Вера
Та горечь, что поселилась во мне после новогодней поездки, постепенно притупилась. Не потому, что исчезла, а потому, что жизнь в золотой клетке обрела свой удобный, отлаженный ритм.
Станислав был неизменно ласков и обходителен. Он любил гладить мои волосы, называя меня «моя девочка», и в этих словах была странная смесь нежности и собственничества.
Но наша связь существовала в вакууме. Мы никогда не выходили вместе в свет, не посещали кафе или кино в нашем городе. Наша совместная жизнь протекала в стерильной квартире или в далеких поездках, где нас никто не знал.
А мне, глупой, хотелось простого женского счастья. Хотелось пройтись с ним под руку по набережной, не скрываясь. Увидеть, как он улыбается мне при свете дня, а не только в полумраке спальни.
Я завидовала Кате. Завидовала ее открытым ссорам и примирениям с Юрой, их совместным походам в пиццерию, их глупым селфи, которые она выкладывала в соцсетях. В их отношениях была жизнь, пусть и не такая роскошная. В моих же была лишь красивая, но душная статика.
Когда завершилась летняя сессия и начались каникулы, я с радостью предвкушала поездку к родителям. Мне невыносимо хотелось обычной жизни, запаха маминых пирогов и бесед с отцом на крыльце. Но Станислав мягко, но категорично запретил мне уезжать.
— Ты мне нужна здесь, — сказал он, и в его тоне не было места для дискуссий.
Пришлось лгать родителям, с трудом выдавливая из себя слова о «выгодной подработке», которую нельзя бросить. Голос матери звучал разочарованно, и мне было до боли стыдно.
В качестве компенсации мой мужчина сделал мне новый сюрприз. Станислав отвез меня на море. Неделя в роскошном отеле на берегу бирюзового океана была похожа на сон. Мы загорали, плавали, ужинали на берегу под шум прибоя.
Станислав казался расслабленным, почти счастливым. А потом он уехал по срочным делам, оставив меня одну в этом раю еще на неделю.
— Отдохни, девочка моя, — сказал он на прощание. — Я вернусь за тобой.
Оставшиеся дни я провела в странной апатии. Роскошь вокруг начала казаться мне чужой и бездушной. К тому же, я стала чувствовать себя неважно. Постоянная тошнота, головокружение и свинцовая усталость.
Я списывала все на акклиматизацию и непривычную пищу. Но где-то на самом дне сознания, как темная, пугающая тень, шевелилась мысль о беременности. Я отчаянно гнала ее от себя, решив разобраться во всем только по возвращении домой.
Он действительно вернулся, как и обещал. Последние два дня прошли в суматохе сборов и прощания с морем. В самолете я почти все время проспала, уставшим, тяжелым сном.
Когда мы прилетели и вышли в зону парковки, было большим сюрпризом увидеть знакомые лица. С криком радости ко мне бросилась Катя.
Рядом стоял Юра. Его взгляд был прикован не ко мне, а к Станиславу, и выражение его лица было не читаемым. На нем был шок, недоверие и какая-то леденящая душу ярость. Воздух вокруг нашей маленькой группы сгустился, стал тяжелым и звенящим.
Тихий, срывающийся голос Юры, обращенный к Станиславу, врезался в шум аэропорта, как нож:
— Отец?
Словно кто-то выключил звук. Мир сузился до этих двоих мужчин, стоящих друг напротив друга. Катя замерла с широко раскрытыми глазами, глядя на меня с немым вопросом и ужасом. А у меня было ощущение, что земля уходит из-под ног...
Меня с силой опустили на дно ледяного океана, где давила невыносимая тяжесть и не хватало воздуха. «Это конец...» — пронеслось в голове. «Сейчас он все поймет. Все...»
— Юра, отойдем, — голос Станислава прозвучал металлически-ровно, без тени волнения. В его глазах читалась лишь холодная решимость взять ситуацию под контроль.
Они отошли в сторону, и я, парализованная, не могла оторвать от них взгляда. Сердце колотилось где-то в горле, обещая выпрыгнуть. «А как поступит Станислав? — лихорадочно думала я. — Узнав, что его сын в курсе, может, он наконец оставит жену и придет ко мне? Может, это шанс?»
В этот момент отчаянная надежда, дикая и несбыточная, пересилила страх. Я смотрела на его властный профиль и ждала. Ждала, что сейчас, прямо здесь, он сделает выбор.
Юра что-то говорил своему отцу, его лицо искажалось от гнева и боли. Он резко жестикулировал, кивая в мою сторону. Станислав стоял неподвижно, как скала, его лицо было каменной маской. Я видела, как пальцы Юры сжались в кулаки.
Вдруг Станислав резко повернулся и быстрыми шагами направился к выходу, бросив мне через плечо:
— Артем отвезет тебя.
Он даже не взглянул на меня. Он просто уходил. Уходил от меня, от сына, от этого скандала. Юра, с побелевшим от ярости лицом, бросился за ним.
— Стас! — крикнула я, но мой голос был слабым писком, потерявшимся в гомоне аэропорта.
Он не обернулся. Двери автоматически сомкнулись за ними.
Я стояла, чувствуя на себе жалостливые и осуждающие взгляды прохожих. Катя осторожно взяла меня за локоть.
— Вера, поехали, — ее голос дрожал.
В машине царила гробовая тишина. Я смотрела в окно, но не видела ничего. Внутри все замерло. Не было ни страха, ни надежды — лишь пустота и леденящее душу понимание. Он выбрал. Он выбрал не меня. Он просто ушел, оставив меня одну разбираться с последствиями.
И тут я вспомнила. Вспомнила о тошноте, о головокружении. О той самой мысли, которую я так старательно от себя гнала. Теперь она вернулась, обрушившись на меня всей своей тяжестью. Это был не просто конец романа. Это было крах.
Катя, с лицом, искаженным жалостью и растерянностью, проводила меня до машины и молча ушла. У них с Юрой был свой, давно запланированный отдых. Сейчас мне было не до расспросов. Мир сузился до размеров моей боли: голова раскалывалась на части, а волны тошноты подкатывали к горлу с каждым толчком автомобиля.
Я с трудом добралась до квартиры. Ее стерильная роскошь, обычно такая притягательная, сейчас давила и казалась враждебной. Я повалилась на кровать, не в силах даже снять одежду.
В голове все перемешалось: лицо Станислава, уходящего от меня, искаженное яростью лицо Юры, испуганные глаза Кати. Хотелось заснуть, провалиться в небытие, но мысли, как назойливые осы, жалили снова и снова.
Он не звонил. Не писал. Абсолютная, оглушающая тишина была хуже любых упреков. В спальне царил бардак, но в моей голове царил настоящий хаос.
Утро встретило меня свинцовой тяжестью во всем теле. Голова гудела, не было сил даже оторвать голову от подушки. За окном бушевал дождь, отстукивая по стеклу мрачную дробь. Станислав не давал о себе знать уже два дня. Эта тишина была красноречивее любых слов. Приговор был вынесен.
На третий день я набралась сил и вышла на улицу. Без цели, просто двигаться, быть среди людей, которые ничего не знали о моем крахе. Я побродила по торговому центру, где бездушная веселость музыки и яркие витрины резали глаза. Потом, почти на автомате, зашла в аптеку. Купила два теста, как будто совершая что-то постыдное, сунула коробку на дно сумки.
Вернувшись домой, я долго сидела на полу в ванной, глядя на белую пластиковую палочку, как на орудие пытки. Решилась. И увидела их — две четкие, неумолимые полоски. Они горели на белом фоне, как сигнал бедствия.
Беременность.
А Станислав пропал!
Шок парализовал. Что делать? Куда бежать? Даже Кате я не могла позвонить. Стыд и унижение были сильнее потребности в поддержке. Я осталась одна наедине с этим чудовищным знанием, в полной тишине своего золотого заточения.
Ровно через неделю, словно по расписанию, появился Артем. Все тот же каменный взгляд, те же безупречные манеры.
— Вера, вас просят проехать со мной.
Я, конечно, понимала, куда. И понимала, что надеяться не на что. Но где-то глубоко внутри все еще теплился огонек — а вдруг? Вдруг он все понял, передумал?
Он ждал меня в том же кабинете, где когда-то подписывал бумаги для наших студенческих соревнований. Только теперь между нами лежала пропасть. Он был холоден и деловит.
— Вера, ситуация неприятная. Для всех. Я договорился о твоем переводе в вуз в соседней области. Все документы будут готовы, материально ты не пострадаешь.
Он говорил, как о закрытии неудачного проекта. У меня перехватило дыхание. Это был мой шанс.
— Стас, я беременна, — выдохнула я, глядя ему прямо в глаза, ища в них хоть каплю чего-то человеческого.
Его лицо не дрогнуло. Он откинулся на спинку кресла, и его взгляд стал жестким.
— Вера, ты взрослая девочка. Мне не нужны дети на стороне. Моя карьера и репутация семьи не должны быть запятнаны. Я дам тебе денег, достаточно, чтобы ты могла начать новую жизнь. Но ты должна исчезнуть. Немедленно.
Его слова ударили с такой силой, что земля ушла из-под ног. «Дети на стороне». «Запятнаны». «Исчезнуть». Я не помнила, как вышла из кабинета, как спустилась по лестнице.
Следующие несколько часов стерлись из памяти. Очнулась я уже в больничной палате, под капельницей, с пустотой и физической болью внизу живота. Все было кончено.
Ко мне подошла пожилая врач, ее лицо было усталым и печальным.
— Доченька, ты уже пришла в себя... — она положила мне на руку теплую ладонь. — Ребенка мы не спасли. И с такими травмами и кровопотерей... Возможно, что ты больше не сможешь иметь детей. Тебе нужно очень беречь себя.
Она что-то еще говорила, но я уже не слышала. Во мне что-то сломалось окончательно. Рухнула не только любовь или надежда, рухнуло будущее. Та самая, хрупкая возможность обычного женского счастья, о котором я так мечтала.
Я взяла его деньги. Последние, оставшиеся капли самоуважения ушли на это. И переехала в другой город, где никто не знал о Вере-студентке, Вере-содержанке, Вере-несостоявшейся матери. Я начала жизнь заново. С чистого, пустого, безрадостного листа.
Но тот осадок, та горечь потери и предательства, навсегда остались со мной, холодным камнем на дне души. Я выжила. Но та, прежняя Вера, осталась там, в больничной палате, вместе с тихим эхом несостоявшегося детского плача
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Я просто пошутила", Надежда Новикова ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 | Часть 9 | Часть 10 | Часть 11 | Часть 12 | Часть 13
Часть 14 - финал ❤️