С подачи советских литературоведов, в частности Ю.С. Сорокина, первым этапом развития антинигилистического / антиреволюционного романа принято считать период 1863-1867 гг.: с момента выхода, по мнению того же Сорокина, «первого» антинигилистического романа «Взбаламученное море» (1863) А.Ф. Писемского и до повести «Поветрие» (1867) В.П. Авенариуса. Но данная хронология вступает в противоречие с литературным процессом 1860-ых гг. как таковым. Ещё в 1929 году А.Г. Цейтлин в статье «Сюжетика антинигилистического романа» указал, что первым антинигилистическим романом были «Отцы и дети» (1862) И.С. Тургенева. Также считали и современники противостояния «нигилистов» и «антинигилистов». М.А. Антонович писал в 1877 году о Тургеневе следующее: «он со своими "Отцами и детьми" был родоначальником антинигилистического романа». А кроме этого, общественный резонанс вокруг «Отцов и детей» был несопоставим со «Взбаламученным морем», не произведшим на читателей такого сильного впечатления и не прибавившим к полемике вокруг нигилизма ничего принципиально нового.
[Подпишитесь здесь на мой канал, впереди ещё много интересных заметок]
Для советского литературоведения было важно вывести Тургенева из круга так называемых «реакционных писателей» (так клеймили писателей, придерживавшихся патриотизма в развернувшейся общественной дискуссии) и включить в круг писателей-революционеров, предвестников большевизма, социалистической революции и так далее.
Понятие «нигилист» в общественно-политической дискуссии 1860-ых гг.
Исследователи спорят, кто первым употребил понятие «нигилист» и «нигилизм» в новейшем – «базаровском» – значении («русский нигилизм») – И.С. Тургенев или М.Н. Катков (выдающийся политический публицист и издатель). Утверждается, что хронологически первым был Катков, использовавший слово «нигилизм» в статье «Старые боги и новые боги» (1861) в «Русском вестнике» ещё до того, как Тургенев передал ему рукопись романа о Базарове. Во всяком случае, именно с «Отцов и детей» термин «нигилист» становится в России общеупотребляемым.
Накануне выхода романа, в 1861 году, противостояние в публицистике обострилось. Происходили взаимные обвинения между журналами «Современник» (Чернышевский) и «Русский вестник» (Катков). Как раз тогда и была выпущена статья «Старые боги и новые боги», в которой термин «нигилизм» употреблялся уже в актуальном для 1860-ых смысле. В октябре же Катков выпустил статью «Кое-что о прогрессе», в которой снова фигурирует понятие «нигилизм» применительно к тем личностям (группа «Современника», «Русского слова», «Колокола» и т.п.), кто называл себя «людьми прогресса».
Катков писал: «отрицание ради отрицания, – разрушение и разложение, – это дело смерти, а не жизни. Это также движение, но не движение вперёд, а тот обратный ход, которому подвергается всё покинутое жизнью».
В том же году в «Современнике» появилась статья «Не начало ли перемены?», где Чернышевский обвинил аристократических писателей в самолюбовании и в самоутешении, когда они пишут о простом народе. В пример он привёл повести из народного быта Григоровича и Тургенева. Кроме этого, в статье проводится мысль о том, что для изменения своего положения простонародный класс «нуждается только в его собственном желании изменить свою судьбу». Это тот же посыл, который был заложен Чернышевским и в революционную прокламацию «К барским крестьянам» (1861).
И в августе 1861-го Тургенев передал Каткову рукопись романа «Отцы и дети».
Общественный резонанс вокруг романа
Произведение вышло в феврале 1862-го. Понятие «нигилист» сразу вошло в социально-политический лексикон русского общества. Вслед за публикацией «Отцов и детей» Катков поместил в «Русском вестнике» свою статью «О нашем нигилизме». В ней издатель дал высокую оценку художественным достоинствам романа Тургенева и подчеркнул общественную значимость этого произведения. Там же явление нигилизма было охарактеризовано как «общественная болезнь»: «Дух догматического отрицания не может быть общим признаком какой бы то ни было всемирной эпохи; но он возможен во всякое время в большей или меньшей степени как общественная болезнь, овладевающая некоторыми умами и некоторыми сферами мысли <…> Образование, наука, политическая и промышленная жизнь, развитие и состязание всевозможных интересов, свобода совести, воспитательное влияние среды, живая сила предания, – вот препятствия, которые встречает это явление в образованных обществах нашего времени».
Тургеневского Базарова сразу стали ассоциировать с революционерами. Это был негативный тип. Совершенно в духе антинигилистического романа. Известно воспоминание И.С. Тургенева о том моменте, когда он понял, что с его романом распространилось не просто представление об образе нигилиста, а настоящий социально-политический термин, который подхватили и печать, и улица. Тургенев вспоминает: «я вернулся в Петербург, в самый день известных пожаров Апраксинского двора [май 1862 года], – слово «нигилист» уже было подхвачено тысячами голосов, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного мной на Невском, было: Посмотрите, что ваши нигилисты делают! Жгут Петербург!».
Личная ненависть Тургенева к "ползучим" революционерам Чернышевскому и Добролюбову
Отношение Чернышевского к Тургеневу навсегда осталось подчёркнуто пренебрежительным: «нет никакой возможности сомневаться, что каждый раз, когда я говорил Некрасову о Тургеневе, всё было говорено тоном пренебрежения к Тургеневу и насмешки над ним. Зная свою манеру, не могу сомневаться в том, что от насмешек над Тургеневым я переходил к сарказмам над Некрасовым за то, что он так долго был дружен с Тургеневым». Потом, в 1862 году, Тургенев объяснял Герцену (с котором сохранял тёплые дружеские отношения, хоть и не принимал его «революционности»), почему ушёл в патриотический «Русский вестник» Каткова: «Ты, ты меня упрекаешь, что я отдаю свою работу в “Русский вестник”? Но из чего же я рассорился с «современником», воплощённым в образе Некрасова? В программах своих они утверждают, что они мне отказали, яко отсталому».
В 1857-ом Чернышевский привёл в «Современник» своего единомышленника и хорошего знакомого Н.А. Добролюбова (тоже разночинец, сын священника, как и Чернышевский). Энергичный 21-летний молодой человек встал у руля критико-библиографического отдела. Появление этой фигуры только усугубило ситуацию в журнале. Влияние Тургенева на «Современник» стало несущественным, его художественный вкус и его талант стали не нужны. Чернышевский (не без довольства собой) вспоминал, что он публично отзывался о некоторых произведениях, предлагаемых в журнал Иваном Сергеевичем, как о «бездарных». Так было с драмой Л.А. Мея «Псковитянка»: «Иван Сергеевич, это скучная и совершенно бездарная вещь, печатать её в "Современнике" не стоит». И Чернышевский же рассказывал (не без смеха), что Тургенев отзывался о нём с Добролюбовым так: «"Я сказал ему [Чернышевскому], что он простая змея, а Добролюбов – очковая"». И там же Николай Гаврилович упоминал: «посмеявшись этой остроте, продолжали разговор только вдвоём, он шутливо развивал совершенно серьёзную тему, что со мной он может уживаться и даже имеет расположение ко мне, но что к Добролюбову у него не лежит сердце».
В 1860 году одна из ключевых фигур «Современника» разночинец Н.А. Добролюбов уехал в Европу в страны с тёплым климатом в надежде вылечить обострившийся туберкулёз. Вернулся он в ноябре 1861 года безнадёжно больным и вскоре умер. «Современник» понёс существенную потерю. И именно Добролюбов послужил одним из прототипов, пожалуй, главного литературного нигилиста – Евгения Базарова из «Отцов и детей». (Ещё одним его прототипом считается некий уездный врач, которого Тургенев знал). Этот роман Чернышевский назвал «Открытым заявлением ненависти Тургенева к Добролюбову». Но там же Николай Гаврилович, любивший Добролюбова братски, говорил: «Но если предположить, что публика была права, находя в "Отцах и детях" не только намерение чернить Добролюбова косвенными намёками, но и дать его портрет в лице Базарова, то я, должен сказать, что сходства нет никакого, хотя бы и карикатурного».
Последовавшие антинигилистические произведения никогда не отступали от проблематики, заострённой именно Тургеневым
Да, создавая литературного нигилиста Тургенев не придавал ему черт демонических, хоть Базарова и сопровождает готический мотив скитальчества. Ко времени написания романа ещё не прогремели события поджогов, политические убийства, расправы внутри «кружков», кровавые восстания, покушения на жизнь царя и проч. сенсации из жизни русского революционного движения. Базаров на десять лет старше самых страшных литературных нигилистов – Верховенского и Ставрогина из «Бесов», Горданова, Висленева и Глафиры Бодростиной из романа «На ножах» Лескова, антагонистов «Кровавого пуфа» Крестовского и др. Но в «Отцах и детях» была заострена проблематика, от которой другие антинигилистические произведения уже не отходили никогда.
Во-первых, это отношение к человеку как к материалу для революции («общего дела»). См. слова Базарова: «Ситниковы нам необходимы. Мне, пойми ты это, мне нужны подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!.. "Эге, ге!.. – подумал про себя Аркадий, и тут только открылась ему на миг вся бездонная пропасть базаровского самолюбия. – Мы, стало быть, с тобой боги? то есть – ты бог, а олух уж не я ли?"». Во-вторых, социальный дарвинизм. См. «Вон молодец муравей тащит полумёртвую муху. Тащи её, брат, тащи! Не смотри на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты в качестве животного имеешь право не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломанный!» (этот эпизод на предмет связи с идеями Дарвина достаточно подробно рассмотрел А.И. Батюто). А в-третьих всё остальное: «кружковщина» (сборища у Авдотьи Кукшиной), «антиэстетизм» внешности, демонстративный «антиаристократизм» поведения, презрение к искусству, философии и т.д.
Отсчёт начала жизни антинигилистического романа от 1862 года автоматически снимает возможность обвинить данный жанр в «реакционности» (популярный штамп советской критики), так как первый действительно «нигилистический» роман, или роман о «новых людях» – «Что делать?» Чернышевского – вышел в 1863 году и был ответом на «Отцов и детей» (1862) Тургенева – первый роман, с которым проблематика «нигилизма» стала широко обсуждаться в обществе.
Таким образом, позицию «реакционности» занимает именно «нигилистический» роман как шаг ответный в начавшейся обширной литературно-публицистической и философской дискуссии.
