Когда я увидела свое новое лицо, я была просто шокирована. Мои красивые большие голубые глаза превратились в узкие карие, цвет кожи изменился на более желтоватый, а рыжие волосы стали черными и гладкими.
- Какой ужас, - простонала я. Из зеркала на меня смотрела девушка совершенно другой национальности.
- Когда все уладится, я верну тебе прежний облик, не переживай, - попытался успокоить меня Альберт.
Его слова принесли только небольшое облегчение. Я даже не представляла, как мне теперь убедить Макса и Вертера что я это я.
Мы сели в машину и поехали за город в лабораторию. На пропускном пункте охранник посмотрел пропуск у Альберта, а потом посветил мне в лицо фонариком.
- Андроид. Новая версия, - сообщил Альберт. И подал мои документы мужчине.
Тот быстро пробежался глазами по строчкам и фотографии, затем еще раз посветил мне в лицо фонариком и разрешил проезжать.
Здание лаборатории было большое и белое. Внутри все казалось таким стерильным, что мне было стыдно идти по этому чистому полу в своих ботинках. На ресепшене, где сотрудники лаборатории должны были отмечаться по прибытию, Альберт подал свой пропуск.
- А это кто? – удивилась девушка.
- Андроид в сорок первую палату.
- К больному ледяной лихорадкой? Но там же уже есть один, - медсестра недоверчиво посмотрела на меня.
А я пыталась всем видом показать равнодушие. Андроиды ведь не испытывают эмоций, могут только им подражать. Как Вертер, который рассказывал, как ему было одиноко у меня дома, пока мы не появились.
- Это новый образец. Хотим пока посмотреть, как будет справляться, а там уже решим, кого из двух оставить, - тут же ловко соврал мужчина, и ни один мускул не дернулся при этом на его лице.
И тут я задумалась, что если он врет мне тоже? Обо всем? Вот так же, не моргнув глазом. А я, как дурочка, верю во всю его ложь? Но мне все равно некуда больше идти, и, если я хочу помочь Максу, то другого выхода все равно нет.
***
Альберт подводит меня к двери с номером сорок один, открывает ее, запускает меня внутрь, а потом сразу же запирает ее с другой стороны.
Опять взаперти. Да бежать ведь все равно некуда, зачем эта предосторожность.
В палате всего две койки. На одной лежит Макс, завернутый в гору одеял, с капельницей, подключенной к его руке. На другой расположился Вертер. Он делает вид, что спит, но я знаю, что это просто маскировка.
- Тут вроде нет места, - удивляется Макс, заметивший меня.
Вертер сел и внимательно меня просканировал.
- Кэтрин? – раздался его удивленный голос. – Но ты не похожа на Кэтрин. Однако, все данные, кроме внешних, сообщают именно об этом.
- Чего? – не понимает Макс. – Вертер, ты хочешь сказать, что эта девушка – Кэт?
Мне не остается ничего другого, как кивнуть.
- Это правда я. И пока мне придется побыть вот в таком виде. Надеюсь, что никто особо не против.
- Он вернет тебе потом твое лицо обратно? – спрашивает с надеждой Максим.
- Обещал вернуть. Но кто знает, что из этого выйдет. Я здесь для того, чтобы Альберт со своими коллегами смогли сделать для тебя точно такое биотело.
Макс вздрагивает.
- Они вынут мой мозг и засунут в другую оболочку? – его немного потряхивает, но я списываю это на болезнь.
- Да, - киваю. – Другого выхода нет. Ледяная лихорадка не лечится. Спасти тебя можно только пересадив мозг.
Макс подносит руки к лицу и замирает.
- Они мне не говорили, - тихо шепчет он. – Они просто привезли меня сюда и сказали, что ищут лекарство. А моим лекарством оказывается пересадка мозга? А если я откажусь? Если я не захочу этого?
Я пожимаю плечами.
- Боюсь, тогда ты умрешь. И я зря сюда пришла. Могла бы уже быть в другой стране, где на меня не ведется охота.
***
Мы с Максом после этого разговора почти не общаемся. Каждый думает о своем. Лежим на кроватях, а когда заходит кто-нибудь из персонала, чтобы взять у Макса анализы, я просто сажусь и делаю то же самое, что делает Вертер. – Отвечаю на заданные вопросы. Говорю, как вел себя больной.
Ночью приходит Альберт и будит меня, чтобы отвести в лабораторию, где он сможет провести необходимые эксперименты, чтобы выяснить, как организовать биотело для Макса. Покорная я иду следом по пустым коридорам.
Меня подключают к аппарату, вставляют куда-то за ухо провод, сканируют целиком, берут образцы клеток. Я стойко выношу все это. Главное, чтобы Макс был жив. Как только я узнаю, что с ним все в порядке, смогу с чистой совестью уехать далеко-далеко, туда, где меня никто не найдет. Конечно, Вертера возьму с собой.
***
Так проходит несколько недель. Каждую ночь я ухожу с Альбертом в лабораторию, каждый день притворяюсь роботом или сплю. Наблюдаю, как Максу с каждым днем становится все хуже. Постоянно просит еще одеял, просит обогреватели и умоляет сходить в горячий душ.
В душ его водит Вертер. Каждый раз он следит, чтобы вода не была обжигающей. Но Максу иногда удается выкрутить ее на максимум, и когда робот это замечает, кожа парня уже почти что начинает покрываться волдырями.
- Он попросил полотенце, я не мог отказать! – говорит андроид, на очередную мою претензию.
- Мне ходить с вами в душ, что ли? – возмущаюсь я. – Если мы будем плохо работать, то нас обоих заменят на кого-нибудь другого андроида. Нельзя допустить, чтобы Макс еще и сам себя покалечил.
Вертер старается выглядеть виноватым, а я не знаю, что делать с парнем. Его биотело еще совсем не готово. Я общалась за все это время только с Альбертом и его помощницей Ритой. Она всегда очень мило со мной разговаривала, в отличие от мужчины. Он, заполучив полный контроль надо мной и моим биотелом, теперь не расплывался в лживых сладких речах. Просто молча делал свою работу.
***
Как-то ночью, к этому моменту уже начался второй месяц нашего пребывания в лаборатории, Макс стал бредить. Он метался по кровати, порывался встать и уйти. Вертер, который всегда сидел рядом с ним, держал его за руки, чтобы парень не отправился в ванную и ничего не смог с собой сделать.
- Я больше так не могу! Не могу! – орал Макс. – Мне холодно! Я превращаюсь в лед! Посмотрите на мои руки! Они покрываются инеем!
- Макс, с твоими руками все в порядке. Тебе просто чудится, - с ужасом говорю я, а самой становится очень страшно. Ведь если начались галлюцинации, это может значить, что болезнь уже добралась до мозга, и скоро парню нельзя будет помочь.
Нажимаю на тревожную кнопку. В палату вбегает медсестра. Равнодушным голосом я докладываю о том, что происходит с больным, а внутри меня просто трясет от ужаса. Трясет так, словно я сама больна ледяной лихорадкой.
Медсестра что-то быстро вкалывает парню и тот обмякает в своей кровати. Вертер наконец-то отпускает его руки, на которых уже начали появляться синяки.
- Если придет в себя и снова начнет бредить, вколите ему вот это, - она набирает еще один шприц и кладет на тумбочку.
Мы с андроидом киваем.
Макс приходит в себя только днем следующего дня. Ему все так же холодно, но он хотя бы не кричит.
- Мне показалось, что руки покрылись льдом, - признается он. – Теперь я понимаю, что это болезнь сыграла со мной злую шутку. Но тогда это выглядело так реально.
Следующей ночью к нам опять приходит Альберт. Он уже знает о том, что произошло. Макса вместе со мной забирают в лабораторию. Остались последние доработки. Надо посмотреть, насколько хорошо биотело адаптировано к Максу.
До этой ночи я еще ни разу не видела его биотела, и сегодня мы с Максом оба шокированы. На столе лежит его точная копия. Они даже родинки учли.
- Это будет невероятный прогресс, если все получится, - прижав руки к губам, шепчет Рита.
- Это так странно, - говорит Макс. Его голос дрожит, как и он сам. Я уже давно не слышала его нормальной речи, без дрожи. – Это ведь я. Я ведь даже дышу.
Он прикладывает руку к животу лежащего на столе биотела. Грудная клетка поднимается под его ладонью и опускается обратно.
- Такое ощущение, что я схожу с ума.
- Нам надо проверить, насколько болезнь прогрессировала, - говорит Альберт и просит парня зайти в какую-то кабинку-сканер.
Результаты оказываются неутешительными.
- Завтра-послезавтра доберется до мозга, - говорит Альберт.
У меня внутри все обрывается.
- Тогда провидите операцию сегодня! – требую я.
- Мы еще не уверены в том, что все верно рассчитано. Нужно многое перепроверить, - говорит Рита.
А вышедший из кабинки Макс вдруг падает на пол, теряя сознание.