Желтые, нет даже скорее бурые листья, набрякшие, тяжелые, как использованные, грязные тряпки, по-жабьи квакали под Инниными ботами. Грузная тетка с опущенными плечами, вислой грудью и выпирающим некрасивым животом, отражающаяся в витринах, была намного больше Инной, той самой, жившей в глубинах ее сознания, чем Инна -бабочка, легкая, яркая и стремительная, которой она была недавно. Всего-то пару месяцев прошло с ее выписки из больницы, а казалось – столетие. Фея не очень дорожила результатом своих чудес, она оказалась непостоянной и забывчивой, Золушка так и не превратилась в принцессу. Она превратилась в зомби. Плюнув на работу, внешность, окружение, Инна часами торчала в сети, бессмысленно и тупо кликая мышкой в ожидании. Стихи больше не писались, в голове гудела тоскливая, серая муть. Она кликала и кликала по потухшей аватаре, как будто старалась указателем-стрелочкой выколоть узкие и злые глаза, но аватарка была бесстрастно-равнодушной. С самого лета огонек над аватаркой не загорался присутствием. Ее любимый исчез. Но сейчас Инне казалось, что ей совершенно не нужен тот, реальный - с крепкими плечами и горячей кожей, ей вполне бы хватило сетевого призрака. Пусть хотя бы буквы складывались в слова, горели с экрана, остальное она бы сделала сама. Но призрака не было. И Инна сама начала становится призраком – растворяясь неуклюжим и обрюзглым телом в топи интернета.
В квартире, еще совсем недавно ухоженной и опрятной, тоже поселились тени. Они жили своей жизнью, осыпались пылью и пеплом, воняли адом и тленом. Даже привычный запах мыла исчез, испарился, сменился чадом - душным, забивающим легкие. Инна ничего этого не замечала, она редко выходила из дома, только если совсем становилось туго – голодно. А вот аппетит у нее стал чудовищным. Но, поскольку она жила теперь только на то, что сумела чудом отложить за годы работы, то приходилось довольствоваться самым дешевым. Жирный кефир, батоны, картошка и самая дешевая колбаса из Светофора стали ее основным меню, но поглощала она их в неимоверных количествах. Мягкий батон слегка заглушал боль и смрад – ненадолго, но все – таки…
…Сегодня был особенный день. Ровно год прошел с той, перевернувшей ее жизнь, встречи в сети. Правда тогда шел снег, было холодно и мерзко, а сегодня зима совсем сдала свои позиции, уступив осенней хляби. Купив в Светофоре самую дешевую бутылку, похожую на шампанское, пару сладких булок и кило конфет, Инна вдруг почувствовала себя прежней. Ну, может не совсем, но все-таки, где-то там, слева немножко потеплело, ожило и даже забрезжили какие -то строчки в голове… Может даже, похожие на стихи…
Нетерпеливо сбросив тяжелые боты и намокший платок, прямо в грязной куртке, Инна плюхнулась к компу, и рванула пробку из бутылки. Пенная жидкость залила клавиатуру, но Инна быстро погасила ее рвение, присосавшись к горлышку. Выпив залпом все и закусив десятком конфет, она привычно влетела на сайт и оторопела. Огонек горел зеленым, а взгляд узких глаз – черным - огнем.
Вздрогнув, Инна быстро застучала по клавиатуре. В ее тексте были одни вопросительные знаки, но он молчал. Она стучала и стучала, нетерпеливо кликая вводом, но безответно. Тогда пальцы, как будто сами по себе , как будто вспоминая Азбуку Морзе, набрали
Вы просили по морде -нате!
Брызжут слюни, испачкав ладонь
В перепутанной вечно дате
Единичка похожа на ноль
Вы просили побольше рваных
Строчек, выдранных из души,
Но рожденные из туманов
Серо-мутные карандаши
Пишут только тоску. А пламя
Затухает. Вода сильней!
В депрессивной моей нирване
Мне бы водки, да поскорей!
Ты прости. В злобной оплеухе
Взорвалась я - хотел -бери!
Что поделать - душа-старуха.
Рвет на тряпки календари…
Бросив в сторону мышку, как будто та ожила и тяпнула ее за палец острыми крысиными зубами, Инна вдруг, не ожидая от себя, навалилась грудью на стол и заревела раненной медведицей, грубо, некрасиво, захлебываясь. От этого рева дико заболело в груди, так остро и жгуче, что она вздрогнула, откинулась на стул и, промокнув лицо грязным полотенцем, затихла, затаилась, стараясь обмануть боль. Краем глаза, почти не видя вдруг вспухшими глазами, она покосилась на экран – огонек аватарки еще горел зеленым. Он печатал ответ… Всхлипнув, Инна вцепилась глазами в экран
- Инн… Ты не обижайся, ради Бога. Я ночей не сплю, все сказать тебе хотела, а никак. Прям не могла, хоть застрели.
Инна ничего не поняла. Она потрогала буквы на экране, внезапно вспотевшими пальцами. А вдруг они испугаются, поменяются местами и сложатся в те слова, которые она ждала.
- Ты понимаешь… Тот, твой мужик на вечеринке, он случайный. Я сама его не знала, какой-то чей-то там друг. Я думала, у вас сложится, думала, ты врешь чего, скрываешь… Я только потом поняла, что ты его с этим моим пикселем связала.
Буквы не подчинялись Инниным пальцам, по-прежнему складывались в непонятные слова, как тараканы шли дорожкой, одним известным им маршрутом. Тогда Инна, потеряв терпение, коснулась клавиш:
- Ты кто?
- Ты что, не поняла, что ли до сих пор? Это я, Лялька!
Снова потрогав буквы, там, где они сложили слово «Лялька» Инна почувствовала, что сходит с ума.
- Зачем?
- Ну так, хотели тебя с девчонками расшевелить. А то ты вон, мышь какая была. Так и сгнила бы в своей конуре, мылом провонявшей. А то зашевелилась. Мы ж ничего плохого не хотели, честно. Думали, женщиной тебя сделать, получалось ведь. Согласись.
- Зачем?
Инна набирала и набирала это «зачем», почти уже не читая, что ей пишет Лялька в ответ.
Потом взяла пустую бутылку и с рычанием, хриплым и злобным долго лупила по экрану, превращая ноутбук в кучу черных обломков.
…
Открытое окно оказалось дверью. Из него веяло свежестью и новой жизнью, там, на высоте двенадцатого этажа, листья не чавкали мокро, а летали, подобно ночным мотылькам. Волосы у Инны развевались, как флаг, она чувствовала себя той девочкой, которая стояла на пирсе с мамой и подставляла лицо морскому ветру. Ей тогда так хотелось шагнуть вниз, попробовать босой ногой упругость темной волны, но мама держала крепко, не отпускала. А теперь – можно. Теперь ведь Инну никто больше не держит. И, последний раз всхлипнув тоненько, жалобно, Инна превратилась в себя семилетнюю, отняла руку и легла грудью на плотный поток ветра. И ветер подхватил ее ласково и нежно…
