Дети устали. Отрубились все ближе к десяти. Даже Поля, которая по факту дома была.
Но на нее маленько навесили обязанностей по уборке.
С меня были обязанности, с Ивана – “навесили”.
Раз уж вечер свободен, то я планирую меню на неделю. Пятеро детей, двое взрослых, два кота.
Это накладно, конечно. Иван, мне кажется, работает только лишь бы всех накормить. И это не комфортно как-то. Он не обязан же. Но делает.
Ремонт еще этот. Снова словно опять ему надо специально для нас что-то делать.
И я понимаю, что он такой человек, что в душе “спасатель”. Всех спасает и помогает, профдеформированный в хорошем смысле.
Поэтому сейчас я замешиваю тесто, чтобы утром было больше времени на завтрак.
Убираю столешницу. Протираю раковину.
Красота.
В доме тишина. Даже в комнате у Ивана нет света. Тоже наверное не выспался за ночь и уснул.
Пусть отдыхает.
Беру вещи и иду в душ. Последней ходить хорошо, ты не создаешь уже очереди. Ну и первой, очень рано тоже неплохо, вся очередь еще спит.
Чтобы случайно никого не разбудить светом во всем доме, по коридору иду в полумраке. Почти наощупь.
Сперва нащупываю выключатель. Зажат вверх. Не выключил свет, что ли, кто-то…
Мысли, что там кто-то есть не проскальзывает даже.
Дергаю ручку и откровенно ошалеваю.
Оборачивается через плечо.
Ловит меня как преступницу.
– Ой, прости…
Закрываю быстро дверь, но не успеваю.
Иван перехватывает меня за запястье и затягивает внутрь.
– Нельзя такое прощать, – усмехается и толкает меня к стиралке.
– Иван Андре…евич…
Заикаюсь, запинаюсь.
– Ццц, – цыкает на меня.
Перехватывает полотенце в другую руку, но я не смотрю туда. Щелкаю снаружи выключателем.
– Я потом зайду… – лепечу еще как-то, пытаясь сбежать.
– Ага, – закрывает дверь.
Щелкает защелкой.
– Попалась наконец-то.
Что-то на пол падает. Наверное полотенце.
Мамочки…
В темноте же нет морали и никто не увидит.
– Вань, нельзя так, это не правильно.
– А как правильно?
– Правильнее остановиться.
– Мы взрослые люди, нам уже давно за восемнадцать, почему мы должны останавливаться, если оба этого хотим?
Не поспоришь. Но предупредить надо.
– Я не помню уже, когда у меня последний раз такое было.
– Тем более пора вспомнить.
У меня – учительницы начальных классов в голове только обсценная лексика от восхищения.
Но вслух я это сказать не могу.
– Мы знакомы… пару недель.
– Все, что мне надо, я уже узнал.
– Мне сорок пять.
– Я тоже не мальчик, все, Маш, хватит уже… Вырубай училку в себе. Хочу плохую девочку увидеть. Двоечницу. Когда в доме полно детей и ее могут услышать.
– Хах…
Что я делаю…
Мне завтра с ним за одним столом сидеть. а я о чем думать буду…
А уроки как вести?
А, ладно. Запускаю необратимую реакцию...
Затмение сходит, когда я выбираюсь из душной кабинки в прохладу ванной комнаты.
Что мы наделали…
– Маш, – вздрагиваю, когда руками касается меня и разворачивает к себе.
Заслоняет плечами свет.
– Не надо ничего говорить, – кладу ему пальцы на губы.
Усмехается и хохочет.
– Тогда буду сразу делать. Останешься сегодня спать у меня.
Машу головой из стороны в сторону.
– Да.
– Нель…
Прикусывает мою нижнюю губу.
– Тогда к тебе.
– Ты с ума сошел?
– Я утром рано уйду.
– А если кто-то придет и увидит?
– Они спят.
– А если проснутся?
– Не проснется никто.
– Нет.
– Да… Маш. Ну мы же взрослые люди.
Боковым зрением только вижу движение какое-то.
Резко поворачиваюсь к двери. Ваня за мной. Дверная ручка нажата.
Дверь на себя тянет кто-то.
Если Костя или Поля, то все поймут.
– Папочка, ты тут? – Виолетта.
– Да, детка.
Вот тебе и взрослые.
– Через пятнадцать секунд выходит к ней.
– Пап, мне плохой сон приснился, – всхлипывает.
– Иди ко мне.
– Я тебя потеряла.
– Я в душе был.
Я жду, когда они уйдут.
– А ты с Марьей Андреевной был в душе?
Заглядывает ему через плечо. Замечает меня.
Все. Это конец.
Завтра об этом будет знать весь дом.
– Нет, мы кран чинили.
– А что с ним?
Я выхожу за ними из ванной. На первом этаже везде свет, поэтому Ваня идет и все выключает.
– Марья Андреевна пошла в душ, а потом у нее сорвало кран.
Смотрит на меня и, поджимая губы, еле сдерживает озорную улыбку, поводит бровью.
– Так, Марья Андреевна?
– Да...
