Ну вот мы, дорогие мои читатели, и добрались до ада...
В том смысле, что в серии наших заметок о славянских представлениях, касаемых того света и посмертия, пришёл черёд поговорить про ад.
Если слово «рай» либо произошло от слова «ирий», либо имеет общую с ним основу, то слово «ад» – заимствование, оно греческого происхождения (от многим известного «аид» – царство мёртвых в эллинской мифологии, что буквально означает «незримый»). Данный факт как бы намекает: отдельной загробной локации, выделенной под вечные муки для всяких разных негодяев, в верованиях наших пращуров-славян не имелось.
В собрании переводов Ветхого завета на древнегреческий язык, известном как Септуагинта, или Перевод семидесяти толковников, аидом заменили непонятный грекам Шеол – еврейскую обитель мёртвых, куда попадают все: и грешники, и праведники.
Шеол переосмыслили в Новом завете (как мне представляется, использовав кое-что из зороастризма) – и получился привычный нам ад с вековечными мучениями, котлами и пламенем. Кстати, если у нас «ад» – от греческого «аид», то в английском языке аналогичное обозначение «hell» явно имеет в себе отсылку к скандинавскому миру мёртвых Хельхейму и его повелительнице – великанше Хель.
Со временем у восточных славян появилось меткое словцо для обозначения преисподней – Пекло, и кабинетные мифологии нарисовали картину «славянского ада». Приведу пример (цитата из книги «Русские легенды и предания» Елены Грушко и Юрия Медведева):
Пекло – так назывался славянский ад. Славяне никогда не могли примириться с тем, что те, кто жил беззаконно, не по совести, обманывая друг друга, грабя своих ближних, могли остаться безнаказанными. Они искренне полагали, что отомстится, отольётся им не на этом свете, так на том. Как и многие другие народы, славяне верили, что место казни для беззаконников – внутри земли.
Находится Пекло в безднах преисподних, а вход в них расположен где-то на западе. Там собираются все злые боги, все недобрые силы. Западные славяне полагали, что царствует там Злебог (Кровник, Злодий, Худич) – бог вечного мучения, которое ожидает в Пекле негодяев, воров, убийц, злодеев после смерти. Изображали его в виде чудовищной змеи, и был он неистощимым на казни, которые ожидали его жертв. Восточные племена называли адского хозяина Пекленцем, или, чаще, Нияном. Конечно, этого бога люди могли только бояться, поэтому святилищ его не существовало. Однако воображали его железным великаном, восседающим в подземелье на чёрном гранитном троне. Иногда Нияна рисовали в железных доспехах, а цвет кожи его был непроглядно-чёрным. Главу его венчала свинцовая корона, а в руках сверкали огнём скипетр и меч.
Жена Пекленца – Ния, дочь Живы. Половину года она проводит на земле и небесах, а половину года – с мужем, в подземных глубинах.
В древнейшие времена полагали, что в Ирий-сад душу ведёт маленький бог Водец. У него очень большие руки – чтобы заслонять душу от прямого солнечного света, от которого она может растаять, исчезнуть. В Пекло грешников сопровождал страшный божок Маровит – служитель Мары, богини смерти, избивая и подгоняя их. Перевозчик через огненную реку Пекла – двуликий Обман. Одна половинка лица у него добрая и ласковая, однако он так и норовит ужалить грешную душу. Эта часть лица обращена к миру живых, а вторая, обращённая к миру мёртвых, имеет вид звериный.
В Пекле души грешников прокаливают в огне и очищают для новой жизни на земле: древние славяне, как и все арии, верили в возрождение после смерти. Затем передают богине Живе. С её позволения душа возвращается в мир для новой жизни, начисто забыв старую. Но иные веруют, что души, раз побывавшие в Пекле, сохранили память о мучениях, и в новой жизни старались не грешить, дабы не попадать туда, поэтому с каждым новым рождением становились всё лучше. Однако порою огонь Пекленца горит недостаточно ярко, и в новой жизни человек совершает старые грехи. Тогда надежды на новое рождение для него больше нет. Некоторых грешников Пекленец возрождал в образах волкодлаков – оборотней, чтобы они мучились и в жизни человеческой, и в звериной. Иногда он сам выходит из ада в виде медведя-оборотня.
