Ну и тёща Игорю Михайловичу досталась! Не повезло ему с ней. Деревня деревней, аж стыдно за неё, когда приятели со своими жёнами приходят. Жалеет Игорь Михайлович, что поддался на уговоры жены и согласился привезти тёщу из её деревни за внучкой ухаживать. Лучше бы няньку взяли, она бы хоть чему-то малышку научила. А чему эта деревенщина научит?
Всюду лезет, всюду свой нос сует. А ходит как?! Как клуша передвигается по квартире и все кудахчет: "Ой, ножки мои! Ножки-кочережки!" Хотя не похожи они у неё на кочережки, а напоминают добротные ножки у стола. Болят они у нее, и она их обвязывает шерстяными платками, да так и ходит целый день. Смотреть на неё не хочется.
Вот и сейчас Игорь Михайлович забежал за документами к сотруднику и другу своему Артёму. Дверь открыла тёща Артёма. Какая же приятная пожилая женщина! Одета прилично, стрижка у неё аккуратная и встретила приветливо. Вот, что значит, интеллигентность! Как же она отличается от его тёщи!
Игорь Михайлович представил свою тещу: большая, грузная, седые волосы заколоты на затылке круглым гребнем, платье выцветшее, обязательно в переднике, которым она, вытирает руки вместо полотенца. А на ноги и смотреть страшно, они у неё замотаны в платки и всунуты в стоптанные тапки.
И так каждый день! Уже пятнадцать лет подряд прошло, как у них с женой Олей родилась дочка Юленька и они не придумали ничего лучшего, как привезти Любовь Максимовну к себе из глухой деревеньки Осинки, где она жила одна. Тогда остро стоял вопрос няньки. Да лучше бы и взяли няньку! Так нет, уговаривали тёщу и едва уговорили. Ведь, как не хотела она жить в городе! Говорила, мол, к простору привыкла, а в городе теснота. Хотя… Что и говорить, денег на няньку не было. Жили они тогда, как впрочем, и сейчас скромно, небогато. А Оля заканчивала аспирантуру, работала над диссертацией и не могла уделять Юленьке много времени.
Согласилась Любовь Максимовна, приехала помочь. Поселили ее в одной комнате с внучкой Юленькой. Оле с её приездом стало легче. Дома и наготовлено, и убрано, и постирано, и Юленька ухожена. Любовь Максимовна сразу же перезнакомилась с соседями, все обо всех узнала, все всем о себе рассказала. А во дворе бурную деятельность развела. Организовала посадку цветов и кустарников. Через некоторое время двор благоухал. Поставит коляску с Юленькой во дворе, а сама клумбами занимается, садит, пересаживает, пропалывает, поливает. Нравится ей этим заниматься. Ну и занималась бы тихонько, но она же ко всем пристаёт: "А ну, выходите, помогайте! Нечего в своих норах сидеть! Можно и поработать!" А голос у нее громкий, далеко слышно. Люди отмахиваются, проходят мимо. Она же им вслед: "Лодыри! Поработать не хотят! Нарядились и ходят тут, боятся руки выпачкать!"
В квартире она тоже установила свои порядки и от всех требовала их выполнения. Смотрит на это Игорь Михайлович и понять не может, это она у них живёт или они у неё? А сказать ей ничего нельзя. Она сразу обижалась и громко начинала причитать: "Стараешься, стараешься для них, все угождаешь, а они не ценят! Что им еще надо? Накормленные, в чистоте!"
А они и действительно в чистоте. Посидеть сложа руки тёща не может, всегда себе дело найдёт, всё моет, чистит, убирает. Старается угодить, что и говорить. Пожалуй, даже излишне старается. Так, из подарочной оберточной бумаги вырезала узорчатые салфетки и украсила ими все подоконники. Игорь Михайлович посмотрел, но ничего не сказал. Знал, говорить что-то бесполезно. Пришла Оля и начала убирать салфетки с подоконников.
- Зачем убираешь? - обиделась Любовь Максимовна, - Так, ведь, красиво. А то, мрачно у нас тут.
Любовь Максимовна вновь и вновь «украшала» салфетками подоконники, а Оля снова и снова убирала её художество.
- Мама, ну перестань это делать! Не надо! Это же убожество какое-то! – просила дочь.
- Скажешь же такое! Разве же это убожество? Это красиво, комната сразу преобразилась, - не соглашалась мать и Оля в конце концов перестала обращать на салфеточки внимание. Но, Игорь Михайлович видел какие усмешки вызывали эти салфеточки у жен его приятелей, когда те приходили в гости на чашку чая.
