Известно, что некоторые европейские врачи Средневековья признавали существование андрогинов, однако настаивали на том, что далеко не всегда подобные «аномалии» под силу исправить хирургическим путем и уж тем более сложно понять, с чем связано их появление. Над одним из таких «аномалий» в 1587 г. в кастильской Оканье состоялся суд.
Судили некого Элено де Сеспедеса, который при ближайшем рассмотрении оказался женщиной по имени Элена. Сказанное ею на допросе поражало своей невозможностью. Элена заявила, что некоторое время назад вышла замуж и родила в браке сына. Однако одновременно с появлением ребенка у нее «родился» и мужской половой орган. Каким образом это произошло – непонятно, но эта «патология» подвигла женщину на смену имени и ведение соверешнно мужского образа жизни. Получив профессию хирурга, теперь уже Элено завел новую семью. Супругой Элено стала Мария дель-Каньо, и их брак был заключен в Мадриде и освящен церковью. Не имея возможности осудить Элену как содомитку, суд приговорил ее к публичному покаянию и общественным работам за кражу личности, глумление над таинством брака и бигамию.
Любопытно, однако, что в свое оправдание Элена, ссылаясь на труды Цицерона и Плиния, утверждала, что ее гермафродитизм - явление совершенно естественное, не противоречащее природе и Божественным установлениям, а потому ничего «дьявольского» и «колдовского» в нем нет:
«Я не притворялся мужчиной с тем чтобы жениться на женщине, как утверждается, ни с помощью тайного, ни явного сговора с дьяволом. А дело в том, что в этом мире не раз видели людей, которые андрогинны, иными словами - гермафродиты, у которых признаки обоих полов, и я тоже был одним из них, и когда я собирался жениться, то преобладали во мне признаки мужского пола и я был по природе своей мужчиной и обладал всем, что необходимо мужчине, чтобы иметь возможность жениться. Я совершенно естественно был и мужчиной и женщиной, и даже если это представляется редким явлением, гермафродиты, каковым я и являюсь, не противоестественны».
Таким образом, дело Элено де Сеспедеса, как и казус Джона Райкнера, о котором мы рассказывали в предыдущей статье, представляло собой совершенно уникальный процесс, в ходе которого судьям пришлось столкнуться с доселе неведомым и необъяснимым.
