1941 год.
- Мама Ира, ты не плачь, - успокаивал её Федя. - Мы с Васей обязательно вернемся, слышишь?
- Слышу, Феденька, - Ирина вытерла слёзы кончиком платка. - Только вот сердце болит, а душа не на месте. Вы берегите себя. Друг за друга горой будьте.
Она поцеловала Василия и Федю в щеки на прощание и каждого перекрестила.
Глава 1
- Как же иначе? - Василий ласково посмотрел на мать. - Мы же братья с Федькой. Пусть не по крови, но одним молоком вскормлены.
- Всё, мать, отойди, дай и нам с сыновьями проститься и слова напутственные сказать, - Пётр аккуратно отодвинул Ирину и они с Прохором стали прощаться с ребятами, которых забирали на фронт.
Едва началась Великая Отечественная война, так и повестки им сразу пришли.
Молодые девятнадцатилетние парни, которые росли всю жизнь рядышком, стояли теперь плечом к плечу, подбадривая друг друга. И только они одни знали, как, несмотря на показушную храбрость, страх сжимает их сердца.
****
Вечером, когда парней забрали, Прохор и Пётр сидели во дворе, держа в руках граненые стаканы.
- Слышь, Петька, я вот чего подумал... Не буду ждать, покуда мне повестка придет и на наш молодняк похоронки пойдут. Поеду я завтра в военный комиссариат, пусть и меня берут сразу. А чего? Опыт у меня есть, да и у тебя тоже. Мы ведь в двадцатом году на Кавказе служили, пороху понюхали.
- Верно говоришь, брат. Да и годы позволяют показать этой нечисти нашу удаль.
Ирина стояла за углом и слушала слова мужа и соседа. Уйдут, как пить дать - уйдут. Они ведь молодые еще, с радостью их в добровольцы примут. Петьке едва сорок четыре года исполнилось, а Прохор всего на пару лет старше.
Она прижала руки к губам, стараясь унять вопли, готовые вырваться из её уст.
А мужчины продолжали говорить, пока женщина надеялась, что это просто задушевный разговор за выпивкой. Но наутро Прохор и Пётр, оседлав коней, в город отправились.
- И на кого вы меня оставляете, а? - рыдала она, собирая вещи мужа, когда он с серьезным лицом вернулся из города.
- Ты, Ира, не голоси. Всё село нынче как одна семья, все друг дружки держатся. А у нас с Прошкой еще три дня есть. Хватит нам времени еще подколоть дрова, да сена побольше накосить.
Сеновал был полный, но тем не менее Пётр с утра до обеда на сенокос выходил вместе с Прохором, который свою корову отвёл к сестре, да козу и кур ей же отдал. Там детишек полон дом, им в самый раз будет.
А после обеда не смолкал стук топора. Уж полная поленница была, а Пётр все колотил и колотил, складывая дровишки в сарай.
- Это уж я на всякий случай, ежели до зимы мы немца не прогоним. Ну не смотри так, Иринка. Сердце не рви на части. Ты молись лучше за нас, да за сынов наших.
****
Они ушли и Ирина денно и нощно, едва выдавалась свободная минутка, стояла на коленях перед образами, молясь за Федю, Василия и Петра с Прохором.
Но то ли мольбы были не услышаны, то ли немецкая пуля оказалась сильнее, да вот только уже в сентябре тишину рабочего уральского поселка пронзили крики матери Прохора.
Слёзы неустанно лились из глаз Ирины. Прохор был другом семьи, отцом её молочного сына. И будто родного человека потеряла она.
Но еще сильнее была боль, когда она действительно лишилась своей кровиночки. Весной 1942 года в её дом пришла похоронка на Василия.
Единственный сын отдал свою жизнь за Родину.
Она чувствовала себя одинокой и подавленной. Ну почему им Господь не дал хотя бы еще одного ребенка, вернее, не оставил в живых?
В 1925 году на маленьком сроке скинула, еще не зная, что ждет ребенка. В 1927 году она родила дочь, но та и суток не прожила. Велико было горе родителей, но забота о Василии и Феде помогала им унять ту душевную боль.
Больше не довелось Пете и Ирине стать родителями, хотя у них в семье все многодетные.
