В комментариях к моим статьям уже была высказана мысль о том, что название повести «Первая любовь» относится не только к рассказчику. Первая любовь и у Зинаиды, и у Петра Васильевича.
Я не могу полностью разделить эту точку зрения. У Зинаиды – вероятнее всего, да. Она встретила такого, о ком говорила: «Я таких любить не могу, на которых мне приходится глядеть сверху вниз. Мне надобно такого, который сам бы меня сломил». Её отношения с поклонниками были просто игрой – сейчас возникло серьёзное чувство.
А вот про Петра Васильевича утверждать ничего бы не стала. Дело, конечно, не в том, что, и это ясно из слов сына, он «насладился этим другим вполне», связь с Зинаидой у него явно далеко не первая. Можно, конечно, представить себе, что были связи, увлечения, но не подлинная любовь. Однако мы ничего не знаем о его юности – а возможно, там и было что-то нежно-трепетное? Так что здесь остаёмся в неведении.
Но у героя-рассказчика эта любовь, без всяких сомнений, первая. «Моя первая любовь принадлежит действительно к числу не совсем обыкновенных», — скажет он. а в конце рассказа задаст вопрос: «Что у меня осталось более свежего, более дорогого, чем воспоминания о той быстро пролетевшей, утренней, весенней грозе?» И эта «гроза», по всей видимости, определила его последующую жизнь: «хозяин дома», предлагавший рассказать историю первой любви, заметит: «Я, господа, признаюсь, поднимая вопрос о первой любви, надеялся на вас, не скажу старых, но и не молодых холостяков». Рассказчик представлен нам как «Владимир Петрович, человек лет сорока, черноволосый, с проседью». Семью не создал – как видно, под влиянием пережитого…
Каким же предстаёт он на первых страницах повести? «Мне было тогда шестнадцать лет», - начнёт он свой рассказ.
Кстати, позволю себе немного отвлечься. «Вчерашний гимназист влюбляется в соседку по даче» - это аннотация к фильму 1968 года на одном из сайтов. Был ли Владимир гимназистом? По-моему, совершенно ясно, что нет. Он расскажет: «Я делал что хотел, особенно с тех пор, как я расстался с последним моим гувернёром-французом». Именно о гувернёре будет упомянуто и в его первом разговоре с Зинаидой. Современники Тургенева прекрасно понимали, что, раз был «француз», образование Владимир получал, видимо, дома. В отличие от нашего времени, аттестат о среднем образовании не был обязательным документом для поступления в университет, нужно было сдать экзамен, к чему Владимир и готовился: «Я готовился в университет, но работал очень мало и не торопясь». Часто будет поминаться «курс Кайданова» (не могу не заметить, что И.К.Кайданов – один из тех, кто учил юного Пушкина; я о нём писала), историка, так что скорее всего поступает на словесный факультет, где учился и сам И.С.Тургенев.
О своём состоянии и настроении герой помнит и спустя четверть века: «Кровь бродила во мне, и сердце ныло — так сладко и смешно: я всё ждал, робел чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений, как на заре стрижи вокруг колокольни; я задумывался, грустил и даже плакал; но и сквозь слезы и сквозь грусть, навеянную то певучим стихом, то красотою вечера, проступало, как весенняя травка, радостное чувство молодой, закипающей жизни». «Весь наготове» - конечно же, к тому, чтобы полюбить… Тут снова вспомнишь пушкинское «душа ждала кого-нибудь», мы чувствуем, что достаточно одной встречи, - и она происходит.
Мы ничего не знаем об образе жизни семьи родителей Владимира, но по отдельным деталям видим, что сын к началу развития событий находился ещё на положении мальчика-подростка. Помимо обязательного гувернёра («Ещё месяца не прошло с тех пор, как я расстался с моим французом»), это видно и по одежде героя. Перед приходом Засекиных он «надел сюртучок и галстух», за что получил замечание от матери: «Это зачем? Ты ещё не студент, и Бог знает, выдержишь ли ты экзамен. Да и давно ли тебе сшили куртку? Не бросать же её!» Куртку полагалось носить мальчикам, сюртук – одежда взрослых. Он уже есть у Владимира, однако мать настаивает ещё на подростковой «форме одежды», да и сам он заметит: «Дома я ещё ходил в куртке и в отложных воротничках, хотя очень ими тяготился».
