Юная графиня быстро вернулась к себе в комнату. И тут же застала неприятную сцену. Глаша таскала Василька за ухо, а тот, стараясь не завизжать, зажал рукой себе рот, а второй рукой пытался отпихнуть чужую крепостную.
- Что ту происходит?! – Воскликнула графиня Офольская.
И прежде, чем Глаша успела хоть что, то ответить, Катерина оттолкнула ее от Василька и прижала казачка к себе. Тот тут же разревелся в голос, больше не в силах сдерживаться.
- Не серчайте на меня, графиня Офольская. – Сказала Глаша. – Мальчонку вашего я на воровстве поймала. А он еще и соврать пытался, что его это. За такое наказывать нужно, не жалея.
- Мои это корабли! Мои! – Сквозь слезы сказал казачек.
И только сейчас Катерина обратила внимания на два корабля, которые подарила Васильку после того, как те сыграли свою роль.
- Бесстыдник! Да откуда ж у тебя… - Начала Глаша.
- МОЛЧАТЬ! – Воскликнула Катерина.
Глаша вся побледнела и с удивлением посмотрела на графиню.
- Еще раз ты посмеешь поднять руку на чужое, я прикажу так выпороть, что ты своего рта больше не раскроешь ни-ког-да! – Холодно сказала графиня.
Глаша сразу подумала, что это графиня казачку говорит, но сударыня смотрела на Глашу.
- Вы это мне?... – Прошептала она.
- А кому ж еще? Боже, она еще и умом недалекая! – вздохнула графиня. – А тут еще кто-то есть? Извинись перед Васильком! Быстро!
- Простите. Я не думала, что это ваше! – Быстро сказала Глаша и даже поклонилась.
Василек даже перестал плакать. То ли от того, что ему никогда никто и не кланялся, то ли потому что свою сударыню испугался.
Юная графиня, словно потеряв всякий интерес к крепостной, посмотрела на красное, как у рака ухо Василька.
- Сходи на кухню. Да лёду возьми. Для меня скажи. – Сказала она Глаше.
Та поклонилась и предпочла быстро убежать.
- Простите, сударыня. – Тихо сказал Василек. – Я хотел немного поиграть с кораблями, пока вас нет. Я с ними часто играю, когда вы на службе у императрицы. Других-то игрушек у меня нет. А она как увидела, что я их достал, корабли-то, то набросилась на меня. И кричала. – Василек невольно всхлипнул. – Она сказала, что теперь у вас в услужении будет. Может не нужна она вам? – С надеждой спросил он.
- Побудет пока. Это не навсегда. – Сказала графиня.
- Плохой она человек. Плохой.
Катерина ничего на это не ответила. Ей и самой эта Глаша не нравилась. Но ей нужна была помощница сейчас. К тому же, графиня надеялась, что благодаря этой бестолковой крепостной она узнает что-нибудь о графе Борхе.
Глаша объявилась не так быстро, как рассчитывала сударыня.
«Анна-то порасторопнее будет», - приметила Катерина для себя.
Глаша стояла с тарелкой полной колотого льда и не знала, что ей делать. Василек игнорировал новую крепостную и играл с кораблями.
- Поставь тарелку и помоги мне переодеться. – Дала спокойным голосом указание графиня. – Одежда для смены всегда должна быть готово. Особенно сорочки. Как только я ухожу сразу займись одеждой. Ту, что сняли – нужно привести в порядок, и сразу же подготовить ту, что я надену, когда приду. К моему возвращению в комнате должна быть вода для умывания и немного еды. И постель должна быть готова. Помоги раздеться.
Глаша посмотрела на Василька, который сидел спиной к графине и был увлечен игрой с кораблями.
Катерина, оставшись в сорочке, взяла кусочке льда и провела по коже. Было жарко, а лед так освежал. Так же она провела льдом по лицу, под глазами, по щекам.
Юная графиня понимала, что очень мало спит. И для того, что бы хорошо выглядеть нужно прилагать дополнительные усилия.
Многие фрейлины, которые не были задействованы в работе, ложились в свободные минутки спать. Спали даже в креслах и на стульях. Но, если их ловили статс-дамы или гофмейстрины, то фрейлинам доставалось – их наказывали.
Катерина этого не понимала. Быть после заспанной. Да и прическа может помяться, пудра на лице сотрется, а уж если косметика попадет на платье – то это беда. Ходить испачканной при дворец – тот еще позор.
- Приготовь к вечеру отвар из ромашки. – Сказала Катерина.
- А где ромашка? – Спросила Глаша.
Катерина посмотрела на крепостную, как на дурочку.
- На лугу. Полно ромашек.
- Графиня, если позволите, я соберу! – Вызвался Василек.
- Позволю. – Улыбнулась графиня.
Время у нее еще было и она села разбирать свою корреспонденцию. Письмо было из поместья. Писал управляющий о том, что прибыли новые крепостные и, как и велела графиня, их всех оженили. Писал, что девки молодые да справные.
Так же писал, что есть заказы на кирпичи. Завод работает и скоро принесет первую прибыль. А после следовал подробный отчет о растратах, которое понесло поместье.
Катерина села писать ответ. В нем она указала, что бы следил за производством, что бы следил так же за тем, что бы в торговые дни все со своим товаром на рынок попали. Так же велела проследить за подготовкой кружевной и кирпичного завода к зиме. Да и проследить за тем, что бы у кружевниц, да казачков была вся необходимая одежда. Да и что бы не ходили крепостные как оборванцы. Все должны быть опрятными да чистыми.
Другое письмо Катерина получила от родителей. Они спрашивали про здоровье внука, про ее здоровье, да и про Марьяну спросили. Катерина нахмурилась. Скрывать что-то от родителей не имело смысла, донеслись бы все равно какие-нибудь сплетни да слухи.
И написала как есть.
«Не смотря на всю подлость, что обрушилась на меня, я все равно не согнулась. Теперь я гофмейстрина матушки-императрицы Екатерины II. И получила это назначение не благодаря мужу, а благодаря труду и честному имени своему. Воспитание, которое вы мне дали, матушка и папочка, не позволяет мне опускаться до низких интриг. И подобного я стараюсь избегать.
Про Марьяну вам рассказать не хочу. Но, видно, надобно. Марьяна, которой вы столько помогали, оплатила нашей семье за эту помощь черной неблагодарностью. Она вступила в полюбовную связь с моим мужем. Так как супруга своего я не люблю, то я могла бы закрыть на это глаза, и, должна сказать, знала о том и раньше, и молчала. Но именно Марьяна отдала моего сына супругу и помогла тому его украсть. Крепостные отдавать дитя не хотели и та подлым способом украла дитя и отдала его графу в надежде, что тот, уезжая, заберет ее с собой и будет она жить в его доме барыней. Подобного я уже не могла стерпеть. И подобное прощать нельзя. Ее отловили крепостные, так как совершив такое, она пряталась, и, скорее всего хотела сбежать. И теперь она лишена всех благ. Трудится на самой черной работе наравне с другими в поместье.
Надежда моя в том, что вы поймете меня и не будете просить ее миловать.
Не скрою, меня посещали мысли отправить ее назад к вам. Но я быстро поняла, что этого делать нельзя. Предавший однажды предаст вновь. Полагаю, самым лучшим решением будет забыть о ней…»
Катерина вскоре закончила писать письмо, запечатала его и протянула два письма Васильку. А следом дала и мешочек монет.
- Отправить письма сможешь?
- Да. Нужно отнести на почтамт. Я уже там был.
- Кучер отвезет тебя. – Сказала Катерина.
- Да разве ж можно дитю такое поручать? – Удивилась Глаша.
«Уж точно не тебе. Всунешь свой любопытный нос в мои письма, аль графу своему отнесешь»
- Можно, раз я считаю нужным. – Коротко ответила Катерина.
Василек быстро собрался, положил письма и деньги в наплечную сумку и убежал.
Глаша тяжело вздохнула и убрала с поля корабли.
Она помогла сударыне переодеться, и Катерина вернулась к своей службе.
Однако утром графиню ждал неприятный сюрприз. Когда она встала, Глашал еще спала. Пришлось растолкать крепостную. Графиня, очень сердитая, оделась, и отправилась на прогулку вместе с Васильком, велев к ее приходу подготовить теплую воду для умывания и еду.
Утро радовало своей прохладой. Катерина закуталась в шаль и неспешно пошла вперед. А Василек побежал по дорожке, радуясь чему-то.
Катерина подумала, что совсем недавно и она была таким же беззаботным ребенком. А теперь она графиня с кучей проблем.
- Как же хорошо утром. Если не наступать в росу. – Подошел к Катерине граф Борх. – Доброе утро. Вы каждый день, словно самая ранняя пташка встаете.
- Доброе утро. Матушка приучила. День будет плодотворным у того, кто с рассвета к нему готовится.
- Повезло вам! Зимой солнце поздно встает.
Катерина улыбнулась.
- Позовите вашего казачка, пожалуйста.
Когда Василек подбежал и сделал поклон, граф протянул деревянного коня.
- Это тебе. Играй.
Василек удивленно посмотрел на графа, а после на графиню. И только после того, как та кивнула, взял резкого коника. После поклонился и убежал.
- Я его сам вырезал. – С гордостью сказал граф Борх.
- Видно, ночь всю не спали, вырезая. – Усмехнулась Катерина. – Я так понимаю, это извинения за то, что ваша крепостная причинила вред Васильку.
- Мне ваш казачок и самому нравится. Расторопный. Быстро все схватывает. Будет с него толк и в будущем.
- В отличие от Глаши, нерасторопной и с очень длинным носом. Не хочу о ней говорить. – Резко сказала она.
- Не будем, значит-с. – Сказал граф. – Итак, я передал весть графу Шпилевскому. Но ему нужно время на восстановление. И все это не будет так быстро, как нам хотелось бы.
- Быстро делаются только глупости.
- Вы все равно грустная!
- Отчего же мне веселится? Меня просто съедает тоска по сыну. Муж уехал из дома, я тут. А как мой сынок, не обижают ли его… даже вестей не получаю. У вас нет детей… вам не понять меня.
Граф шел рядом в раздумьях.
- Я могу вас понять немного по-другому. Со стороны ребенка, который рос, не видя мать и отца. Вашему сыну так же не хватает вас. И будет не хватать. Но так будет не всегда. Настанет день и он перестанет вас ждать. И любить своей невинной чистой любовью.
Катерина, слыша это, обхватила себя ладонями локти, как бы обнимая себя и прячась.
- Ваш муж не позволил увидеться с сыном. Даже просто встреча облегчила бы вашу боль. Но он очень жесток. – Заметил граф. – Одним из условий было представление его дочери ко двору. Это можно устроить. Но вы должны повысить ставки.
- Что это значит? – Спросила графиня.
Граф шел некоторое время молча. Катерина так же молча шла. Она так надеялась, что граф что-то предложит дельное.
Но он молчал.
- Несколько раз я проверял вас, оставляя одной в различных ситуациях. Но там можно было что-то исправить. И, по сути, я ничем не рисковал. Теперь же важно правильно надавить на вашего мужа. Недодавайте – ничего не получите. Передавите – можете лишиться даже надежды. Риск здесь неуместен.
- К чему вы ведёте? – Спросила тихо графиня.
- К тому, что я не оставлю вас в этой ситуации одну. Пришлите ко мне казачка, где-то ближе к обеду. Я передам ему письмо. Вы точно, слово в слово, перепишете его. И отправите мужу от вашего имени. Не сомневайтесь во мне.
Граф после этого развернулся и быстро пошел обратно в Петергов.
Когда Катерина вернулась в комнату, то там уже ждала ее горячая вода для умывания. Графиня с огромным облегчением умылась, а после облачилась в чистую сорочку. Когда она завтракала заметила, как Глаша рассматривает ее одежду. А когда брала в руки, то словно примеряла к себе.
- Не мечтай о пустом. У тебя такое платье будет только если из милости. А если и будет, то куда ж ты его наденешь? – Спросила Катерина.
Глаша вздохнула.
- Всякое в жизни бывает, графиня. – Сказала крепостная. – Иногда и крепостная барыней становится. Вот если полюбит барин крепостную, то разве что остановит его? Истинной любви ничто не становится преградой! Но, вам этого не понять. Вы уж простите, но всем ведомо, что вы с мужем брак по расчёту, а не по любви заключили. И вы не ведаете, что такое любовь.
У Катерины от неожиданности ложка из руки выпала. А после она усмехнулась.
- Есть то, в чем ты права. Я действительно не люблю своего супруга. И на это есть множество причин. Может, как ты считаешь, я не знаю, что такое любовь. Но я прекрасно знаю что такое нелюбовь.
Теперь немного удивилась Глаша, а Василек притих, а после продолжил есть.
- Были такие случаи. Когда барин брал себе в жены крепостную. Освобождал ее до этого, и женился вопреки всему. Любовь, говоришь это?
- Конечно!
- Ха! Черта с два, а не любовь! Может быть граф и любил, а может упрямство взыграло. Есть такие люди. Да только последствия всегда одинаковы. Никогда двор не принимал подобный брак. Не принимал вот таких жен. И не отказывался принимать вот таких людей. А дети этих любящих друг друга людей становились изгоями, как их родители, впрочем. Любовь, говоришь? За такую любовь лишают такого барина постов, имений, содержания, договора разрывают различные. Остается барин со своей крепостной жить в любви, да лапу сосать. Там и заканчивается эта любовь.
- Почему заканчивается? – Шепотом спросила Глаша.
- Потому что он остается со своей любовью наедине. Больше не нужно прятаться и скрываться. И они много времени проводят вместе. Два человека, различные как огонь и вода. О чем они будут говорить? Это не блаженное время препровождение в постели. Что она скажет своему супругу, которого так любит? Будет обсуждать с ним философию, политику, историю? Вряд ли. Ума не хватит. Что он с ней будет обсуждать? Стрику-уборку? Сомневаюсь. Она вновь окажется в том же положении, без денег, в нищете, свободная, да уж все так же. Начнет злиться. Ничто не будет ей отрадой. И он увидит, какова эта любовь. Если продолжит любить, то будет страдать. Всю жизнь, пока его любовь будет рядом. А вот если посмотрит на все здравой головой, то поймет, что сам загнал себя в эту ловушку.
- Почему сам? – Спросил Василек.
- Барину все можно. Любить, ненавидеть, страдать. И менять все это хоть каждый день. Но только вот делать все это нужно с головой, что бы этой головы потом и не лишиться. И если барин подумает про любовь, оценит что случилось, то тогда поймет, что его крепостная не любила его. Потому что если бы любила, то никогда бы не позволила на себе женится и испортить этим тому, кого любит, жизнь. Да, она бы страдала. Но она продолжала бы любить и быть любимой. Это было бы что-то другое. А не то, что выходит обычно в таких случаях.
- Ну вы… и сказали-то.
- Думаешь, я не права?
- Так-то выходит правы. Но тогда нужно любить и страдать.
- А ты не страдай. Выйди замуж за ровню и не страдай. Все у вас будет одинаково, все у вас будет общее. Никто никому ничем не будет обязан. Возможно, это и есть счастье.
Графиня продолжила завтракать, а после, когда крепостная Глаша помогла ей одеться, поспешила на службу.
Не смотря на то, что она и виду не подала, что слова крепостной чем-то зацепили ее, это было совсем не так. Она тоже хотела любить и, что более важно, быть любимой.