Как же было страшно Ирине видеть почтальона. Она хоть и ждала писем, но больше всего боялась получить очередную похоронку. Поэтому каждый раз с замиранием сердца смотрела на разносчика вестей. И молилась неустанно...
Давно уж закончились дрова, заготовленные Петром, давно уж корова сено сжевала. Вот женщина одна и справлялась, как могла.
****
1944 год.
Ирина стояла в черном платке посреди поля, держа в руках тяпку. И вдруг увидела, как по проселочной дороге идет, хромая, мужчина в солдатской форме.
И вдруг она уловила знакомый жест - именно так откидывал волосы со лба её муж Пётр.
- Петя! Петя-я-я! - она орала, как умалишенная, несясь по полю. Другие женщины тоже покидали орудия труда и бросились к солдату. Каждого, кто прибывал в село на побывку или возвращался комиссованным, встречали с огромной радостью.
- Узнала, родная! Издалека узнала! - Петр заключил жену в объятия, прижимая крепко к себе.
- Как же не узнать, когда мы с тобой столько лет душа в душу прожили? Петруша, неужто победа? А по радио вот передавали...
- Это для меня война закончилась. Всё, - он тяжко вздохнул.
- А что с ногой?
- Осколок. В госпитале я лежал два месяца, а теперь вот, комиссовали.
- Что же ты мне ничего не сказал? - Ирина плакала от жалости к мужу, и в то же время были слёзы и радости от того, что он вернулся.
- Знал, что на месте не усидишь, что в госпиталь примчишь, А врач мне и сказал, что всё, как подлечат, то сразу домой отправят. Так что я теперь вот такой, - он развел руками.
- Ничего, зато на своих двух, с двумя руками, живой, не как Прошка...
Лицо Петра помрачнело. Их с Прохором разделили по разным батальонам, и о том, что на друга пришла похоронка, он узнал из письма жены.
Из её же писем он знал и то, что Василия не стало весной 1942 года.
- Федька пишет?
- Пишет, а как же. И бабке своей, и мне пару слов в письмеце черкнет. Под Минском он сейчас.
****
Ирина продолжала молиться о Феде. Он был сейчас единственным человеком, которого она ждала. Пётр следил за домом Прохора, чтобы вернувшийся Федор застал избу отца в хорошем состоянии.
Когда прогремела новость о долгожданной победе, Ирина разрыдалась. Столько было тоски и печали, которые сковывали её сердце, что сейчас, казалось, наконец она будто освободилась от них. Будто дышать легче стало.
Федя вернулся домой лишь только в августе. Каждый день Ирина и Пётр ждали, когда он придет.
- Петруша, а ежели мы Феде и не нужны станем? Одно дело мальцом бегать к нам, а потом с Василием носиться по улицам и пироги со стола таскать, а другое дело, что сейчас вернётся взрослый человек, у которого родни четверть посёлка. А мы не у дел будем, - стоя в саду, Ирина делилась своими страхами с мужем, который чинил лавочку.
- Ты ошибаешься, мама Ира, - вдруг услышала она знакомый голос и, обернувшись, вскрикнула.
- Федя!
- Мама, - он подошел и обнял её. - Ты ошибаешься, я никогда от вас не отвернусь. Пусть мы не родня по крови, но молоко твоё жизнь мне спасло. Твоя любовь и доброта подарили мне детство. А твои молитвы защитили меня в трудные годы.
- Вернулся, сынок, - Пётр подошел к парню и похлопал его по-отечески по плечу.
Они стояли, обнявшись, и каждый из них оплакивал в душе Прохора и Василия, которых не было в эту минуту встречи близких людей.
ЭПИЛОГ
Фёдор и раньше был будто сын для Петра и Прохора. Еще мальчишкой он говорил, что у него два отца, мать и брат. А теперь вот только мать и отец названные остались.
Через год он женился на красавице Полине, которая с завидной регулярностью нарожала Фёдору пятерых детишек - трех сыновей и двух дочерей. Всех их вынянчила на своих руках Ирина.
Именно Иру и Петра они знали как бабушку и дедушку. Самых любимых, родных и ласковых.
Спасибо читателю за историю.
Контакты для обратной связи в описании канала.
Благодарю за прочтение и поддержку автора.
