Та боль, когда меня в бою на берегу Северского Донца ранило в плечо и тут же – в живот, вдруг оказалась вовсе не тем, что называется болью. Боль, от которой нельзя было дышать, была сейчас. В глазах потемнело, а потом – немыслимо ослепительная вспышка, и я на мгновение увидел Дашу… Вспомнил: незадолго до того, как осколок от украинского снаряда смертельно ранил её в затылок, в Дашиных глазах появилось что-то непонятное мне, будто счастье, а сквозь него – растерянность, даже тревога. Даша, казалось, к чему-то постоянно прислушивалась. Как-то вечером, после пар – у нас было практическое занятие по электротехнике, и мы задержались, – я зашёл к ней в комнату. Даша обрадовалась:
-Садись за стол. Я борщ сварила.
Борщ был нашим, донбасским, – ядрёно-красным, с оранжевыми переливами, пах так, что на всё общежитие было слышно. А вкусный – если ложку попробовал, уже не остановишься. Ну, я и метелил, не разгибаясь над тарелкой. А Даша за моей спиной встала… Совсем невесомо положила ладошки мне на голову, потом склонилась и поцеловала в макушку. Я не сразу услышал, что она плачет. А когда повернулся к ней, она быстро вытерла слёзы, – ладошками, по-девчоночьи. Виновато улыбнулась, объяснила:
- Да так, Сань… Просто. Хоть бы война быстрее окончилась. А ты меня замуж возьмёшь?
Я тоже улыбнулся, – слегка растерянно:
-А кого ж я замуж возьму?.. Вот техникум окончим, в Краснодон поедем, – там шахта работает. К тому времени, может, и война закончится. А борщ, Даш, ты такой варишь, – как же я не возьму тебя замуж?
Даша вспомнила:
- Ой, я ж к борщу ещё аджику сделала! Остренькая, – хочешь?
Ещё бы я не хотел. Батя любил, когда мать к борщу подавала аджику. Даша долила мне горячего борща, открыла баночку с аджикой. Почему-то снова виновато улыбнулась:
- Захотелось чего-то… такой вот, остренькой.
Мне бы догадаться… Но тогда, в мои семнадцать, я лишь кивнул и продолжал метелить борщ. Мне бы догадаться, когда утром она сказала:
- Алёнка вчера мандаринкой угостила. Новый год вспомнился.
До Нового года ещё было далеко, но мне очень захотелось вечером принести Даше мандарины. Я оббежал уцелевшие магазины – разумеется, мандаринов нигде не было. Потом выяснилось, что Алёнка домой ездила, а к ним материна сестра из Ростова приезжала, вот и привезла мандарины… Я купил яблоки, золотой ранет, – они тоже редко бывали в тот год. Даша очень обрадовалась яблокам, сказала, что яблок ей хотелось больше, чем мандаринов…
А через несколько дней по нашему маленькому городку всу-шники вдруг открыли безудержную, взбалмошную стрельбу из своих РСЗО. Неподалёку от горного техникума разорвался реактивный снаряд 122-го калибра…
И что такое боль по-настоящему, я понял только сейчас, когда Димка курил и рассказывал:
-Медсестра в больнице заплакала, – говорит, двоих будете хоронить. Я не понял, а мать почти в беспамятстве была, – мы батю неделю назад похоронили, под Славяносербском погиб батя… Потом врач вышел и сказал: беременная она была… Шесть недель, – вроде так сказал.
Боль – это не раненое плечо. Боль – когда вспоминаешь светло-голубенькую Дашину ветровочку, испачканную кремом пирожного «корзиночка»: съесть пирожное, что купил я ей в нашем буфете, Даша не успела. Боль – это когда от Димкиных слов про шесть недель на куски рвётся мозг, а с ним – сердце…
В бою под Серебрянским лесничеством ранило Романа Цыганкова, командира нашего артиллерийского расчёта. Мы с Димкой Кружилиным доставили Ромку в госпиталь. Времени у нас не было. Димка кивнул мне и вышел к машине, а я всё же задержался: сегодня Наташа дежурила, и я решился:
- Наташ!.. Ну, в общем… Это как – шесть недель?..
Наташа приподняла брови.
Я отчаянно и страшно подробно объяснил:
- Ну, в общем…
- Если в общем, – это крошечная горошинка. А сердечко уже прослушивается…
Димка посигналил, и надо было бежать. Наташа на секунду задержала мою руку, в глаза мне взглянула… Грустновато улыбнулась:
- Сань?..
Я пожал её руку. Качнул головой:
- Нет, Наташ. Я потом расскажу тебе.
Пока ехали на позиции под Серебрянским лесничеством, я плохо слышал Димкины слова. Он что-то говорил, я кивал, – скорее всего, невпопад, потому что в ушах у меня звучали Наташины слова: а сердечко уже прослушивается…
Под Площанкой Димка притормозил. Выскочил из машины, а вернулся с котом в руках. Ну, не с котом, – скорее, с подросшим котёнком.
-Дим, ну, куда ты – с котярой этим!..
Димка с улыбкой уточнил:
- Во-первых, не с котярой. Какой тебе котяра?.. Кошка это: видишь, – трёхцветная. Котов трёхцветных не бывает. А при такой пальбе – что, оставлять её на обочине дороги?.. А так – Анфиска будет. Ей страшно было: я чуть склонился к ней, а она сама мне на руки прыгнула.
- Ну, и где ты поселишь её, Анфиску твою?
-Пока тут и будет жить, в машине. А потом пристроим к кому-нибудь из сельчан. Они, трёхцветные, знаешь, какие мышеловки! У нас с Дашкой была похожая. Дашка и назвала её Анфисой.
Анфиса забралась ко мне на колени. Притихла, насторожилась, как будто почувствовала, что у меня на животе, под камуфляжной курткой, грубый шрам от рваной раны – это когда пару месяцев назад задело меня осколком от снаряда «Хаймарса»… Потом громко размурлыкалась. Да так старательно, что мы с Димкой поняли, – это она нас убеждает: мы ни на минуту не пожалеем, что взяли её с собой… и она нам непременно пригодится, и вообще, без неё – никак.
… А сердечко уже прослушивается… – От Наташиного голоса, что так и звучал в моих ушах, я то замирал, то сжимал виски ладонями. И очень хотелось ещё раз встретиться с Серёгой Калашом: если не в морду заехать, то хотя бы встряхнуть его, напомнить те дни нашего детства, когда черноглазая Наташка Астахова была его любовью. Как и полагалось: у атамана поселковой ватаги пацанов непременно должна была быть любовь. Мы могли посмеиваться, порой бросать какие-то колкие слова – про такую любовь. Но это – от нашей мальчишеской неуклюжести в таких делах, как любовь. А когда там, в госпитале, я напомнил Наташке: ты была любовью атамана… – вышло так, что я не только Наташке напомнил о том, что было восемь лет назад… Я сам хотел удержаться за эти слова, не забыть, что это было, что мы видели эту любовь… А раз она была, – мы с пацанами сейчас недаром стоим за каждый метр нашей донбасской земли, где была, есть и всегда будет такая любовь.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