В первых дней появления тёщи, Игорь Михайлович понял, что ему будет трудно переносить её присутствие и её бесцеремонность и простоту. Но Оля уверила, что Любовь Максимовна у них живёт временно и, как только Юленька немножко подрастет, она вернется к себе в деревню.
- Мне и самой с ней трудно, но давай потерпим немного, - говорила Оля, - как только Юленьке исполнится три года, мы ее в садик определим. А сейчас, ты же знаешь, я не могу дома сидеть, а с Юлей надо быть кому-то.
Конечно, Игорь Михайлович понимал. Он терпел и ждал, когда же дочке исполнится заветные три годика. Они и исполнились. В детский садик Юленьку определили, нро побыла она там недолго, сразу заболела свинкой, а выздоровев её туда уже не отводили. Хорошо, что тещу еще не успели отвезти. А Любовь Максимовна сначала проворчала: "Куда уж вам без меня справиться?", но с готовностью осталась.
Стали ждать, когда Юленьке семь лет исполнится. Жена говорила:
- Юля в школу пойдет, а мама в деревню вернется.
Но легко сказать это, а на самом деле забот прибавилось и с ними Оле не справиться. В школу Юлю надо отвести, а потом, после уроков забрать. Игорь Михайлович и Оля работали, и если отвести Юлю в школу они и могли бы по очереди, то вот забрать ее оттуда никак не получалось. Так теща еще осталась на неопределенный срок. Она совсем перья распушила, совсем хозяйкой себя почувствовала. Ходит, кудахчет с утра до вечера. Но за Юленькой смотрела хорошо. Родителям можно не беспокоиться и спокойно работать. И отведет ее Любовь Максимовна, и заберет вовремя, и накормит, и проследит, чтобы та заниматься не забывала. А тут еще Юленька в музыкальную школу пошла. Тоже надо возить. Возвратившись с работы, Игорь Михайлович часто слышал:
- С утра до вечера разъезжаю по городу, а дома тоже крутиться надо, ноги болят, сил моих больше нет.
- Мама, ну давайте мы няньку найдем, а ты домой возвращайся, - говорила Оля.
- Да, кому чужие дети нужны? Разве ж, кто-то будет за Юленькой так смотреть, как я? Я ж ее и накормлю вовремя, и погуляю с ней. Родная же она мне! А чужой человек, что? Ему только денежки и нужны! Да и вы тут с голоду помрёте! - отвечала Любовь Максимовна и уходила в свою комнату поплакать. Плакать она любила! И не то, чтобы тихонько, чтоб никто не видел, а обязательно громко, с причитаниями.
Но больше всего Игоря Михайловича коробило, когда она по телефону разговаривает!
- Алло! Чего вам надо? Чего звоните?
Игорь Михайлович вспоминает, как разговаривает Наталья Николаевна, теща его сотрудника и друга Артёма. Игорю Михайловичу часто приходится к нему звонить. И всегда слышится приветливый, доброжелательный, интеллигентный голос Натальи Николаевны, даже тогда, когда она не могла по какой-то причине пригласить Артёма к телефону:
- Извините, пожалуйста, но Артём еще не подошел. Будьте добры, перезвоните немного позже. Я ему обязательно скажу, что вы звонили.
А когда звонит Артём, то слышит совсем другое от тещи Игоря Михайловича:
- Нету его! Откуда мне знать, когда будет? Может скоро придет, а может, загуляет! Домой идти не торопится, - и т.д.
Одним словом, деревенщина была, деревенщиной и осталась! Чему она может Юлю научить?
Время шло. Юля взрослела Вот ей уже скоро шестнадцать! Не надо её в школу сопровождать и из школы забирать. Самостоятельная стала. А Любовь Максимовна все реже и реже стала выходить из дома. А если и выйдет, то только в ближайший магазин за покупками. Даже во двор выходила не часто и ненадолго. Посидит во дворе на скамеечке, обсудит с соседками бабками-подружками новости и опять домой. И цветы свои во дворе почти забросила. Редко теперь за ними ухаживает. И они уже не цветут так пышно, как в прошлые годы.
- Ноги болят, терпения нет! Ходить почти не могу, - жаловалась она соседкам, - а цветы заботу любят. А заботиться некому. Столько людей в доме живёт, а никто не хочет. Я вот внучку свою, Юлю, прошу: "Пойди, прополи клумбу, а то сорняков больше, чем цветов". А она мне отвечает: "Мне что, делать больше нечего?" Когда маленькая была, помогала мне, а подросла, так и не заставлю.
- Да, молодежь нынче такая... - соглашались с ней соседки.
