Объяснять, что такое подросток или молодой человек от 18 до 23 – лишнее. Ключевые слова тут: недостаток жизненного опыта, недостаток знаний, желание проявить себя, получить признание / похвалу, вера в возможность изменения мира в соответствии со своими желаниями и т.п. Чего же более нужно для интеграции в такое мышление всякого рода протестных идеологем? Как умеренных, так и не очень…
[Подпишитесь здесь на мой канал, впереди ещё много интересных заметок]
Молодёжь всегда была материалом в руках нечистоплотных политиков. Припоминать политтехнологические извращения, к котором прибегала и прибегает в России так называемая несистемная (прозападная) оппозиция – не буду. Приведу свежайший пример из контекста военной спецоперации России на Украине.
Вот, о чём сообщает, а точнее – предупреждает, один из патриотических телеграм-каналов (называется «Придыбайло | Субъективно»):
«Несколько дней назад понятные персонажи запустили сайт и сеть телеграм-каналов, бот с целью проведения различных акций на территории России. «Партизанам» предлагается выполнять задания, пока элементарные: наклеить стикеры, раскидать листовки, написать комментарии в соцсетях. Сложность бывает разная. Далее самые активные берутся в персональный оборот и «задания» усложняются.
Всё это сделано в простой игровой форме, с использованием «добрых» образов зверушек и по сути обёрнуто в оболочку квеста. На это ведутся и взрослые люди с неокрепшей психикой, но в большей степени поддаются дети и подростки. Поговорите с детьми, проверьте их аккаунты. После стикеров и листовок кураторы будут предлагать задания сложнее и деньги за выполнение. Бросок коктейля Молотова в военкомат, например»
Вот этот ад:
Стоит ли говорить о том, на каких дураков рассчитаны такие приёмчики, но в глупости многих наших «детей» сомневаться не приходится. Дегенерация коснулась многих. А формат «игры» – доступнейшая для них вещь.
А теперь обратимся к истории. Ведь понимать сегодняшнее – лучше всего через опыт прошлого.
«Студентский день»
12 октября 1861 года. Этот день считается пиком протестов учащейся молодёжи в Петербурге. Прозван «Студентским днём». Студенческие кружки и коммуны становились настоящими рассадниками революционной пропаганды, а в некоторых городах, например, в Киеве и Одессе, даже служили школами для агитаторов. Контингент был самым подходящим для социалистической пропаганды. Ведь «общежития» образовывались вынужденно, с целью сбережения и без того скудных средств к существованию. Создавались общие кассы, столовые, нанимались квартиры. А.П. Мальшинский писал: «Прежде всего они [учреждения взаимопомощи] вызываются крайне бедственным положением большинства воспитанников высших учебных заведений, поставленных в необходимость жить группами, кружками, для соблюдения экономии расходов». И как известно уже из практики революционера, манипулятора и убийцы Сергея Нечаева (действовал в период 1868-1869 гг.) у радикалов даже считалось полезным зарубить на корню карьеру студента, которую молодой человек мог бы построить в России, и толкнуть отчисленного на путь бунта. На рубеже 1850-1860-ых гг. всё было аналогично (как и в 21 веке).
[Данная статья подготовлена по материалам моей книги «Нигилизм и готика. Альманах» (2022)]
Хронология событий
Пропаганда довольно быстро настроила часть малообеспеченной молодёжи против государства. Студенческие волнения происходили всё чаще и в самых разных городах империи, и по разным же поводам, даже не всегда политическим. Например, в Казани в 1857 году студенты-материалисты «набросились» на профессора В.Ф. Берви, заведовавшего кафедрой физиологии и придержавшегося идеалистического взгляда на вещи (в итоге одного из студентов отдали на три года в солдаты). В 1858 году произошли волнения в Харькове (исключено 13 человек). А в Москве «восстали» против профессора Варняка и в поддержку казанских студентов (исключено 10 человек бессрочно, а 100 – на один год). В 1859 году снова волнения в Харькове и в Киеве (исключено 12 студентов). В Казани в тот же год протестовали уже против профессора Бальцани (18 человек отправлено в ссылку), а в Санкт-Петербургском университете одного студента отчислили за сочувствие казанцам. В Варшавской же Медико-Хирургической академии прошла целая демонстрация, также закончившаяся отчислениями и высылкой некоторых студентов.
Профессор А.А. Корнилов в своём «Курсе по истории России XIX века» (1912-1914) описывал атмосферу, царившую в вузах, следующим образом: «Дух критики, сомнения и молодого задора не замедлил проявиться и в отношении к профессорам. Вошли в обычай в аудиториях рукоплескания, свистки и шиканье. К профессорам начали предъявляться различные требования». Читаем у В.В. Крестовского в «Панурговом стаде»:«Среди двухтысячного стада, которым коноводили несколько завзятых вожаков, бывших, в свою очередь, передовыми баранами в другом, ещё большем, громаднейшем стаде, выдвигалась одна только самостоятельная личность [профессор, лекцию которого молодые люди решили сорвать], не захотевшая, во имя правды и науки, подчиниться никакому насилию, – и против этого одного, против этого честного права, против законной свободы личности поднялся слепой и дикий деспотизм массы, самообольщённо мнившей о своём великом либерализме».
