Идеализация толпы
В разгар Великой французской революции произошло то, что профессор Арнольд Тойнби (1889-1875) назвал пробудившейся «древней религией», зловещим «культом коллективной человеческой мощи». Эта мрачная идеология была антихристианской по своей сути и языческой по своей форме. В центре её – обряд человеческого жертвоприношения – массовое гильотинирование врагов «нового бога» – Республики и её триединства: Свободы, Равенства и Братства. Эти события изменили представление европейцев о революции, связав её с «ужасом» и заставив воспринимать 1789-1794 гг. как нечто не поддающееся разумному объяснению, хаотичное и загадочное.
В отличие от русского революционного движения, участники которого ещё в 1860-ых гг. объявили о необходимости террора, начало французской революции (1789 г.) не обещало массовых убийств. Но они стали возможны из-за «философов», членов различных радикальных политических клубов (те же якобинцы, кордельеры, «бешеные» и проч.), ударившихся в пропаганду и наивно идеализировавших толпу («коллективную человеческую мощь»).
[Подпишитесь здесь на мой канал, впереди ещё много интересных заметок]
[Статья подготовлена по материалам моей книги «Нигилизм и готика. Альманах» (2022)]. Читайте:
События, приведшие к казни Людовика XVI и Марии-Антуанетты
После попытки короля Людовика XVI вместе с семьёй сбежать из революционной Франции («Вареннский кризис» 1791 г.) либеральный проект 1791 года – «конституционная монархия» – рухнул. Монарх и вся аристократия (в том числе революционная) стали казаться чем-то совершенно чуждым «телу» Франции. Санкюлоты [«Бескюлотники». Революционное движение городских и сельских чернорабочих. Не носили кюлотов, чем противопоставляли себя аристократии. Также их символом был красный фригийский колпак], федераты [Ополченцы, добровольные защитники революции], городская беднота и проч., подогреваемые агитаторами и быстро радикализировавшиеся из-за безудержного роста цен, потребовали крови врагов революции. И король был первым, кому досталась эта «чёрная метка» (в дальнейшем она выпадала без разбора каждому «подозрительному»). Вопрос о республиканской организации государства и полной ликвидации монархии стал главным.
(При этом до революции при абсолютизме королевское правительство контролировало цены. Хищническая коммерческая нажива приравнивалась к ростовщичеству и порицалась как нечто греховное и противное христианской церкви. Это был один из факторов, сдерживающих развитие буржуазии и один из поводов к революции)
Массовая демонстрация 17 июля 1791 года в поддержку требования о низложении короля (петицию составили «кордельеры» [Один из радикальных политических клубов, собирались в монастыре кордельеров в Сент-Антуан, отсюда и название. Позже слились с якобинцами]) закончилась разгоном и расстрелом на Марсовом поле. Солдатами национальной гвардии командовал Жильбер Лафайет, аристократ, ветеран Американской революции (а через несколько десятилетий – большой противник Российской империи, выступавший за военную помощь стремящейся к независимости Польше).
Старая либеральная партия открыто вступилась за короля как лидера нации, началось противостояние с радикальными эгалитаристами («уравнителями»), республиканцами.
Во французской либеральной аристократии, подготовившей революцию 1789 года, в принципе было мало «народнического» в отличии от русских оппозиционных дворян 1840-1870 гг. Просветители, особенно Вольтер, презирали простой народ, их «идеальным гражданином» был городской предприниматель, «буржуа». Вольтер писал в 1766 году: «Я сомневаюсь, чтобы простые люди имели время или же способности для образования… Мы должны учить не рабочего, но доброго горожанина-буржуа», «Мы никогда не претендовали на просвещение башмачников и служанок, это – удел апостолов».
Но именно «башмачники», «оборванцы», «бескюлотники» в красных фригийских колпаках и вооружённые чем попало вместе с национальными гвардейцами и ополченцами из той же социальной среды под руководством Парижской коммуны (городское правление 1792-1794 гг.) взяли штурмом дворец Тюильри, последнюю резиденцию Людовика XVI, перебив всю охрану. Это произошло 10 августа 1792 года. Короля вместе с семьёй заперли в мрачном замке Тампль, ставшем главной парижской тюрьмой после павшей Бастилии. А 22-го сентября созванный Национальный конвент (собрание французских депутатов, избранных уже на основе всеобщего избирательного права) упразднил монархию и провозгласил республику.
Национальный конвент существовал с 1792-1795 гг. Совмещал законодательную и исполнительную функции власти. Управление осуществлял через комитеты. Например, Комитет общественного спасения, Комитет общественной безопасности и др.
Людовика по решению конвента гильотинировали 21 января 1793 года как врага государства, стремившегося по средствам заговоров уничтожить достижения революции. Его супругу – красавицу Марию-Антуанетту – лишили головы 16 октября того же года (уже после якобинского переворота).
Судьба маленького дофина. Людовик XVII
Хуже всех пришлось сыну короля Людовику Карлу (Людовик XVII). Восьмилетний мальчик, родители которого уже были убиты, остался в Тампле. Там его пытались перевоспитать в революционном духе, сделать из него санкюлота. Работу поручили сапожнику, якобинцу Антуану Симону. Для этого он с женой переехал в тюрьму. Симон часто избивал мальчика, это страшно подорвало здоровье ребёнка. Когда «воспитателя» в 1794 году лишили финансирования, он уехал из Тампля. Людовик Карл остался в заключении. Его содержание было ужасным, он недоедал, жил в антисанитарии. Умер в 1795 году, как утверждается – от туберкулёза, в возрасте десяти лет.
Скрепление кровью. Парижская коммуна и «Сентябрьская резня» 1792 г.
Гильотинированию королевской четы предшествовала так называемая «Сентябрьская резня». Парижские толпы, набросившиеся в августе на Тюильри, уже не могли остановиться, и когда прусская армия (а на революционную Францию уже началось иноземное наступление) двинулась в сторону столицы, кто-то пустил слух, что арестованные аристократы, священники, роялисты и прочие «опасные личности», находящиеся в тюрьмах, поднимут бунт, когда национальные гвардейцы и вооружённые ополченцы уйдут на фронт. Вожаки Парижской коммуны (в основном якобинцы) были устрашены этой мыслью и призвали агрессивные толпы защитить революцию. В тюрьмах началась резня. Она продолжалась четыре дня, по 5 сентября. В Париже и по стране было убито более двух тысяч человек. Среди них епископы, профессора, а также женщины и дети и уголовные преступники (вроде воришек), с политикой никак не связанные.
У этой кровавой акции был и другой смысл. Совершенно языческий. Скрепление кровью. Жорж Жак Дантон, глава юстиции Парижской коммуны, после «Сентябрьской резни» заявил дивизионному генералу Луи-Филиппу (король Франции после революции 1930 года, сын гильотинированного революционера-либерала Филиппа Эгалите (бывшего герцога Орлеанского), тоже члену якобинского клуба, следующее: «Именно по моему желанию вся молодёжь Парижа должна была прибыть на фронт покрытая кровью, которая бы гарантировала её преданность».
Коротко о личности Филиппа Эгалите
До революции Эгалите (фр. «Равенство») был герцогом Орлеанским, принцем крови, потенциально имевшим право на престол. Будучи «великим мастером» масонской ложи «Великий восток Франции», он выстроил сеть тайной пропаганды, подтачивавшей королевский абсолютизм на протяжении целого десятилетия. Ему приписывают и влияние на прессу, и распространите лживых слухов. В итоге этот родственник Людовика XVI даже голосовал в Национальном конвенте в 1792 году за казнь монарха. Сам же был гильотинирован якобинцами в ноябре 1793 г. по обвинению в измене.
Противостояние якобинцев и жирондистов. Острое политическое чутьё якобинцев
Но даже Сентябрьская резня ещё не была тем террором, который историки назвали «якобинским». Члены политического клуба, а по сути партии, заседавшие с 1789 года в библиотечном зале доминиканского монастыря святого Якоба в Париже, постепенно к 1793 году смогли объединить все силы, выступавшие за самое жёсткое решение проблем революции. Это были радикальные демократы, крайние эгалитаристы и в общей массе безудержные враги религии, взявшие на вооружение риторику просветителей. В этих смыслах они не сильно отличались от других политических групп Национального конвента, где якобинцев преимущественно представляли так называемые «монтаньяры», то есть «горцы», депутаты, занимавшие самые верхние места в зале. Но у челнов клуба Якоба, прежде всего у его лидеров – Дантона, Марата, Робеспьера и проч., было то, что решительно отличало их от «жирондистов» и «депутатов равнины» (умеренное большинство депутатов) – это острое чутьё на малейшие перемены в настроении толпы, той самой агрессивной парижской черни.
Жирондисты, они же «бриссотины» по имени их лидера Жака-Пьера Бриссо. Прозвище «жирондисты» происходит от департамента (вроде региона) Жиронда на юго-западе Франции. Оттуда в 1791 году в Законодательное собрание (парламент при «конституционной монархии 1791-1792) были избраны депутаты, составившие в последствии в Париже ядро партии «жирондистов» – адвокаты и коммерсанты Пьер Верньо, Маргерит-Эли Гаде, Арман Жансонне, Жан-Антуан Гранжнёв, Жан-Франсуа Дюко и др.
Простонародье ненавидело либеральною экономику, то есть свободное ценообразование и рынок труда. Санкюлоты требовали «максимума» – строгого контроля за ценами и уровнем оплаты работы ремесленников (чтобы всем на всё хватало), как было во времена абсолютизма. Приверженцев этих идей в конвенте назвали «бешеными». Их лидером был Жак Ру, отрёкшийся католический священник, пропагандист социально-экономического равенства и справедливости (фактически социалист). Хоть якобинцы и ненавидели этого деятеля (а в итоге арестовали по приказу Робеспьера в сентябре 1793 года и приговорили к смерти как контрреволюционера и возмутителя спокойствия; Ру покончил с собой – зарезался – не став дожидаться казни), игнорировать настроение толпы они не могли, проявляя политическую дальновидность и ловкость. А жирондисты, представляя в общей массе интересы провинции, оставались приверженцами экономического либерализма и защищали буржуазию, активно занимавшуюся всякого рода спекуляциями и на этом богатевшую.
Установление якобинской диктатуры
Противостояние в конвенте якобинцев и жирондистов вылилось во взаимную ненависть Парижа и провинций, в городах Франции вспыхнули антиякобинские мятежи противников централизации власти и диктата столицы, страна разваливалась на глазах. Ситуация усугублялась наступлением на Францию европейских монархий и контрреволюционным восстанием в Вандее, где началась настоящая гражданская война. Всё это подтолкнуло якобинских вождей к введению диктатуры для восстановления порядка и безопасности в стране. 2 июня 1793 года тысячи парижских санкюлотов вместе с национальными гвардейцами окружили здание конвента. Самые видные жирондисты (включая Бриссо) были арестованы, а позже и гильотинированы. Робеспьер вошёл в состав Комитета общественного спасения и вскоре фактически стал его руководителем. Этот орган, занимавшийся и международной дипломатией, и обороной, и кадровой политикой в гражданской и военной сферах, а главное – кадровым контролем, стал сильнейшим комитетом, подчинившим в итоге и Комитет общественной безопасности (Аналогичный орган с таким же названием был создан в России после революции 1917 года), отвечавший за работу полиции и судов.
Максимум власти и государственный контроль за всеми сферами жизни
Таким образом, в руках у Робеспьера и др. якобинцев оказалось критически большое количество власти. Они пытались установить полный контроль за общественной, а в некоторых случаях и частной, жизнью, а главное – объявили всеобщую военную мобилизацию. Профессор К.Г. Доусон, исследователь революционного террора, даже писал, что якобинская бюрократия, к которой власть перешла от агрессивной черни, обладала куда большим могуществом, чем «любой самодержец прошлого». Здесь есть с чем поспорить, вспомнить хотя бы того же безумного короля Неаполя Ферранте (делавший чучела из своих врагов и выставлявший их в специальной зале), но власть якобинцев, безусловно, разрослась до таких размеров, что бессознательно стремилась к самой реакционной, по сути – тиранической, форме государственного управления, названной в XX веке «тоталитаризмом».
Отсюда и типичная для государств такого типа пропагандистская задача консолидации масс против врагов страны, народа и т.п. Робеспьер писал: «Внутренняя опасность исходит от буржуа; для того, чтобы победить буржуа, мы должны сплотить народ… Необходимо, чтобы народ сам соединился с Конвентом, и чтобы Конвент использовал народ. Необходимо постепенно расширять настоящее восстание согласно тому же плану [манипулировать чернью – прим. А.Е.]: платить санкюлотам и держать их в городах; вооружать их, воспламенять их гнев и просвещать их [политически, то есть – агитировать – прим. А.Е.]. Необходимо усилить республиканский энтузиазм всеми возможными силами».
Безудержный террор
Якобинская диктатура действительно «платила» толпе, «коллективной мощи», находясь при этом под её же давлением. Был введён «максимум» на ценообразование и оплату труда, торговцев обязали под угрозой смертной казни продавать необходимую продукцию, крестьяне же должны были продукцию сдавать, казнь грозила каждому спекулянту, всем безработным нашли место в срочно сформированной внутренней «революционной армии» – «армии политического террора». Был введён закон о «подозрительных» (в их числе оказались аристократы, бывшие и действующие священнослужители, монахи и монахини, роялисты, жирондисты, коммерсанты, учёные, журналисты, поэты, художники и т.д.; к примеру, арестованы и казнены были химик Антуан Лавуазье, поэт Андре Шенье).
Санкюлоты слились с революционными комитетами (организованными в землях, городах, кварталах), производили обыски, задержания, составляли «чёрные списки», в итоге в тюрьмы попали десятки тысяч. Революционные трибуналы выносили приговоры непрерывно. За время террора в одном Париже было гильотинировано порядка 2,5 тыс. человек. По стране же, включая внесудебные расправы (по средствам кинжала, пули, виселицы), было убито более 20 тыс. А в городе Нанте врагов революции просто топили в реке Луаре.
Нигилизм. Тотальная война с символами прошлого
Происходящее воспринималось массами как колоссальный исторический слом. Революционеров охватило тотальное отрицание прошлого и связанных с ним символов. И прежде всего – христианско-католических. Именно решительный отказ Людовика XVI подписать в 1792 году очередной репрессивный закон против священников, не присягнувших придуманной «гражданской церкви» [сравните с «обновленческой» православной церковью, возникшей в России в 1920-ые гг. после революции], окончательно настроил массы против короля. День объявления республики – 22 сентября 1792 – стал днём, с которого началось новое летоисчисление (аналогичная попытка была предпринята и в России после 1917 года), григорианский календарь был заменён революционным, старые, христианские названия месяцев года были замещены «природными». Например, сентябрь, ставший первым месяцем, стал называться «вандемьер» (сбор винограда) и занимал период с 22 сентября по 21 октября.
Франция была охвачена целым движением «дехристианизации», пытавшимся насадить придуманный ими «культ Разума». Лидером этого процесса был якобинец Жак-Рене Эбер, его последователей называли «эберистами». Их действия стали кульминацией и развязкой века Просвещения. Вольтеровское «раздавите гадину! [церковь]» в те годы победило. Центром «дехристианизации» стал собор Парижской Богоматери. Там осенью 1793 года проходили кощунственные «Торжества Разума». В Париже преследовали монахов, монахинь и просто верующих, а священников принуждали отрекаться от веры, храмы подвергались грабежам, поджогам, проводились оскорбительные для церкви карнавалы, символы веры всячески осквернялись. Например, в Лионе якобинец Жозеф Фуше (революционный комиссар, будущий министр полиции Франции) провёл антихристианскую демонстрацию: по улицам вели осла, одетого в ризу и митру, с прикреплёнными книгами служебника и Евангелия. В Нанте же Фуше приказал убрать с кладбища все кресты. Даже крестить своих детей было опасно, это расценивалось как контрреволюционность.
В эти годы и получило распространение понятие «нигилизм». Социально-политическое и атеистическое значение в него вложил якобинец-эберист Анахарсис Клоотс, прусский барон, член конвента, а в прошлом один из составителей «Энциклопедии» – «священной книги» просветителей. Клоотс принимал активное участие в «дехристианизации» Парижа и в установлении «культа Разума». Этот якобинец называл республику «нигилистической», подчёркивая, что она не имеет ни позитивной (теистической), ни негативной (атеистической) связи с Богом. Он же заявил, что республика и права человека «придерживаются нигилизма». И уже Л.С. Мерсье в своём словаре «Новых французских слов» (1801), появившемся сразу после десятилетнего периода революции, связал «нигилизм» с деятельностью «энциклопедистов», утверждая, что источником отрицания и неверия были радикальные деятели французского Просвещения. Но, как и будущие русские нигилисты, Клоотс не мог избавиться от христианского мышления, пусть не на уровне мировоззрения, но на уровне представления о структуре бытия. Если в центре мироздания нет бога мистического, то эта пустота должна быть занята чем-то другим. Клоотс заявил: «Атрибуты фантастической божественности в действительности принадлежат божественности политической. Я сказал и повторяю, что человеческий род является Богом и что аристократы являются атеистами».
Антирелигиозная кампания Эбера и Клоотса раздражала и возмущала Робеспьера, убеждённого деиста (даже провозгласившего в 1794 году «культ Верховного Существа», оппозиционный рационалистическому «культу Разума»), но хуже того – бешеный атеизм ополчал против якобинцев умеренных французов, а прежде всего – крестьян, никогда в общей массе не терявших веру в Бога и католическую церковь. Робеспьера поддержал Дантон, обрушившийся на атеистов в конвенте. Решение было скорым и радикальным. В марте 1794-го Эбера, Клоотса и прочих активных «дехристианизаторов» арестовали и гильотинировали. Поводом послужило типичное обвинение в антиреволюционном заговоре.
Наследие якобинской диктатуры
Позже якобинская диктатура обезглавила и Дантона, и журналиста Камиля Демулена и многих других своих же сподвижников. Такова была логика режима, не терпевшего малейших оппозиционных проявлений и физически не имевшего ни времени, ни сил вступать в политические дискуссии, ведь в стране шла война, республика боролась за выживание. Эпоха террора закончилась лишь с казнью самого Робеспьера, арестованного в результате так называемого Термидорианского переворота 27 июля 1794 года. Началась новая глава Великой французской революции, постепенно власть перешла к Директории, но именно жёсткая дисциплина периода якобинской диктатуры позволила восстановить порядок во Франции, мобилизовать силы на борьбу с интервентами, качественно обновить состав военного командования и вернуть потерянные города. Как, например, Тулон, сданный роялистами в сентябре 1793-го англичанам и вновь взятый под контроль революционного правительства в декабре благодаря блестящему плану молодого никому во Франции не известного офицера-артиллериста Наполеона Бонапарта. За Тулон его возвели в генералы. Так при якобинской диктатуре началось восхождение будущего императора-милитариста.
О наследии якобинцев в России, о многочисленных поклонниках Робеспьера – я рассказываю здесь: