Представьте, что вы приглашены в гости к другу, настроение веселое, а еда настолько вкусная, что вы спрашиваете рецепт у хозяина. Польщенный, он говорит вам, что секрет в мясе: это мясо золотистого ретривера (собака). Как бы вы отреагировали? Скорее всего, вы почувствуете отвращение, и о том, что вы только что считали едой, теперь не может быть и речи. И это несмотря на то, что мясо на вкус то же самое, и вам оно действительно понравилось. Только ваше восприятие теперь другое.
Съедобные и несъедобные животные
Когда речь заходит о поедании животных, наше восприятие во многом, если не полностью, определяется нашей культурой. На самом деле, в нашей культуре (как и во всех других культурах мясоедов) существует лишь небольшое количество животных, которых мы в детстве научились классифицировать как съедобных. Что касается подавляющего большинства других животных, мы научились классифицировать их как несъедобных и, следовательно, отвратительных.
Поэтому отвращение к мысли о том, чтобы есть мясо, не является исключением, скорее это правило. Исключением является отсутствие отвращения. Поэтому возникает вопрос: почему мы не считаем отвратительным поедание нескольких видов?
Причина отсутствия осознания
Причина кроется в отсутствии в нашем сознании связи между мясом на тарелке и животным, которым оно когда-то было. Конечно, мы знаем, что животное должно умереть, чтобы мы могли есть мясо, но на более глубоком уровне здесь отсутствует явная связь. И эта отсутствующая связь блокирует не только наше восприятие реальности мяса, но и наши чувства и мысли. Но как возникает этот разрыв?
Происхождение карнизма
Карнизм — это невидимая система убеждений, которая с детства приучает нас есть (определенных) животных — современная психология.
С одной стороны, карнизм — это доминирующая идеология, которая — невидимая и глубоко укоренившаяся в нашем обществе — формирует наши убеждения, действия, мысли, нормы, законы и т.д. С другой стороны, конечно же, это идеология насилия: мясо невозможно произвести без убийства.
Доминирующие и насильственные идеологии используют сочетание социальных и психологических защитных механизмов, которые заставляют людей участвовать в бесчеловечных практиках, не осознавая в полной мере, что они делают.
Другими словами, карнизм учит нас «отключать» сострадание в определенных ситуациях, возможно, именно поэтому дискуссии между вегетарианцами и мясоедами часто проходят мимо друг друга и приводят к разочарованию или спорам. Поэтому, чтобы улучшить ситуацию, нам нужно понять, каковы защитные механизмы.
Три защитных механизма употребления плоти животного
1. Сокрытие
Большинство людей не знают об идеологии, стоящей за карнизмом. Одна из причин, по которой идеологии удалось так хорошо скрываться, заключается в том, что у нее не было названия. Если у нас нет определенного названия для чего-то, нам трудно думать об этом, говорить об этом, задавать вопросы или смотреть на это критически.
Эта скрытность также обеспечивает то, что мясоедение воспринимается как должное, а не как выбор. К этой скрытности добавляется тот факт, что жертвы карнизма не видны. Только за первые три месяца 2021 года в России было произведено 20 миллионов тонн мяса, говорится в пресс-релизе статистического управления.
Один только выбор слов уже свидетельствует о скрытности: мы говорим о производстве мяса и в основном избегаем говорить о животных, о людях, может быть о «Буренке». Мы часто упоминаем не количество убитых животных, а сумму их веса. В России на 1000 жителей приходится 180 коров, 329 свиней и 1723 курицы. Сколько таких животных вы видите за день? Сколько их вы видели за всю свою жизнь?
Другая перспектива: сколько людей вы видите каждый день, когда выходите из дома? Если вы живете в городе или в большом селе, то, вероятно, их довольно много. А в России «сельскохозяйственных животных» почти в два раза больше, чем людей. Так где же эти животные? Мы видим их части тела практически везде, куда бы мы ни пошли, будь то поход по магазинам, в ресторане, за едой или в закусочной за углом. Почему мы никогда не видим этих животных живыми (за редким исключением)? Мы не видим их, потому что не должны видеть.
2. Опора на мифы
Когда сокрытие исчезает, например, в дискуссиях между мясоедением и вегетарианством/веганством или в сообщениях СМИ, система убеждений нуждается в дополнительной защите: мы учимся оправдывать карнизм, принимая мифы о потреблении мяса за факты. Эти мифы проявляются в различных аргументах, все из которых, как описывает психолог Мелани Джой, сводятся к трем «Н» обоснования: есть мясо — это нормально, естественно, необходимо. Давайте подробнее рассмотрим эти три составляющие карнизма:
«Есть мясо — это нормально»
То, что мы называем нормальным, по сути, является не более чем верованиями и поведением доминирующей в обществе культуры.
Карнистические нормы настолько глубоко укоренились в нашем обществе, что мы вряд ли можем считать что-то другое «нормальным». Снова представьте себе сцену, когда вы приглашены в дом друга, а хозяин только что сказал вам, что ест золотистых ретриверов, а вы этого не хотите.
Он говорит вам: «Вы не должны расстраиваться, у собаки была хорошая жизнь. Она свободно бегала, играла и смогла подружиться с другими собаками, прежде чем ее убили в возрасте шести месяцев». Стало бы вам легче от того, что вы съели золотистого ретривера?
Карнизм настолько укоренился, что мы не понимаем, что «мясо животного» на самом деле является полным противоречием, мифом, заставляющим нас участвовать в насильственных действиях, которые мы никогда бы не поддержали.
«Мясоедение — это естественно»
Для того чтобы представить мясоедение естественным, мы используем несколько произвольно заготовленных в сознании аргументов: наши предки ели мясо, другие животные тоже едят мясо и так далее.
Аргументы в пользу неестественности употребления нами мяса остаются без внимания: наши ближайшие сородичи в животном царстве практически не едят мяса, а если едят, то только сырое, включая кишечник.
Любители «мяса» также не учитывает тот факт, что мы успешно и с радостью оставили позади большинство других «естественных» способов жизни: мы больше не живем в пещерах, ездим на автомобилях и имеем супермаркеты, благодаря которым мы можем получить все необходимые нам питательные вещества через исключительно растительную пищу, которая, при правильном выборе, может принести пользу здоровью.
Мы также пытаемся положить конец другим «естественным» явлениям, таким как убийство и изнасилование, и не принимаем аргумент, что наши предки тоже убивали.
«Есть мясо необходимо»
Опять же, мы называем только то, что необходимо для сохранения доминирующей культуры, карнистического статус-кво. Действительно ли необходимо убивать разумных особей (сельскохозяйственных животных) миллиардами?
Миф, связанный с «необходимостью» — это, конечно, миф о животном белке, но знаете ли вы, что самый сильный человек на планете Патрик Бабумян является веганом? Поэтому употребление продуктов животного происхождения не кажется таким уж необходимым.
3. Искажение восприятия
Последний защитный механизм — это искажение восприятия. Например, мы учимся воспринимать некоторых животных как объекты, а не как личностей и живых, чувствующих существ. Когда мы едим курицу, мы едим что-то, а не кого-то. Мы также учимся воспринимать «сельскохозяйственных животных» как абстракции, лишенные индивидуальности или личности.
Но верно и обратное: как собаки и кошки, свиньи и куры имеют индивидуальные предпочтения и черты характера. Наконец, искаженное с детства благодаря обществу мировосприятие также учит нас классифицировать животных по произвольным категориям, по отношению к которым мы можем проявлять совершенно разные чувства и поведение: «Собаки — домашние животные и поэтому они всегда милые и хорошие.
Свиньи — это сельскохозяйственные животные, поэтому они не милые и не хорошие. Собаки предназначены для ласки, а свиньи - для еды. Следовательно, мясо собаки отвратительно, а мясо свиньи - вкусно» — психолог Мелани Джой.
Карнизм, таким образом, учит нас не только быть участником насильственных действий, не осознавая этого, но и утверждать себя в них. «В конце концов, они всего лишь животные».
Поедание животных — это не просто вопрос личной этики, это неизбежный результат глубоко укоренившейся, угнетающей идеологии.