Протесты в Петербургском университете в 1861 году (а это было единственное место в стране, где волнения учащихся можно было назвать, хоть и с определённой натяжкой, «массовыми», ведь всего студентов и вольнослушателей там было не более полутора тысяч) начались ещё зимой, когда студенты «подняли бучу», запротестовав из-за отмены выступления популярного профессора Н.И. Костомарова с речью о значении критических трудов по русской истории славянофила Константина Аксакова, умершего за два месяца до этого (речь отменили по решению министра народного просвещения Е.П. Ковалевского – славянофилы с их призывами созвать Земский собор, освободить землю от государственного ига и проч. были не теми личностями, чей авторитет следовало укреплять в студенческой среде).
Распространение нигилизма и рост революционных настроений среди учащийся молодёжи вынудили правительство предпринять меры. Было решено очистить студенчество от разночинцев и всякого рода вольнослушателей (в Петербургском университете их было менее двухсот), ведущих в стенах университетов пропаганду. Министр Ковалевский ушёл в отставку и его место занял решительный граф Е.В. Путятин. Были подготовлены временные правила для учащихся, утверждённые Александром II 31 мая 1861 года. Они отменяли «свидетельства о бедности», больше не было освобождения от оплаты для вольнослушателей и студентов недостаточно материально обеспеченных (за обучение вводилась плата 50 рублей), запрещали какие бы то ни было сходки без разрешения вузовского начальства, запрещали формы студенческой самоорганизации, включая избрание депутатов, общие кассы и порч. А кроме этого были введены так называемые «матрикулы», своего рода дневники посещений и хорошего поведения – «правила о точном посещении лекций с соблюдением необходимого порядка и тишины»– что показалось особенно унизительным.
И в сентябре 1861-го, с началом нового учебного года, когда правила должны были вступить в силу, в Петербургском университете начались всякого рода выходки. На продолжившихся сходках (одной из них даже предшествовало вышибание двери в актовый зал) возмущённые молодые люди (об их количестве говорить сложно, многие студенты правила приняли и, надо полагать, были с ними согласны) отвергли и мартикулы, и оплату, и все сопутствующие требования. Власти отреагировали закрытием университета и библиотеки. В Петербурге начались протестные шествия (под надзором войск, но столкновений не было). Одно из них – в Колокольную улицу, к жившему там генералу Г.И. Филипсону, попечителю университета, бывшему атаману казачьего войска. Начались точечные аресты среди зачинщиков.
Кульминацией протестов стало 12-ое октября, тот самый «Студентский день», когда университет должен был открыться для учащихся, принявших временные правила. Но среди собравшейся у здания толпы были и те, кто демонстративно порвал матрикулы (порядка двухсот человек), в итоге начавшегося беспокойства солдаты Преображенского полка взяли под арест примерно три сотни и отвели в крепость (это из полутора тысяч всего учащихся в университете). В итоге к нормальному функционированию, когда были открыты все факультеты, университет вернулся только в 1863 году, после принятия нового устава. В результате протестов сентября-октября 1861 года 5 человек были высланы в провинцию и поставлены под надзор полиции, а 32 учащихся исключены из вуза, но с правом сдачи выпускного экзамена на положении вольных слушателей. Этим «экзекуция» и ограничилась.
Примечательно, что в то же время аналогичные протесты прошли и в Москве, но были прерваны вмешавшимся городским простонародьем, поколотившим многих студентов. Кем-то, якобы, был пущен слух, что молодые «господа» протестует против императорского манифеста об отмене крепостного права, это и вызвало гнев городских обывателей.
Мобилизаторы протеста
Студенческие волнения в Петербурге были использованы пропагандистами для очередной попытки спровоцировать общероссийский протест. Но и в этот раз ничего, кроме шумихи в печати, не получилось. Революционный потенциал локальных и малочисленных студенческих движений был крайне низок. Только радикалы-подпольщики могли нанести реальный ущерб государству. И находящийся в Лондоне Герцен, укрепившийся в убеждении, что революция не за горами (в очередной раз поторопился с выводами), и напечатавший в 1861 году в «Колоколе» целую серию материалов о событиях в вузах страны, проговорился в публикации «Исполин просыпается!» о том, что прежде оставалось в тени декларируемых революционерами целей и задач: «В народ! к народу! – вот ваше место, изгнанники науки, покажите этим Бистромам, что из вас выйдут не подьячие, а воины, но не безродные наёмники, а воины народа русского!».
То есть, нужно было замкнуть молодые жизни на служении революционной мечте (мечте Герцена, Огарёва, Бакунина, Чернышевского и проч.) – вот, в чём смысл этих герценовских строк. А закончил Искандер следующей лексикой, вполне обратимой, если разобраться, и против лидеров революции: «И эту сволочь плутов, разбойников и блядей мы должны принимать за правительство!».