Мальчики-подростки, разумеется, могли видеть девушек – родственниц или дочерей добрых знакомых, но общение с ними было ограничено светскими правилами. По-настоящему встречи начинались с момента «взросления», которое в данном случае, видимо, связывалось с поступлением в университет. Так что в свет Владимир пока ещё не выезжал и возможности встречаться с барышнями, ухаживать за ними не имел. Наверное, именно поэтому так действует на него неожиданное видение прекрасной соседки, встреченной, к тому же, не в светской гостиной, а потому и поражающей его всем: и одеждой («полосатое розовое платье» и «белый платочек на голове» - явно не костюм для выездов в свет), и свободой обращения с четырьмя кавалерами: «В движениях девушки… было что-то такое очаровательное, повелительное, ласкающее, насмешливое и милое, что я чуть не вскрикнул от удивления и удовольствия и, кажется, тут же бы отдал всё на свете, чтобы только и меня эти прелестные пальчики хлопнули по лбу».
Поначалу сцена выглядит даже несколько комичной. Мы слышим слова незнакомца (Лушина, как окажется впоследствии): «Молодой человек, а молодой человек, разве позволительно глядеть так на чужих барышень?» Видим реакцию Зинаиды: «Я увидал огромные серые глаза на подвижном, оживлённом лице — и всё это лицо вдруг задрожало, засмеялось, белые зубы сверкнули на нем, брови как-то забавно поднялись». И преследует героя «звонкое, но не злое хохотанье». «Смятение чувств» уже началось…
И, конечно, только улыбку (но улыбку добрую) может вызвать воспоминание героя: «Ложась спать, я, сам не знаю зачем, раза три повернулся на одной ноге, напомадился, лёг и всю ночь спал как убитый. Перед утром я проснулся на мгновенье, приподнял голову, посмотрел вокруг себя с восторгом — и опять заснул». Меня больше всего умиляет это «напомадился» - перед обедом с гостями понятно, почему, но на ночь-то зачем?
Несколько комично будет и описание первой настоящей встречи, когда Зинаида будет на него «глядеть с прежней усмешкой, слегка щурясь и склонив голову немного набок», а «серебристый звук её голоса» пробежит по нему «каким-то сладким холодком». А затем будет сцена «распутывания шерсти», когда Владимир получит возможность вдоволь налюбоваться на неё: «Лицо её показалось мне ещё прелестнее, чем накануне: так всё в нем было тонко, умно и мило». И, конечно, изумительно смешное и такое трогательное завершение: «"И вот я сижу перед ней, — подумал я, — я с ней познакомился... какое счастие, Боже мой!" Я чуть не соскочил со стула от восторга, но только ногами немного поболтал, как ребёнок, который лакомится».
Будет ни к чему не обязывающая беседа – очевидно, княжне приятно разговаривать с молодым человеком, не искушённым в житейских хитростях, ощущая силу своего влияния на него. Когда герой думает: «Она всё понимает, она всё видит. И как ей всего не понимать и не видеть!» - конечно же, он совершенно прав.
Он так покорён княжной, что не чувствует, как бежит время («Мне было хорошо, как рыбе в воде, и я бы век не ушёл из этой комнаты, не покинул бы этого места»), и из-за того, что пробыл он у Засекиных «час с лишком», мать даже присылает за ним лакея: «Оне гневаются, что вы с ответом не ворочаетесь».
Уйдёт он расстроенным: «Мне вдруг стало очень грустно... Я силился не плакать... Я ревновал к гусару». К гусару, принесшему Зинаиде котёнка, но мне кажется, что он и к самому котёнку готов её ревновать…
О первом чувстве юного, «нецелованного» молодого человека рассказано немало – и в литературе, и в мемуарах, и обычно эти рассказы сопровождаются именно такой доброй улыбкой и походят скорее на милую комедию. Но очень скоро мы почувствуем, что вовсе не комедия разворачивается перед нами.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Путеводитель" по тургеневскому циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь