«5/XI [19]41 г. А 6/XI [19]41 г. в 22 часа в 18 милях от Ялты торпедоносец «Хеншель» пустил «Армению» на дно. Говорят, спаслись 22 человека. Мы без начальства. Разброд. Вражда. Разделились на три группы: «доровцы», «партизаны» и «будь что будет». А было: те, кто не пошел на дно, влились (нас просто «подобрали») в состав 47-го медсанбата 25-й Чап[аевской] див[изии] 1-й Примор[ской] армии в «Шампанстрое». Последняя повальная пьянка. Разграбление винзавода. Медсестры 47-го медсанбата и «райская ночь». Бомбежка госпиталя».
К дате гибели «Армении» тоже не цепляемся. 47-й медсанбат 25-й дивизии (на протяжении практически всей обороны Севастополя) не располагался в «Шапанстрое». До этого он располагался совсем в другом районе. Но, автор ярко живописует «быт медсанбата» в котором он, якобы, служит.
««Шампанстрой». 47-й медсанбат. Где-то рядом в штольнях швейн[ая] мастерс[кая] Военпорта, гражданское население Севастополя, оружейная мастерская, склады армейских снарядов (напротив), прочих боеприпасов и многое, многое другое. Медсанбат занимает две штольни как медсанбат и одну под общежитие. Вот где Содом и Гоморра. Процветает «любовный бандитизм». Покидая Одессу, медсанбатовцы прихватили одесских проституток в качестве медсестер и санинструкторов. Были даже пленные румынки. Одна «королева румынская» фигурировала в качестве жены нач[альника] МСБ (забыл его фамилию и ее имя). Здоровый детина. Потом его сменил <...> Л., кажется, расстрелянный немцами в Бахчисарае. По ночам, да и круглые сутки, хлопают пробки шампанского, пьянка, визг, по углам сопение. Тьма или мрак. Много укрывающихся от войны <...> в качестве портных, сапожников, сверх даже военных штатов. Обжираемся, едим «трофейных баранов». Врачей очень мало, еще меньше медикаментов. От посторонних матросов, солдат и офицеров нет отбоя. Особенно наседают из особ[ого] отдела; все лезут к «бабам». Отличалась одна размалеванная <...>. Приходилось пускать в ход силу караула и оружия, разгоняя «кобелей». Шампанское льется рекой. Отыскали и разграбили склад коллекционных вин. За вином приезжают даже с передовой боевые автомашины со счетверенным зенитным пулеметом. На передовой — обождут! Аркаша Поземин «штурмом» берет «Шампанстрой»».
Автор живописует, как в Шампанах кто-то прорвался к "старым запасам вин". Ну вообще-то такового в "Шампанах" не существовало (от слова совсем), завод был только организован, и самое старое вино датировалось 1938-м годом (3-й и 4-й квартал года)
47-й медсанбат, на протяжении почти всей обороны располагался в Инкерманском монастыре (причем, в его наземных постройках). Штольни до весны 1942 года для размещения медучреждений не использовали. Для этого они не были приспособлены. Они переехали в штольни только к концу обороны, когда штольни были оборудованы освещением, вентиляцией и водопроводом. Человек просто прочитал где-то, что перед взрывом из «Шампан» выводили 47-й МСБ и досочинял от себя, совершенно не понимая, что в штольни 47-й МСБ попал только 18 июня 1942 года.
Что нужно, чтобы вранье стало похоже на правду? Правильно, добавить душевыщипывательных деталей:
«Мы задыхаемся от зловоний. Вентиляторы не обеспечивают подачу воздуха в конец штольни. Воздух отравлен. Выхлопные газы находящихся здесь же автомашин (санитарок и электростанций). Десятки задохлись. Случай с оказанием медицинской помощи немецким санитаром нашему раненому. Мы не в состоянии принимать раненых — нет мест. Гришка Булгаков стреляет по покрышкам и радиаторам автомашин, привозящих раненых с передовой. Направляем в город, в Песочную бухту, оттуда — к нам. Хаос. Раненые, оставленные без помощи, умирают и замерзают под открытым небом на площадке у МСБ».
Еще одна деталь: «Встреча с Женей Дерюгиной, и кто она, эта Женя? Опять полно «баб», имеющих и не имеющих отношение к медицине. И опять бардак, только поставленный на более «культурную» ногу. Здесь начальство поделило баб полюбовно, и открыто каждая «чета» занимает номер в гостинице «Южная» (против Госбанка), где проживает личный состав госпиталя. Опять пьянки (пьют кавказскую 55-градусную чачу). Наше ничегонеделание. Больных и раненых мало, после декабр[ьского] наступления немцев кому положено — умерли, остальные эвакуированы. Мы получаем подарки трудящихся (я получил от школьника 4-го класса из Новороссийска). Подарки распределяются так (после того как они уже были «распределены» в политуправлении флота): нам — карандаши, тетради, платочки, начальству — фрукты, вино, куры, теплые вещи, сало, папиросы. И тут — «своя рука — владыка»».
Оставим в стороне оскорбление памяти санинструктора 386-го батальона морской пехоты Евгении Филипповны Дерюгиной (ее именем названа улица в Севастополе). «Кто она, эта Женя?» Кто она? Она была уроженкой Симферополя, реальным, боевым санинструктором, закончившим курсы медсестер. Е.Ф.Дерюгина была ранена (достаточно серьезно) при обороне Одессы, а после излечения в военно-морском госпитале сразу ушла на передовую в Севастополе. Потом участвовала в трех десантах (включая Малую Землю), и погибла в 1944-м, на Караньских высотах, вынося раненых 83-й морской стрелковой бригады, от пули снайпера. (И, правда, кто она?). Ладно, оставим в стороне эти детали. Посмотрим принципиальные вопросы.
О «ничего неделании» мог написать только человек, начитавшийся советских книжек про оборону. В реальности, и в январе, и в феврале и в марте медучреждения были переполнены ранеными, т.к. вопреки советской легенде «затишья» не было, шли жестокие бои. Движение раненых было очень интенсивным, они непрерывно поступали и 1-17 января и в феврале и в марте 1942 года, раненых постоянно вывозили на большую землю.
Мне довелось показать сие произведение реальному ветерану из 47-го медсанбата (проживавшему в Мариуполе). Он сказал: «Эти строки написал либо враг, либо дурак, либо подлец, который никогда не был в Севастополе». Это не мои слова.
Ладно, продолжим разбор?
