Отношение Стругацких к религии не такое простое, как может показаться. Легко их объявить атеистами или агностиками, как это часто делают, или даже обвинить в богохульстве за поздний роман "Отягощённые злом", который, подобно "Мастеру и Маргарите" Булгакова, крайне вольно обращается с христианской мифологией. Кстати, это сравнение неслучайно, и Булгаков вообще значимый автор для братьев, к нему есть отсылки и в "Хромой судьбе". И в обоих случаях (и с Булгаковым, и со Стругацкими) мы имеем дело со сложными (и разными, конечно) мировоззрениями, которые к тому же претерпевали изменение в течение жизни и, может быть, именно в творчестве находили наиболее точное и полное своё выражение.
Религиозные (в том числе конкретно христианские) мотивы у Стругацких рассеяны по разным произведениям, но впервые явным образом они появляются именно в "Попытке к бегству".
Это продолжение заметок о повести братьев Стругацких "Попытка к бегству". Начало здесь >>
"Возлюби дальнего"
Возникают эти мотивы, начиная уже с названия. Первое название повести – "Возлюби ближнего", прямая цитата евангельской заповеди. Между прочим, так же назвал один из своих романов Ремарк, и тот роман был впрямую о нацизме, а у Стругацких – опосредованно, но важно, что и у них вопрос о любви к ближнему, о человечности ставится на фоне бесчеловечного, жестокого общественного уклада.
В дальнейшем АБС изменили название на "Возлюби дальнего", но и оно не прошло цензуру (оказалось, это цитата из Ницше). Изменение это тоже понятно, ведь в "ПкБ" жители благополучного и совершенного Мира Полудня сталкиваются с тем, чего ещё никогда не видели, что уже и из исторической их памяти изгладилось, – с миром, напоминающим их отдалённое и забытое прошлое. И обитатели этого чужого мира так же далеки от землян в социальном и психологическом плане, как и их планета – в пространственном. В этом смысле они, конечно, "дальние" ("Это же не человек, подумал Антон, это же только похоже на человека…")
И то, что земляне видят на планете Саула, они воспринимают прежде всего как беду и страдание, а не просто как непонятное, неправильное, примитивное общественное устройство. Проблема любви к ближнему/дальнему рассматривается здесь как проблема деятельного соучастия в ситуации, когда невозможно ни изменить что-то, ни пройти мимо и вернуться к своей прежней безоблачной, "полуденной" жизни, забыв о том, что увидел. Потому что "изгнание из рая" уже произошло, нельзя теперь просто взять и забыть, что рядом есть миры, в которых люди бедствуют, в которых творится чудовищное насилие и несправедливость.
"Вы хотите помочь страждущим. Это великолепно. Возлюби, так сказать, дальнего. Но не кажется ли вам, что этим самым вы вступите в конфликт с некоторым установленным порядком?"
Вот эта проблема, внешне вроде бы вполне социальная и рациональная (и актуальная для современного мира), подаётся Стругацкими почему-то через религиозные формулы и образы, что для интеллигентов-шестидесятников не выглядит обычным.
— Мы! — Саул усмехнулся. — Что мы можем сделать? <...> Можно напялить белые хламиды — и прямо в народ. Вы, Антон, будете Христос, вы, Вадим, апостолом Павлом, а я, конечно, Фомой. И мы станем проповедовать социализм и даже, может быть, сотворим несколько чудес. Что-нибудь вроде нуль-транспортировки. Местные фарисеи посадят нас на кол, а люди, которых мы хотели спасти, будут с гиком кидать в нас калом…
Да, конечно, это сравнение даётся не без иронии, но таковы уж Стругацкие, у них всё пропускается через иронию, это не какая-то особая "честь" для христианства. Вообще примечательно, что проповедь Христа ставится в один ряд с учением социализма. Как любая религия, так и любая идеология (а уж коммунистическая особенно) требует веры, культа и ритуалов. В социализме Царство Небесное заменяется земным коммунистическим будущим, но перспективы его столь же отдалённы. Сравнение библейских заповедей и "Морального кодекса строителя коммунизма", принятого как раз в 1961 году, за год до издания "ПкБ", стало впоследствии общим местом. Но дело здесь, мне кажется, не в прямом соответствии, а в самой необходимости строгой внешней регламентации правил жизни, чётко по пунктам (в "Скотном дворе" Оруэлла животные начали строительство своего нового "коммунистического" мира именно с записи заповедей на стене сарая).
Важно, что вот эта чёткая регламентация по пунктам характерна для Ветхого Завета (можно вспомнить, что именно на Ветхий Завет преимущественно опираются законы тоталитарно-религиозного государства в "Рассказе служанки"), а новозаветное, христианское учение апеллирует больше к духу, чем к букве.
У Стругацких Мир Полудня (а что он такое, как не коммунистический рай земной?) тоже, кажется, тяготеет к духу. Писаных, чеканно сформулированных законов-заповедей мы там пока не встречали. Есть инструкции, разработанные для конкретных ситуаций (в "Стажёрах" вопросу о пользе инструкций посвящена целая глава, впрочем, проходная), но они носят технический характер, касаются нештатных ситуаций в космосе, например.
Но в "ПкБ" об инструкции заходит речь уже применительно к центральным вопросам повести: что делать, как помочь целой цивилизации в беде? вмешиваться, не вмешиваться? если вмешиваться, то каким образом?
"Шанс столкнуться с неизвестной цивилизацией был чрезвычайно мал, но реален, и каждый звездолетчик знал инструкцию Комиссии по контактам, запрещавшую самостоятельные контакты с неизвестными цивилизациями. Теперь глупо отступать, думал он. Надо было покинуть Саулу сразу же, едва мы увидели трупы. Надо было… Только никто бы этого не сделал. И всё же существует инструкция. И составлена она как раз на такой вот случай — когда у тебя в экипаже один так и горит от жажды деятельности, а другой вообще непонятно чего хочет. А самого тебя раздирают противоречия. <...>
И инструкция, очень толковая и простая инструкция: «…никаких самодеятельных контактов с аборигенами…» Очень просто: вышел, осмотрелся, заметил признаки живой цивилизации и… «необходимо немедленно покинуть планету, тщательно уничтожив все следы своего пребывания»".
Мы видим, что ответа как такового инструкция не даёт. Она, конечно, "толковая и простая", но суть её не в том, что вмешиваться не надо вообще, а только в том, что это нужно решать взвешенно, не сиюминутно, и делать это должны не случайные охотники за приключениями, а специально обученные профессионалы (как дальше будет сказано, в Комиссии по контактам "нет ни одного рубаки, а люди все, как на подбор, серьёзные, умные и видящие последствия"). Но в том и дело, что это не ответ, и хорошая литература тем и хороша, что не даёт ответов в виде инструкций. И у Стругацких "случайные" люди нередко будут оказываться в центре событий и активно принимать в них участие (этой теме посвящён "Обитаемый остров"), да и "профессионалам" всё равно приходится принимать этические решения самостоятельно ("Трудно быть богом").
И уже в "ПкБ", в приведённом фрагменте, мы видим конфликт между инструкцией и совестью (буквой и духом): "Надо было… Только никто бы этого не сделал". Характерно следующее замечание:
"Разумеется, структуральные лингвисты и историки понятия не имеют об инструкции. Объяснить им — наверняка воспримут как личное оскорбление: «Мы не дети! Сами знаем, что хорошо, а что плохо!»"
В том и дело, что "полуденная" мораль не нуждается во внешней регламентации. При этом она очень близка христианскому человеколюбию. Только на Сауле, столкнувшись с ужасами "средневекового фашизма", земляне впервые открывают для себя чувство ненависти ("Я бы им устроил праздничек, подумал он с ненавистью. Это было странное чувство – ненависть. Он никогда раньше не испытывал ненависти к людям"). Но заповедь "не убий" для них ненарушима, даже не будучи нигде записанной, кроме как в сердце. Угнетатели и убийцы для них всего лишь "тупые, невежественные люди. Разве на них можно сердиться по-серьёзному?"
Только Саул, человек XX века, знакомый не понаслышке с его ужасами, предупреждает своих "полуденных" друзей:
"А что вы будете делать, когда придётся стрелять? А вам придётся стрелять, Вадим, когда вашу подругу-учительницу распнут грязные монахи… И вам придется стрелять, Антон, когда вашего друга-врача забьют насмерть палками молодчики в ржавых касках! И тогда вы озвереете и из колонистов превратитесь в колонизаторов…"
Здесь уже прямо предвещается та ситуация, в которой совсем скоро (через одну книгу) окажется Антон-Румата в "Трудно быть богом". (Кстати, не вполне ясно, Антон из "ПкБ" и Антон из "ТББ" – один и тот же человек или нет, но по меньшей мере литературная преемственность между ними есть.)
Раз речь коснулась имён, можно отметить, что одного из главных героев "ПкБ" авторы называют ветхозаветным именем Саул, а саму открытую планету со "средневековым фашизмом" герои, шутя, тоже нарекают его именем – Саула. Возможно, это неслучайно, если действительно здесь есть параллели между ветхозаветным миром, средневековьем и XX веком, в том числе и социализмом времён самих АБС. Кроме того, библейский Саул – образ беспокойный, мятущийся и гневный, обременённый виной, такими же чертами обладает и Саул в повести. И если первый еврейский царь покончил жизнь самоубийством, то и у АБС "попытка к бегству" Саула заканчивается самоубийственным возвращением на верную гибель.
Мир Полудня же оказывается ближе к христианству, причём не к позднему, обременённому разветвлённой и иерархической церковной структурой, властью и культом, а к раннему, более близкому изначальному духу христианского учения. Ведь в Мире Полудня нет, скажем, ни официальных праздников, ни демонстраций, ни посвящений в пионеры, ни других примет коммунистического "культа", а авторитет отдельных лиц вроде Горбовского или Мбоги не проистекает из их должностей и званий и сравним с авторитетом святых или учителей в среде тех же ранних христиан (фигура учителя вообще очень важна в Мире Полудня, а в са́мом "религиозном" произведении АБС, "Отягощённые злом", одним из главных персонажей тоже будет учитель).
На ранних христиан, которые зачастую происходили из благородных римских семей, похожи и "желающие странного" узники с золотыми ногтями:
— Почему у некоторых золотые ногти?
Пленник сказал шёпотом:
— Это были люди большого богатства. Но они хотели странного, а некоторые даже пытались сменить Утёс. Они отвратительны, как падаль, — сказал он громко.
И именно к этих людям земляне наиболее расположены, чувствуя в них "своих" по духу, об этом подробнее говорилось в посте о "желающих странного".
Наверное, в том, что касается религиозных мотивов в "ПкБ", стоит здесь пока поставить точку (где-то же её надо поставить), но разговор о самой повести ещё не закончен.
Все посты о книгах Стругацких собраны здесь.
Если вам понравился текст, вы можете помочь в развитии канала, поставив лайк и подписавшись. Это, правда, ценно и мотивирует автора. Особая благодарность тем, кто найдёт возможность поддержать канал донатом, это поможет вести его регулярнее.
Можно подписаться также на телеграм-канал автора.
Комментарии приветствуются, как и доброжелательный тон общения.
Что ещё интересного в этом блоге:
