Медицина всегда очень точно отражает состояние дел в государстве. Причем порой не надо даже углубляться в тонкости методик лечения и технической оснащенности. Посмотришь на то, в каком состоянии здание больницы или поликлиники, и сразу понятно что там и почем. В этом смысле Павловскую или 4-ю городскую больницу можно по праву считать зеркалом русской жизни.
Больница стала первым общедоступным лечебным учреждением России. Нетрудно представить в каком состоянии была медицина на момент её открытия в 1763 году. Содержание 25 коек за счет личной казны будущего императора Павла 1 вряд ли меняло кардинально общую картину. Тем не менее, был сделан первый шаг. Изящной виньеткой его дополнила история про чудесное исцеление наследника престола и данное им обещание помогать страждущим.
Впрочем, даже красиво оформленный жест в действительности выглядел довольно блёкло. Несколько деревянных, битых временем построек составили весь недвижимый арсенал лечебницы.
Земля, на которой она стояла, была изъята за долги у проворовавшегося генерал-прокурора Александра Глебова. Поначалу даже сестёр милосердия никто не предусматривал, их заменяли "бабы-сидельницы" из вдов и жен больничных солдат.
В результате уже на следующий год пришлось достраивать и обновлять инфраструктуру. Появился большой деревянный корпус и два флигеля. Но и это было не очень надежным вариантом. В 1784 году больница сильно пострадала в результате пожара, лишившись главного корпуса. Только после случившегося окрепший и вставший на ноги наследник короны всерьёз задумался о более капитальном сооружении для своего детища.
Заказ от его имени получил близкий к императорской семье Василий Баженов. Жаль, очередное изысканное творение мастера так и не увидели москвичи. Даже тем, кто изучает его наследие, набор всех, полагающихся для строительства, чертежей оказался доступен только в 1946 году. Разлад в отношениях с императрицей Екатериной поставил крест на дворце в Царицыно и на этом начинании зодчего тоже.
Как уж там обстояли дела с медицинской помощью бедным и социально не защищенным гражданам, сказать трудно. Но дело откладывалось... Пока в него не впрягся блистательный Матвей Казаков. Ансамбль главного корпуса в стиле позднего классицизма - целиком его работа. Хотя, говорят, он, словно что-то предчувствуя, соглашался только наблюдать за ходом строительства. Всё обернулось скандалом и растратой, за которой стоял некий нечистый на руку подрядчик.
Правда, ответственность и репутационные потери пришлось нести архитектору. В результате появилось даже специальное предписание, запрещавшее Матвею Казакову заниматься казенными строительством. Больница стала последней его работой.
Сам проект, впрочем, был завершен и даже пережил нашествие Наполеона. Уже в мирное время и усилиями вдовы Павла 1 выделялись дополнительные деньги на расширение рабочих площадей больницы. Появились новые деревянные корпуса. Но, как показала жизнь, для общественных нужд дерево - не самый стойкий материал.
Поэтому швейцарцу Доменико Жилярди был заказан проект четырёх каменных флигелей. Очередное значимое в истории больницы имя и, кажется, ему наконец удаётся поставить точку в формировании целостного ансамбля зданий. Кроме новых построек появляются ограда и ампирные ворота, увенчанные львами.
Строительство и перестройка зданий на территории больницы продолжались до конца 19 века. А в 1950-е годы здесь провели обширный ремонт и реставрацию. С тех пор, судя по нынешнему состоянию этих объектов, к ним больше никто не притрагивался. А ведь больница важна для города не только в практическом смысле, поскольку продолжает использоваться по назначению, историческую ценность архитектурных сооружений тоже никто не отменял.
Не случайно именно во дворе Павловской больницы был установлен памятник доктору Гаазу. В ней он работал, а еще больше сделал для тех, кто оказался в российских тюрьмах первой половины 19 века. "Святой доктор", как называли его заключенные, в меру своих возможностей пытался гуманизировать систему: добился повышения стоимости питания, настоял на смягчении конструкции наручников и уменьшении длины цепей на кандалах. Это ему принадлежит крылатая фраза "Спешите делать добро!", которая высечена на постаменте памятника.
