Иван
Он сделал глубокий вдох, как перед прыжком с высоты.
— Согласна ли ты стать моей женой.
В салоне воцарилась абсолютная тишина. Словно кто-то выключил звук у всего мира.
— Я тебя не тороплю, — поспешно добавил он, сжимая руль. — Думай. Два дня у тебя впереди.
У меня отвисла челюсть. Я смотрела на его профиль, на его сильные руки на руле, и мой мозг отказывался воспринимать услышанное. Это было стремительнее, безумнее и серьезнее любой моей авантюры. От такого поворота я полностью потеряла дар речи.
Иван тоже замолчал, и эта тишина повисла в салоне тяжелым, невысказанным вопросом. Слова о женитьбе висели, между нами, как неразорвавшийся снаряд. Мое сердце стучало где-то в горле, смешивая возмущение, панику и какое-то сумасшедшее любопытство.
Я набралась решимости, нарушив молчание. Мой голос прозвучал тише, чем я хотела.
— Иван, ты рассказал мне о своих родственниках... а у тебя была своя семья? — Я сделала паузу, собираясь с духом. — Есть ли у тебя дети?
Он не ответил сразу. Его пальцы слегка постучали по рулю.
— Кир, — он произнес это мягко, но твердо. — Тебя это не должно волновать. Детей у меня нет. Жена... была.
Эти слова он выдохнул с такой окончательностью, что будто захлопнул тяжелую дверь. В его голосе не было боли, лишь плоская, холодная констатация факта, за которой, я почувствовала, скрывалась целая бездна. Я не стала допытываться. У каждого из нас теперь был свой скелет в шкафу, и его история, видимо, была не для легкой дорожной беседы.
Мы ехали дальше в тягостном молчании, и пейзаж за окном сменился на загородные просторы. Когда машина свернула на красивую аллею, ведущую к коттеджному поселку, Иван наконец повернулся ко мне. Его лицо снова стало живым, в глазах зажегся знакомый озорной огонек, будто он отогнал мрачные мысли.
— Кир, слушай, — сказал он, притормаживая. — Мы сейчас поедим прямо к моим родителям. Я хочу тебя с ними познакомить.
У меня внутри все сжалось.
— Иван, так сразу? Может, лучше в гостиницу? Я не готова...
— Не переживай, — он перебил меня, и в его голосе снова зазвучала та самая уверенность, что и в день нашей первой встречи. — Родители у меня замечательные. Мама накормит так, что потом три дня не захочешь есть, а отец... Ну, он просто посмотрит на тебя своим прокурорским взглядом и все поймет. И одобрит.
Он улыбнулся, и эта улыбка была настолько обаятельной и бесстыдной, что моя паника начала понемногу отступать, уступая место острому, щекочущему нервы любопытству. Что ж, раз уж я зашла так далеко, нужно было идти до конца.
Первые минуты в просторной, пахнущей пирогами и кофе гостиной я чувствовала себя гадким утенком, забредшим в чужой идеальный мир.
Я ловила на себе спокойный, изучающий взгляд Николая Ивановича, отца Ивана, и мне хотелось провалиться сквозь пол. Но их теплота была настолько искренней, а радушие — таким ненатужным, что мое смущение стало понемногу таять, как лед под весенним солнцем.
А потом Ольга Ивановна, мама Ивана, — женщина с лучистыми глазами и седыми волосами, уложенными в элегантную прическу, — взяла дело в свои руки.
— Кира, дорогая, не стой как гостья, — сказала она просто, будто мы были знакомы сто лет. — Пойдем-ка со мной на кухню, мужики сами разберутся.
Она увлекла меня за собой в царство уюта и аппетитных запахов, надела на меня ситцевый передник с вышитыми васильками и, доверчиво сунув в руки нож и свежие овощи, попросила нарезать салат. Не «помочь», а именно «приготовить».
И мы засуетились у стола вдвоем, как давние напарницы. Она болтала, пересыпая рассказы забавными историями из детства Ивана и его братьев с сестрой, а я слушала, улыбалась и не могла поверить, насколько легко и естественно все происходит. Будто мы и раньше так делали каждые выходные.
Когда мы сели вчетвером за большой деревянный стол, ломящийся от яств, Николай Иванович поднял бокал.
— За встречу, — сказал он просто, и его строгий взгляд смягчился. — За новую. И за то, чтобы она была счастливой.
Мы выпили. И под звук звонких бокалов, и под теплым светом люстры, я чувствую себя здесь своей. Не гостьей, не посторонней, не объектом для оценки. А своей.
Среди этих незнакомых еще вчера людей, в этом доме, полном любви и истории, я ощутила то самое спокойствие и комфорт, которых была лишена так долго. Это было страшно и невероятно прекрасно.
Речи о том, чтобы поехать в гостиницу, не возникло в принципе. Сама возможность казалась здесь кощунственной, как громкая отрыжка в тихом храме.
Ольга Ивановна, проводив меня наверх, легко толкнула дверь в уютную комнату с вышитыми подушками и пледом и просто сказала:
— Я вам тут постелила.
Это было сказано с такой материнской, не терпящей возражений уверенностью, что все мои робкие протесты застряли комом в горле.
Обсуждать ночлег с этой женщиной было так же бессмысленно, как спорить с восходом солнца. Я промолчала, кивнув, и чувствовала, как по щекам разливается краска. Внутри клокотала буря стеснения и неловкости.
«Ничего, — твердила я себе, спускаясь вниз. — Сейчас все решу с Иваном. Он, конечно, выпил, за руль не сядет. Но такси-то есть! Я доеду до гостиницы, и все будет чинно и благородно».
Но сказать все это Ивану оказалось задачей невыполнимой. Он обладал дьявольским умением обставлять любые мои попытки установить границы так, что я сама чувствовала себя нелепой и занудной.
Он мог парировать мои робкие слова такой милой, безобидной шуткой, посмотреть таким обезоруживающим взглядом, что я тут же теряла нить своих железных аргументов и начинала бормотать что-то невнятное.
А Иван, конечно же, этим пользовался. Бесстыдно и гениально.
И вот каким-то волшебным образом, я даже не успела опомниться, как оказалась в его объятиях. Это произошло так естественно — будто он просто поправил плед на моих плечах, а в следующий миг его руки уже обнимали меня, крепко и надежно. Я замерла, прислушиваясь к бешеному стуку собственного сердца, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Сонечка
— Спокойной ночи, Кирюш, — тихо прошептал он где-то у самого виска, и его дыхание обожгло кожу.
И самое странное было в том, что несмотря на всю мою панику, стыд и смятение, в этих объятиях я почувствовала то, чего была лишена, кажется, целую вечность — абсолютное, несомненное спокойствие. И это было страшнее любой гостиницы.
Два дня пролетели как один миг, насыщенный смехом, застольными историями и тем теплом, которое излучала его семья. На следующий день после обеда приехали братья Ивана с женами и сестра с мужем.
Шумная, живая компания, в которой я, к своему удивлению, не чувствовала себя чужой. Они приняли меня сразу, без испытательного срока, и время текло легко и незаметно.
И вот настал тот самый вечер. Гости разъехались, в доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине. Сердце колотилось где-то в горле. Я знала, что момент ответа приближается.
— Вань, — начала я, с трудом подбирая слова и глядя на огонь, а не на него. — Ты же понимаешь... я официально все еще замужем. Как я могу дать тебе какой-либо ответ? Как я могу стать твоей женой?
Он повернулся ко мне. Его лицо было серьезным, без тени привычной ухмылки.
— Я тоже, если на то пошло, пока женат, — сказал он спокойно. — Но это просто дело времени и бумаг. Если ты скажешь «да» здесь и сейчас, — он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза, — то мы будем двигаться в этом направлении вместе. Оформлять все, что нужно. Но если ты согласна, то ты переезжаешь ко мне. Сразу. Я не оставлю тебя там, рядом с ним. Я очень ревнивый человек. Патологически.
В его голосе прозвучала та самая сталь, которую я раньше замечала лишь мельком. Это была не просьба, а условие. Четкое и бескомпромиссное.
И тут во мне заговорила не только осторожность, но и та самая ревность, о которой он только что сказал. Если он требует откровенности, пусть будет она взаимной.
— Вань, но ты мне ничего не рассказал о своей жене, — выдохнула я, наконец поднимая на него взгляд. — Ты сказал только «жена была» и захлопнул дверь. Я тоже очень ревнивая. Где она? Что между вами?
Воздух натянулся, как струна. Его взгляд стал непроницаемым. Он помолчал, и эта пауза была красноречивее любых слов.
— Ее нет, — наконец произнес он тихо, но так, что по коже побежали мурашки. — Ее нет в живых, Кира.
Он сделал глоток, глядя в огонь, и его профиль показался мне внезапно очень уставшим и старым.
— Она погибла. Три года назад. И это... это единственное, что стоит между нами. Не другая женщина. А память. Справишься?
Прошло полгода. Полгода, которые вместили в себя целую жизнь. Я переехала к Ивану, в его просторную светлую квартиру, где пахло не прошлым, а будущим.
С Игорем мы развелись быстро и безропотно. Без Веры он сдулся, как воздушный шарик, и ему уже ничего не было нужно. Даже нашу общую квартиру он не стал делить, просто остался в ней доживать свои дни, словно в мавзолее наших былых иллюзий. Я не стала настаивать. Мне была не нужна эта плата за боль.
Свой салон я оставила маме и младшей снохе.
— Научишь ее всему? — спросила я маму. Она посмотрела на меня с той самой мудрой улыбкой и просто кивнула:
— Живи своей жизнью, дочка. Будь счастливой. — И я отпустила свое детище, этот символ моей независимости и опоры, с легким сердцем.
А сама окунулась с головой в новую вселенную по имени Иван. Мы путешествовали, мы смеялись, мы молчали, понимая друг друга без слов. Я была счастлива. По-настоящему, без оглядки и с той благодарной тишиной в душе, которая появляется после долгой бури.
Но судьба, как оказалось, не собиралась оставлять меня в покое. Она приготовила мне последнее, самое неожиданное испытание. В свои сорок пять лет, когда я уже смирилась с ролью бабушки, с мыслью, что все главные чудеса позади, я увидела две полоски на тесте.
Сначала был шок. Потом паника. Потом леденящий душу страх. В моем возрасте уже не рожают! Это риск, это бессонные ночи, это… это шаг назад, в то время, когда я только-только вырвалась на свободу и начала жить для себя.
Я оказалась перед тяжелейшим выбором. Разговор с Иваном был одновременно самым легким и самым сложным. Его глаза загорелись таким безумным, таким искренним счастьем, что у меня перехватило дыхание. Он взял мои руки в свои, крепко, по-мужски.
— Кирюша, — сказал он, и в его голосе звучала мольба, которую я никогда раньше не слышала. — Оставь. Прошу тебя. Это наш шанс. Наш ребенок. Я буду с тобой каждый шаг. Обещаю тебе лучшую клинику, лучших врачей. Все, что угодно. Только дай нам этот шанс.
Он просил так, как просят о жизни. А я стояла на распутье, разрываясь между разумом, который кричал о рисках и возрасте, и сердцем, которое откликалось на его мольбу и на странный, зарождающийся трепет внутри. Я была уже бабушкой. Но впервые за долгие годы я почувствовала себя не просто женщиной, а, возможно, снова матерью. И этот выбор был страшнее любого развода и любой встречи с адвокатом.
После долгих, мучительных размышлений, бессонных ночей и разговоров по душам, мы решили довериться врачам.
— Если есть надежда... если я смогу выносить и родить здорового ребенка, то я это сделаю, — сказала я однажды утром, глядя в глаза Ивану. В них я увидела не просто надежду, а безграничную веру в нас.
Это были девять месяцев страха, трепета и бесконечных обследований. Каждый визит к врачу был испытанием. Но с каждым днем, с каждым толчком маленькой ножки изнутри, страх отступал, уступая место всепоглощающей любви и осознанию чуда, которое происходило со мной.
И вот настал тот день, когда с помощью кесарева сечения на свет появилась наша дочка. Когда мне показали этот крошечный, розовый комочек с темными волосиками, мир перевернулся. Сонечка. Моя Сонечка.
У меня никогда не было дочери. Два сына, мои богатыри, моя гордость. Но тихая, затаенная мечта о девочке, о бантиках, о доверительных шепотах перед сном жила где-то в самом сердце. И вот она сбылась, так неожиданно и так вовремя.
А Иван... Иван был просто безумно счастлив. Этот сильный, уверенный в себе мужчина превратился в самого преданного слугу маленькой принцессы.
Он не выпускал ее из рук, качал, напевал что-то глупое и трогательное. Ночью он вскакивал по первому же шороху, опережая меня. Поскольку молока у меня, к сожалению, не было, он стал главным «поваром» по части смесей. Стерилизовал бутылочки, с педантичной точностью отмерял воду и порошок, проверяя температуру капли на своей руке.
Он смотрел на нее, а потом на меня, и в его глазах было столько нежности, благодарности и безграничного счастья, что все страхи и сомнения остались в прошлом.
В этой тихой, наполненной заботой суматохе, под его надежным крылом, я обрела то, о чем даже не смела мечтать, — не просто новую любовь, а новую жизнь, полную смысла и света. Нашу общую жизнь.
Вера. Студентка. Воспоминания
— С вами хотят поговорить, — голос секретарши декана прозвучал суховато, а ее взгляд скользнул в сторону высокого молодого человека. Сердце на мгновение замерло, а потом забилось с тревожной частотой. Меня вызвали с самой важной лекции по сопромату. Почему? Я с недоумением, почти испугом, уставилась на незнакомца.
Он стоял у окна, и осеннее солнце золотило прядь его темных волос. Молодой мужчина, высокий, со спортивной выправкой, затянутый в строгий, безупречно сидящий костюм и галстук. Он выглядел так, словно сошел со страницы глянцевого журнала о успешных людях, до которых мне, обычной студентке, как до луны.
В голове зазвенела тревожная тишина, сквозь которую пробивалось навязчиво: «Что ему от меня нужно?» Я лихорадочно перебирала в памяти последние недели: занятия не пропускала, все работы сданы в срок, с законом не конфликтовала. Мы с подругой снимаем крошечную однушку на окраине, живем тише воды, ниже травы... И тут меня будто током ударило. «Затопили! Наверняка, затопили соседей снизу!»
От этой мысли по спине побежали ледяные мурашки, сжимая горло. Платить мне нечем. Родители — пенсионеры, скромная копейка уходит на их лекарства. Есть старший брат, который помогает, но он сам обременен семьей. Я изо всех сил стараюсь подрабатывать, чтобы не быть обузой, но эти деньги лишь капля в море возможных счетов за ремонт.
Секретарь, хлопнув дверью, удалилась, а незнакомец что-то начал говорить. От накатившей паники в ушах стоял оглушительный шум, и я пропустила первые слова. Поймала себя на том, что киваю, и, как загипнотизированная, бреду за ним по коридору. Раз уж через деканат вызвали... наверное, можно?
Мы вышли на улицу, где на асфальт лениво падали первые желтые листья, и подошли к автомобилю. Не просто машине, а к монолиту из блестящего черного лака и хрома, который казался инопланетным кораблем.
Мужчина открыл массивную заднюю дверь, и его жест был не приглашением, а мягким, но непререкаемым приказом. Я машинально упала в кожаное кресло, и дверь захлопнулась с глухим, герметичным стуком.
Салон поглотил меня. Воздух, пахнущий дорогой кожей и едва уловимыми нотами парфюма, щекотал ноздри. В полумраке, на противоположном сиденье, сидел другой мужчина. Его лицо было знакомо, я точно где-то его видела... он отпечатался в памяти.
— Станислав, — представился он, и его голос был низким, бархатным, как ночь.
— Вера, — прошептала я, и в этот момент память выдала картинку: две недели назад, его кабинет с панорамными окнами, он — спонсор наших студенческих соревнований. Я тогда, краснея, принесла ему на подпись какие-то бумаги. Он едва взглянул на меня.
А сейчас он предложил пообедать. Я сидела, вжавшись в кресло, тело стало ватным, язык прилип к небу. Кто я и кто он? Пятнадцать минут назад я решала задачи по сопромату, а теперь нахожусь в лимузине с человеком, который, кажется, может купить и продать все, что угодно.
Жутковатое, липкое понимание ползло изнутри: «Этому взрослому, влиятельному мужчине что-то нужно от меня. Что-то конкретное». Но разум отчаянно сопротивлялся: «Может, я все неправильно поняла? Может, это связано с универом?»
Мы ехали в ресторан. В машине были водитель и тот, кто меня привел, но я чувствовала себя в ловушке. Сердце колотилось где-то в горле, сбивая дыхание. Мысли путались, рисуя самые страшные картины. «А что будет после? Что он предложит после обеда?»
Из машины не выпрыгнешь на ходу, а вот из ресторана... из ресторана, наверное, можно сбежать. С этой единственной мыслью я на автомате, вышла из машины и проследовала за ним в здание, где нас молча проводили в отдельный кабинет с мягкими стенами и приглушенным светом.
Станислав не спеша сделал заказ, называя блюда, названия которых звучали как заклинания. Я молчала, сжимая в коленях дрожащие руки. Мне предложили вина, но я отказалась, боясь, что даже глоток лишит меня последнего самообладания. Когда убрали десерт, он посмотрел на меня прямо, и в его взгляде не осталось места для иллюзий.
Он положил на стол брелок с ключами и листок с адресом.
— Ключи от квартиры. Ты будешь жить там одна. — Затем указательным пальцем подвинул ко мне банковскую карту. — На твои расходы. Забудь о подработках.
Его голос был спокоен и тверд.
— В квартиру ты не приводишь гостей. Я буду приезжать. — Воздух в кабинке стал густым и тяжелым. До меня наконец дошло, обернувшись ледяным ужасом. Из меня хотят сделать содержанку.
— Мне... мне нужно подумать, — выдавила я, и собственный голос показался мне писком испуганной мыши.
Станислав медленно кивнул, его губы тронула едва заметная улыбка.
— Конечно. Думай.
Но то, что ждало меня вечером в нашей съемной однушке, не оставило места для раздумий. Не оставило мне выбора.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Я просто пошутила", Надежда Новикова ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 | Часть 9 | Часть 10 | Часть 11
Часть 12 - продолжение