Ничего не остается, кроме как врать на пару.
– И мы теперь мыться не сможем?
– Мы все починили. Вымокли сами, но починили.
– Пап, а можно я с тобой сегодня буду спать? Мне страшно.
– У тебя своя кровать, Вил.
– Иван Андреевич…
Смотрит на меня, не понимает намеков.
Подхожу и поднимаюсь к его уху.
– Ребенок боится, – шепчу ему, – лучше, если ты будешь рядом. Девочке важно знать, что у нее всегда есть защита в виде папы. Потом проблем меньше, когда вырастет. Доверять будет.
Мечется между мной и ней.
Я ценю.
Но она сейчас важнее, если смотреть глобально. Мне вряд ли поломает жизнь то, что он сегодня будет ночевать не со мной, а вот для Виолетты это важно.
– Ладно, идем.
– Спокойной ночи, Марья Андреевна, – одновременно мне говорят и поднимаются к себе.
Я выдыхаю, что нашла способ улизнуть.
Я наконец тоже добираюсь до кровати. Залажу под прохладное одеяло. Заворачиваюсь, чтобы скорее согреть его.
Какой же он пожарный после этого. Затушить должен был, а он только распалил все.
За две попытки не справился.
Натягиваю на лицо одеяло. Прячу свое довольную улыбку от всего мира.
Боже… Что я там ему говорила…
Тогда казалось так смело, сейчас думаю глупо. И стыдно.
Стыдно и глупо.
Не спорю, нравится этот его напор. Что-то первобытное в этом есть. Схватил, затащил к себе в пещеру. Принудил. Да не долго сопротивлялась, но разве устоишь тут…
Надо было уезжать раньше. Теперь с каждым разом все сложнее. И больше всего я тут боюсь ухудшить отношения с сыновьями. Ваня сегодня есть, завтра может уже сдуть ветром. А отношениями с детьми я не могу рисковать.
Просыпаюсь до будильника. В доме тишина и темнота.
Иду в душ, пока нет очереди. На этот раз сначала прислушиваюсь, есть ли кто-то там.
Но сама себе вру же.
Если он там будет, сопротивляться буду, но все равно зайду туда. И дверь там на защелку дам закрыть.
И хорошо, что там никого.
Воспоминания только.
Слишком все хорошо для реальности.
Сама пока не понимаю, чего я хочу. Чего он хочет. Чего хотят все дети.
После душа готовлю завтрак, достаю мясо из морозилки на вечер. Кормлю котов. Бужу сначала своих, потом Полю, Милку. Виолетты нет в комнате. Похоже, она осталась у Ивана. Поэтому приходится к ним идти.
Стучу сначала тихо. Потом заглядываю. Глубоко вдыхаю.
В комнате темно, воздух насыщен его запахом. Глубоким, мужским.
– Виолетта, – замечаю торчащую ногу в детской пижаме из-под одеяла. – Пора в школу.
Ваня что-то бурчит.
– Виола, не успеем.
– Маш, пять минут и мы придем, – Ваня подтягивает к себе дочку и они продолжают дальше вместе сонно хрюкать.
– Иван Андреевич, вы можете дальше спать, девочку только мне отдайте. Ее еще заплести надо. Или сами сегодня будете косы плести?
– О нееет, раскрывает одеяло. – Давай, Вилка, поднимайся.
Косы и прически – это его “любимое”. Иногда заплетает Полина, иногда он сам делает хвост, но даже это целая процедура. Поэтому при любой возможности мне это отдает.
– Ну, папочка…
– Давай-давай, собираться надо, – целует ее и выталкивает из-под одеяла.
Виола сонно поднимается и плетется к выходу.
За завтраком все валится из рук. Собраться не могу. Все кажется, что все все слышали. Или Виолетта может что-то сказать. Не со зла, но может ляпнуть.
Все сонные, хоть и легли рано. А если не спали и слышали что-то? Позор какой…
А когда на кухне появляется Ваня, так и вообще отворачиваюсь, кажется от стыда всеми цветами радуги переливаюсь.
– Доброе утро всем.
– Доброе утро, – все хором ему отвечают.
– Маш, сделаешь мне кофе, пожалуйста?
– А поесть? – оборачиваюсь.
– Я всех развезу, потом на тренировку, потом поем, – вроде отвечает как обычно, но этот прямой взгляд в глаза волнует все внутри.
Поэтому не спорю, просто делаю кофе.
– Все встали, где Полина?
– Она в душе, – отвечает Мила.
– А он же не работает! – выдает Виолетта.
Я на Ваню.
– Работает все. Жуй.
Я медленно выдыхаю. Вот оно. Аукаться теперь постоянно будет.
Наконец это утро заканчивается тем, что Иван отвозит нас всех в школу, сам уезжает по делам.
Дети здорово помогают не уйти в фантазии и придерживаться реальности. Потому что один взгляд на Виолетту и я вспоминаю ее отца. Они очень похожи. И часто, хмурясь, когда решает что-то, она смотрит ну точно как он.
После третьего урока вызывает к себе директор.
– Марья Ивановна, – директор отрывисто взмахивает распечаткой. – Знаете, что это?
– Нет, – спокойно отвечаю, предполагая, что это какой-то очередной отчет.
– Из опеки письмо пришло. Просьба о характеристике на семью…
– Какую?
– Вашу.
Протягивает мне бумагу.
– В пятницу вечером, – стараюсь говорить ровно. – Я встречалась с подругами в ресторане. Это не запрещено законом. Там был мой… бывший муж, его задело, что я не дома сижу, а отдыхаю. Вот он и раздул.
– Вы думаете опека не понимает, когда раздуто, а когда нужны меры? – морщит лоб директор, поправляет очки. – У меня хватает своей работы, и я не желаю разбираться в ваших семейных неурядицах. У нас школа, Марья Ивановна! Мы мало того, что должны следить за детьми и их семьями, так теперь еще и за учителями? Семья состоит на учёте, дети в сложной ситуации.
– Да не состоим мы ни на каком учете.
В кабинете душно, запах старых учебников и кофе. Я пытаюсь сглотнуть, чтобы не сорваться на повышенный тон.
– Дети живут не с родным отцом, а с посторонним мужчиной.
– Это не посторонний мужчина. Это отец одной из моих учениц.
– Что? Вы еще и семью разбили?
– Не разбивала я ничего, – уже ничего не остается, как глупо оправдываться, потому что каждое слово, как снежный ком накатывается и против меня оборачивается. – У них нет матери.
– У вас у самой все неблагополучно, так вы решили и в другую семью влезть, чтобы и их подставить?
– Их родной отец такой же посторонний им, как Иван Андреевич.
– О, только не рассказывайте мне про «чужих-не чужих»! – фыркает директор. – Важно то, что теперь опека требует от школы характеристику на семью. А вы у нас… учитель начальных классов, пример для всех, вы вкладываете малышам базу. Вы должны быть примером. Как я напишу положительный отзыв, если у нас такой скандал?
– Опека к нам приходила в субботу утром, все нормально было.
– Это для вас нормально. Для них – нет. Тут ваше имя фигурирует, – директор сухо стучит пальцем по бумаге. – Либо пишите объяснительную, как всё произошло, либо… придётся принимать меры.
– Какую объяснительную? У меня сгорела квартира. Это моя личная трагедия. Я просила у вас материальную помощь, премию. В школе нет денег. Зарплаты учителя хватит на неделю, чтобы в гостинице пожить. А мне еще надо вещи купить, продукты, ничего не осталось. И да, я согласилась на предложение одного из тех, кто не побоялся пригласить пожить к себе женщину с двумя детьми. Это, по вашему, заслуживает того, чтобы писать на меня жалобы?
— И это «ваша личная трагедия» уже выплеснулась за порог вашей квартиры, — перебивает директор. – В школе нам скандалы ни к чему! Так и знайте, репутацию учреждения надо беречь.
– У нас все хорошо. Спокойно. Мы начали ремонт в квартире. Скоро вернемся домой.
– «Спокойно»? – директор сужает глаза. – Вот, согласно документу, в субботу, наоборот, всё было на грани происшествия. Полиция, опека… Как вам доверять класс?
– Это было недоразумение, – киваю, стараясь удержать ровный тон. – Опека сама признала, что нас не в чем было обвинить. Разве вы прежде имели претензии к моей работе?
Директор вздыхает недовольно.
– Раньше – нет. Но вы понимаете, каково это для школы, когда вокруг нашего сотрудника поднимается шум и вопросы об опеке? Я не хочу, чтобы кто-то подумал, будто мы покрываем какие-то неблагополучные истории.
– Ничего неблагополучного у меня нет, – твёрдо заявляю, глядя прямо в её прищуренные глаза.
Директор стучит ручкой по столу, потом вздыхает.
– Хорошо. Мы напишем официальный ответ. Укажем, что дети проживают с вами, что отец не участвует в воспитании, и что в субботу случилось нечто, не касающееся учебного процесса. Но предупреждаю: ещё одно письмо от опеки или полиции – будем рассматривать вопрос о соответствии занимаемой должности.
Мне хочется выпалить всё, что в душе: несправедливо так давить на меня, когда сама еще справляюсь с ситуацией! Но сдерживаюсь.
– Спасибо.
– Марья Андреевна, – поджимает губы директор, — это не мои проблемы, а ваши. Решайте. И сделайте так, чтобы школа не была замешана.
– Хорошо.
Я медленно киваю. В голове стучит мысль: «Главное, чтоб дети не пострадали, а остальное… перетерплю». А про справедливость здесь, видимо, и вспомнить некому.
– Надеюсь, вы осознаете серьезность ситуации.
Я выхожу из кабинета, чувствуя горький комок в горле и обиду. Опять приходится защищаться, будто во всём виновата именно я.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"В 45 я влюбилась опять", Ольга Тимофеева ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать похожее:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 | Часть 9 | Часть 10 | Часть 11 | Часть 12 | Часть 13 | Часть 14 | Часть 15 | Часть 16
Часть 17 - завтра ❤️