Что тут сказать? Фантазии, мало чем обоснованные, кроме как желания забабахать славянам собственный аид. Собственно, калька с древнегреческого царства мёртвых очевидна: тут и Харон, ставший Обманом, и Персефона с матерью Деметрой, заделавшиеся посредством росчерка пера и буйного воображения Нией и Живой... Ну и никаких Кровничей, Худичей, Хиневичей у славян, разумеется, не было – ни один серьёзный источник всего этого набора псевдо-теонимов не приводит, поскольку никаких свидетельств об их реальном существовании нет.
Напротив, профессиональные исследователи славянской старины подмечали, что изначально «тот свет» в представлениях славян не был разделён на отдельные локации для людей добрых и злых.
Вот что пишет фольклорист Никита Ильич Толстой (источник цитаты: «Славянская мифология: энциклопедический словарь», созданный коллективом авторов):
У всех славян, прежде всего южных и восточных, книжные (церковные) представления об аде смешиваются с народными либо сосуществуют с ними, находясь нередко в противоречивом отношении даже в одних и тех же традициях. Православная книжная и народная традиция противопоставляет ад раю, а католическая с XII века выделяет на «том свете» ещё чистилище – переходное место из ада в рай. Наиболее архаичными верованиями можно считать те, по которым ад и рай территориально не расчленены, так что обитатели «того света» мучаются или блаженствуют по соседству. Такие представления отмечены, например, в полесских обмираниях, то есть в рассказах о посещениях «того света». Ад и рай воображаются то на небе, то на острове, то за морем, подобно ирию. В русской народной духовной поэзии ад и рай разделяет огненная река, в сербской – стена (Косаница в Черногории) или большая ограда (Старая Пазова в Среме).
Согласно сербским верованиям, все покойники находятся на небе (а не под землёй или в «нижнем» мире), где ад и рай чётко разделены (Косово), при этом рай занимает лучший, утопающий в цветах участок, а небесный ад – тот участок, где кипит дёготь и мучаются грешники (Гружа, центральная Сербия), или рай и ад расположены на небе так, что рай выше ада, населённого змеями и чертями, объятого тьмой и дымом и навсегда лишённого солнечного света (Косаница). В Боснии рай мыслится на небе, а ад – под землёй, при этом ад весь охвачен огнём и у грешников горит то глаз, то рука, то все они варятся в котле (Височская Нахия). Такая картина ада типична для большинства славянских представлений. Редкие примеры размещения ада на земле отмечены у гуцулов, помещающих ад на острове посреди моря, и у белорусов (Гродненщина), полагающих, что ад расположен на краю света в виде огромной горы, посреди которой горит огонь и кипят котлы с грешниками.
Синоним ада – преисподняя отражает представления об аде, находящемся под землёй, совпадающие или восходящие к древнееврейскому ветхозаветному представлению об аде как о «рве преисподнем», «царстве мрака» (Псалтырь), «стране тьмы и сени смертной», где сам свет подобен тёмной ночи (Книга Иова).
Сам ад мыслится как место обитания бесовской силы, место вечно пылающего огня (ср. церковнославянское «геенна огненная») и в то же время вечного мрака, как глубокое тёмное подземелье (Польша), как озеро кипящей смолы (восточная Польша). Отсюда название ада – смола (восточное Полесье). Это название соотносится с древнеславянским представлением об аде как о «пекле».
В Белоруссии было распространено верование, что ад-пекло, находится под землёй в болоте, что сама земля натянута, как кожа или шкура, над водой, а в этой воде на самом дне помещён ад, наполненный грешниками и чертями. Ими управляет самый старый чёрт Анцыпар, Ничыпар, постоянно живущий в аду «на 12 цепях, за 12 дверями». Подобные представления об аде известны в сказках и быличках. Небольшие, но глубокие ямы на лугу и болоте белорусы зовут «чёртовыми окнами»: это вход в ад. Он может мыслиться у славян и как пропасть, овраг, пещера, колодец и быть входом на «тот свет» вообще. Для книжной апокрифической традиции характерны представления о «вратах адовых», охраняемых стражниками-чертями, львом (у западных славян), собакой (у южных славян), змеёй (у русских старообрядцев).
Путь души на «том свете» проходит через мост в виде тонкого волоса, бревна, настила и тому подобного (часто его ширина зависит от греховности души), пролегающего над адом – пропастью, кипящей смолой и тому подобным. Грешные души срываются и падают в ад, а праведные проходят в рай. Мотив моста-волоса хорошо известен южным и отчасти восточным славянам. На Витебщине в печь хозяйка бросала три полена дров, для того чтобы они ей потом послужили кладками при переходе в рай через адскую реку.
Ад – место вечных мук, отсюда диалектное болгарское (Родопы) и македонское (Прилеп) название ада вечна. Грешники мучаются вечно в огне, смоле, реже в воде, их бьют раскалёнными прутьями, их пожирают змеи, черви, их подвешивают на крюке за ребро, за язык, они лижут раскалённую сковороду, страдают от жажды, голода, от капающей на голову раскалённой серы. Восточные славяне считали, что муки в аду прекращаются на Благовещение и с Пасхи до Вознесения. После Страшного суда адским мукам будут подвергнуты и бесы, а некоторые грешники будут от них освобождены.
Помните, выше я предположил, что христианство при переосмыслении иудейского шеола и превращения оного в ад использовала кое-что из зороастризма? Собственно, я имел в виду этот мотив срывающихся в пропасть душ и моста-волоса.
В зороастризме существует представление о Мосте Чинвад. Умершие следует по нему, и от образа прожитой жизни каждого отдельно взятого человека зависит то, будет ли Мост достаточно широким или же сделается тонким и острым, как лезвие – и душа сорвётся вниз.
Впрочем, вполне возможно, мотив моста-волоса – отголосок чисто славянских языческих представлений и похож на аналогичный зороастрийский мотив случайно. (Такое бывает; например, я уже писал об удивительном сходстве английской народной сказки «Волшебная мазь» и русской былички, записанной в 1961 году, а также опять-таки английской сказки «Биннори» с русскими народными.)
Историк языка и культуры Борис Андреевич Успенский отмечает не только неразделённость рая и ада, но и связь последнего с противником громовержца Перуна, а также любопытную деталь – ад у славян также мог называться... род (источник цитаты: его замечательный труд «Филологические разыскания в области славянских древностей»):
Архаическое (дохристианское) неразличение ада и рая отразилось, по-видимому, в таких старославянских и древнерусских терминах, как порода «рай» и род, родьство, рожьство, рожение «преисподняя». Если слово порода, несомненно, объясняется из гр. παραδεισς κак заимствованное слово, подвергшееся на славянской почве морфологической адаптации, то слова род, родьство и тому подобные обычно трактуются как результат неправильного понимания греческого слова славянскими переводчиками, а именно смешение греческого γεννα «ад» и γεννα, γενεα, «рождение». Вряд ли можно согласиться с такой трактовкой: представляется совершенно очевидным, что названия рая и ада были восприняты на славянской почве как производные от корня род, выступавшего, видимо, как общее обозначение царства мёртвых (обители предков). Адаптация греческого παραδεισς κак раз и обусловлена, надо думать, этимологическим сближением с род, то есть соответствующим переосмыслением греческого заимствования.
Вместе с тем имя Род в славянском языческом пантеоне может рассматриваться как одно из названий мифологического противника Бога Громовержца, выступавшего наряду с названием Волос. В частности, домовой, который представляет собой, по-видимому, одно из воплощений Рода, может рассматриваться и как эпифания Волоса. Показательно сообщение Даниила Заточника, что «дети бегаютъ Рода», где, по всей вероятности, слово род обозначает домового, – сродни род «домовой», рода «призрак» и вместе с тем роды «предки». Сродни также такое название для домового как родитель и вообще очевидную связь домового с культом предков; при этом слово родитель по отношению к усопшим означает не столько предков, сколько вообще родственников (таким образом именуются, например, и те члены рода, которые умерли во младенчестве и не оставили по себе потомства), и поэтому было бы точнее говорить вообще не о культе предков, но именно о культе рода (связь понятий «предок» и «родитель» отразилась в современном молодёжном жаргоне, где, напротив, слово предок выступает в значении «родитель»). Ритуальная трапеза Роду и Рожаницам, о которой часто упоминают древнерусские источники, может быть сопоставлена как с угощением домового, так и с угощением усопших «родителей».
Сколько-нибудь подробная аргументация тезиса о генетической связи домового и Волоса не может быть осуществлена в рамках настоящей работы; отметим, однако, широко распространённое представление о змеиной природе домового, поверье о возможности гибели домового от громового удара и функцию домового как покровителя скота.
Аналогичным образом, то есть исходя из культа Волоса, может быть объяснена связь Рода с долей. Связь Волоса с округом и властью соответствует связи Рода с родом как социальной единицей. Вместе с тем соотнесённость Рода с долей объясняет, почему в средневековых русских астрологических памятниках семь планет, оказывающих влияние на судьбу людей, называются рожаницами. Это название следует сопоставить с древне-русским волосыни как названием Плеяд.
Таким образом, обозначение потустороннего мира совпадает с наименованием противника Громовержца. В частности, такие выражения в древнерусских текстах, как «родъ огньный», «родьство огненное» или «огнь родный, родьствьнный», сопоставимы с представлением об Огненном Змее и об адском огне, исходящем из пасти змея.
Об исходной неразделённости рая и ада в славянских верованиях сообщает специалист по традиционной славянской культуре Елена Евгеньевна Левкиевская (источник цитаты: её книга «Мифы русского народа»):
Народные поверья сохранили два типа представлений об «устройстве» потустороннего мира: древние, языческие и более поздние, христианские. Согласно первым, мир делится на две части – мир живых и мир мёртвых, не разделённый на рай и ад, то есть обиталище душ и праведных, и грешных. Ещё в XIX веке во многих местах бытовали верования, что до Страшного суда все души обитают в одном тёмном месте – в некой «пустоши», которая находится между раем и адом. Они не терпят там мучений, но и не видят ни света, ни радостей – похожим образом древние греки представляли царство мёртвых Аид.
Само представление о грехе как вине человека перед Богом появилось в сознании народа только после принятия христианства. Слово «грех» хотя и существовало в языческие времена, но имело другое значение – кривизны, неправильности, отступления от нормы. С языческой точки зрения, грешный – это не тот, кто виноват перед Богом, а тот, кто неправильно себя ведёт, живёт не так, как следует. Нарушение обрядовых и бытовых правил поведения приводит к нарушению гармонии между человеком и силами природы, а это грозит несчастьем не только самому нарушителю, но и обществу, в котором он живёт.
Христианское понятие греха – это личная ответственность человека за все свои поступки, поэтому караются или вознаграждаются только те его действия, за которые он может и должен отвечать. Например, христианская церковь строго осуждает самоубийц и лишает их надлежащего погребения, поскольку они по своей воле лишили себя дарованной Богом жизни. Но церковь справедливо не считает виноватым того, кто погиб в результате несчастного случая. В языческом же представлении о грехе личная воля вообще не играет роли. Здесь важно только одно: укладываются ли поступки человека (в том числе и его смерть) в рамки нормы или нет, даже если сам человек в этом не виноват. С точки зрения язычника, смерть в результате самоубийства и смерть в результате несчастного случая – это одинаково «неправильная» смерть, потому что и в том, и в другом случаях человек не прожил положенный ему срок жизни, а значит, не может перейти в иной мир и становится «заложным» покойником, опасным для живых.
А также о «змеиной», скажем так, сущности «славянского ада» (источник цитаты – тот же):
Вход в загробный мир охраняет Змей. В старообрядческой книге «Прение живота со смертию» помещено изображение змея с надписью «змей ад», а рядом дано объяснение: «Огненный он и немилостивый змей, страшное изображает адово чрево…» На древнерусских иконах о Страшном суде ад – это раскрытая пасть огромного извивающегося змея, тянущегося от престола Судии в преисподнюю.
А вот описание некоторых посмертных мук с привязкам к совершённым при жизни деяниям (источник цитаты – тот же):
Души грешников в аду питаются пеплом. Каким мучениям подвергнется душа, зависит от того греха, за который она осуждена: того, кто при жизни ябедничал, в аду подвешивают за язык; кто продавал разбавленное молоко, заставляют отделять молоко от воды; тем, кто играл в карты, черти вбивают в ладони иглы; перед тем, кто воровал мясо, лежат куски червивого мяса; пьяницу же черти таскают по гвоздям. Особые мучения предназначены убийцам, самоубийцам, женщинам, убивавшим своих детей во чреве, и ведьмам, отнимавшим молоко у чужих коров.
Подытожим...
Изначально у славян ада не было – как отдельной локации для посмертного содержания мучающихся и мучимых грешных душ, причём само понятие греха имелось ещё в языческую пору.
В народных представлениях и души грешников, и души праведников изначально попадали в один и тот же мир, но при этом первые могли нести ответственность за неправильно прожитую жизнь по соседству с блаженствующими вторыми.
Наши предыдущие статьи о загробном мире в представлении славянских народов:
